Глава 15

Когда наступает первое мая, я начинаю отсчитывать дни до окончания школьных занятий. В Адамсоне ничего не происходило с тех пор, как я ушла, и у меня начинает скручиваться под ложечкой это тошнотворное чувство вины.

Юджин умер из-за меня?

Я знаю, это странная мысль, но очевидно, что люди, ответственные за его убийство — те же самые, кто охотился за мной, те, кто оставлял записки с требованием уйти. Если бы я ушла раньше, остановило бы это насилие? Спасло бы это Рейнджера от того, что он чуть не утонул?

На это невозможно ответить, поэтому я и не пытаюсь.

У меня заканчиваются занятия, и я сижу и жду Монику, пока не получаю сообщение о том, что она застряла с решением теста по математике. Подруга обещает, что будет через полчаса, поэтому я решаю подождать на заднем дворе, который с любовью называют Двор одуванчиков, потому что, знаете ли, наш клуб садоводов — отстой, и это место заполнено большими белыми одуванчиками.

Греясь на солнышке у одной из кирпичных стен, я достаю дневник Дженики и начинаю читать. Я пыталась читать хотя бы страницу или две каждый вечер, но только вчера вечером по-настоящему добралась до хорошего. И под хорошим я подразумеваю плохое.

Через несколько месяцев после начала учебного года Дженика была близка к нервному срыву. Разрываясь между учебой в школе, своими новыми отношениями с Риком и попытками определиться с колледжем, она в конечном итоге приняла несколько довольно сомнительных решений. Брат Спенсера, Джек, продал ей немного кокса и несколько таблеток, и записи после стали сильно отличаться.

Я думаю, что она, возможно, была немного зависимой.

Сегодня, возвращаясь в общежитие, я поняла, что мне просто нужно минутку побыть одной. Я пробралась сквозь деревья и бросилась бежать, понятия не имея, куда направляюсь. Вот тогда-то я и столкнулась с ними.

Они не хотели, чтобы я была там; они были взбешены.

Всё стало плохо, по-настоящему, очень плохо.

Поэтому побежала домой, заперла дверь и зажала уши руками.

Это выйдет мне боком, я просто знаю, что это так.

У меня отвисает челюсть, и я перелистываю предыдущие страницы назад-вперёд, чтобы посмотреть, не пропустила ли я чего-нибудь. Но нет, Дженика просто намеренно говорила расплывчато. Я имею в виду, в конце концов, это был её дневник. Думаю, она не ожидала, что кто-то ещё его прочтёт. Либо так, либо она была под кайфом, когда писала этот раздел. Кто знает?

Разочарованно вздохнув, я продолжаю, но следующие несколько страниц довольно скучны. Её парень Рик кажется придурком-шовинистом, но там ничего нет о том, что случилось с ней в лесу.

Я просматриваю записи за несколько недель, а затем останавливаюсь на странице с символом. Набросок Дженики не выглядит поспешным или неуверенным; как будто она рисовала по чему-то из реальной жизни. Я достаю камень из кармана и рассматриваю его. Мы с парнями пытались разобраться в этом, но нет никакой информации об этом символе. Он похож на множество других хорошо известных символов, но не совпадает ни с одним из них.

Вздохнув, я снова убираю камень и переворачиваю страницу.

Прямо здесь, похоже, была оторвана целая секция. Я увеличиваю изображение, и вот оно, ясное как божий день, края оторванной бумаги рядом с записью о Лайонеле Мерфи.

Он такой хороший, добросердечный друг, единственный человек, с которым я могла бы стольким поделиться.

Ага.

Да, они встречались за спиной Рика, в этом у меня не было никаких сомнений.

Я дочитываю половину следующей страницы, когда слышу шум. Поднимаю голову, ожидая увидеть другого студента, уборщика, преподавателя. Но вместо этого там никого нет.

Неважно.

Я снова начинаю читать, когда слышу стук ботинок по гравию.

На этот раз, когда я поднимаю глаза, то вижу парня, стоящего чуть дальше по дорожке от меня. Он одет в толстовку с капюшоном, плотно закрывающую его лицо.

Что. За. Хуйня?

— Э-э, я могу вам помочь? — с трудом говорю я, и тут парень мчится ко мне по дорожке. Я роняю телефон, откатываясь в сторону, и бейсбольная бита врезается в кирпичную стену, где я только что сидела.

«Этого просто не может быть!» — думаю я, вскакивая на ноги и убегая к дверям в коридор, которые оказываются запертыми. Я дергаю за ручки, а затем, повинуясь какому-то глубоко спрятанному инстинкту, пригибаюсь.

Бейсбольная бита ударяется о пуленепробиваемое стекло окна и отскакивает назад, заставляя нападавшего выругаться.

Я уже ползу на четвереньках, опираясь рукой о стену, чтобы встать, и кидаюсь к открытому окну за деревянным садовым ящиком, наполненным овощами (и одуванчиками). Я перепрыгиваю через коробку, раздавив при этом огурец, а затем открываю москитную сетку, вползаю в класс и приземляюсь на пол задыхающейся кучей.

К сожалению, там никого нет, так что я всё ещё предоставлена сама себе. Бросаюсь к двери и распахиваю её, врываясь в пустой коридор.

Второй из двух нападавших на меня стоит там с ножом в руке.

Иисус.

— Это сумасшествие! — кричу, мой голос эхом отдаётся в пустом коридоре. Где, чёрт возьми, все? Я срываюсь в кафетерий, поскальзываясь на полу, когда пробираюсь мимо столиков для пикника в направлении пожарного выхода. Позади меня раздаются шаги, они быстро приближаются. И хотя в последнее время я занимаюсь серфингом, я всё ещё немного не в форме; задыхаюсь как сумасшедшая.

Мой третий нападающий, гораздо меньшего телосложения, выскакивает из-за мусорного бака, одетый в ещё одну невзрачную чёрную толстовку с капюшоном и вооруженный электрошокером. Долбаный электрошокер. И где мой, когда он мне понадобился? Верно, у Моники, потому что мне не разрешают приносить в школу чёртово оружие. Нахуй мою жизнь.

Попытка остановиться на этих покрытых воском полах — верный путь к катастрофе, и в итоге меня заносит, и я врезаюсь в ноги придурка номер три. Она — это определенно она — издаёт женский стон и падает на меня сверху. Она не может использовать электрошокер в такой непосредственной близости, но эта дама чертовски уверена, что сможет удерживать меня столько, сколько ей понадобится, пока сюда не доберутся двое других парней.

— Отпусти меня! — кричу я, и звук хлопающей двери на кухне эхом разносится по комнате.

— Что, чёрт возьми, здесь происходит? — спрашивает одна из поваров, выбегая из двери, ведущей на кухню столовой, с ножом в руке. Девушка, которая меня удерживает, пинает меня и ругается, поднимаясь на ноги. Я не до конца уверена, что одной разгневанной поварихи достаточно, чтобы остановить этих уродов, поэтому пробираюсь вперёд к выходу, хватаюсь за ручку, чтобы подняться на ноги.

Дверь распахивается передо мной, впуская волну солнечного света, когда я поворачиваюсь и хлопаю по ней ладонями, чтобы заставить её закрыться.

Последнее, что вижу перед тем, как она закрывается — это трио придурков в толстовках, уставившихся на меня. Обернувшись, я обнаруживаю, что смотрю на группу детей-готов, курящих сигареты. Я улыбаюсь; они не улыбаются в ответ. И я заставляю себя пройти мимо них так медленно, как только могу.

Никто не следует за мной из кафетерия, но чего бы ни добивались эти психи – это сработало.

Я до смерти напугана.

Запугивать меня, пока я была в Адамсоне, спала в комнате Дженики, исследовала общежитие для девочек — в этом был смысл.

Сейчас… его нет.

Что, чёрт возьми, происходит, во имя вечной любви?!

— Ты, блядь, должно быть, издеваешься надо мной? — бормочет Тобиас, когда Спенсер подходит к нему сзади. Мика сидит слева от брата, в то время как Черч отдыхает на заднем плане. Рейнджер подходит к экрану вплотную.

— Как ты думаешь, нападавшие на тебя были мужчинами или женщинами? — спрашивает он, сжав губы в тонкую линию. Он выглядит готовым кого-нибудь убить.

— Двое мужчин, одна женщина, как мы и думали, — отвечаю я, выдыхая и проводя руками по лицу. Я сообщила о нападении в службу безопасности, но после обыска в кампусе не было обнаружено никаких доказательств каких-либо правонарушений. Так получилось, что камеры видеонаблюдения вышли из строя во время инцидента. Хотя они приняли мое заявление, я могла бы сказать, что двое полицейских-мужчин скептически отнеслись к моей истории. Придурки. — Как вы думаете, мне следует позвонить отцу и поговорить с ним об этом?

— Чёрт возьми, да, — огрызается Рейнджер, закрывая глаза и прикрывая рот рукой. Он снова открывает их, эти тёмно-сапфировые радужки пронзают меня насквозь. Он на другом конце страны, и всё же он мог бы убить своим свирепым взглядом. — Это чертовски серьёзно.

— Он мне не поверит, — бормочу я, но Рейнджер бросает на меня обжигающий взгляд. Интересно, он действительно думает обо мне как о замене Дженики?

«Надеюсь, что нет», — думаю я, неловко ёрзая на диване в комнате для гостей Моники. Вот насколько велико это место, в спальне есть собственный камин и зона отдыха. Я надеюсь, что в конечном итоге они не потеряют его из-за потери права выкупа, как предполагал Мика.

— Он поверит. Он отослал тебя не просто так. Он знает больше, чем показывает, — выдыхает Рейнджер. — У тебя уже была возможность закончить дневник?

— Я еще в процессе, — говорю я, мои мысли возвращаются к Дженике. Она действительно писала о каких-то хреновых вещах, но она также описывала свои страхи, надежды и мечты. Зная, что её больше нет, пережить это нелегко. Когда я это читаю, мне всегда хочется плакать.

— Мы тут кое-что разузнали, но с тех пор, как ты ушла, всё было тихо. Чего я не понимаю, так это почему ты получала записки с просьбой уйти только для того, чтобы нападавший преследовал тебя?

— Может быть, это розыгрыш? — предлагает Спенсер, кладя руки на спинку стула Тобиаса и наклоняясь вперёд. Я вдыхаю аромат Кеннет Коул Блэк, который купила специально для таких моментов. Его бирюзовые глаза притягивают и удерживают моё внимание. — Ты рассказывала кому-нибудь ещё о записках или нападениях? Монике? Тому придурку, Коди?