ГЛАВА 54

ЭЛИАС

Это была та самая наименьшая ошибка, которая окончательно всё испортила.

Он слишком освоился здесь, слишком привык к небольшому комфорту своей койки, слишком уверовал в привычки своих соседей по комнате. Он забыл, что, сколько бы он ни притворялся, он был шпионом в чужом королевстве, незнакомцем, который не мог питать надежду предсказать окружавших его людей.

Поэтому, когда он вернулся в свою пустую спальню после последнего поручения Симуса — очередного бесплодного опроса горожан, в попытке выяснить, кто может скрывать тёмные, захватывающие силы, — рассеянно, по чистой привычке, он вытащил чётки из своего рюкзака.

И как раз в тот момент, когда он вспомнил, что это была плохая идея, как только он вспомнил, почему они должны были спрятаны, Каллиас ворвался в комнату.

Он был в полном беспорядке, полупьяный, дрожащий, как будто его знобило, с красными от слёз глазами и пятнами на лице. Он не мог стоять прямо, шатался из стороны в сторону и выпрямлялся, в его глазах было полнейшее отчаяние.

— Эли, мне нужна твоя помощь, мне нужно, чтобы ты поговорил с…

Он умолк, его глаза широко распахнулись, когда его взгляд остановился на руке Элиаса. На чёрном черепе с алыми глазами, зажатом в его ладони. Потом поднялся на широко раскрытые глаза Элиаса, на его рот, полуоткрытый для оправданий, но не выдавший ни слова.

Выражение лица Каллиаса лишилось всяких чувств. Всего дружелюбия, всей мольбы, всего.

На их месте появилась сталь. Непроницаемая, безжалостная сталь. И хотя Каллиас пошатнулся на нетвёрдых ногах, когда принц вытащил свой меч и направил его в грудь Элиаса, он орудовал им с уверенностью, которая подсказала Элиасу, что избежать его удара будет невозможно.

— Вставай, — приказал Каллиас.

Элиас медленно поднял руки, его желудок сжался, страх затопил горло, как горячая смола, замедляя каждый удар его сердца до ужасных мурашек.

— Ваше Высочество, пожалуйста, это не то, что...

— Эли, — сказал Каллиас совершенно спокойно, — если это вообще твоё имя... Я дам тебе один шанс замолчать, и если ты им воспользуешься, я обещаю, что ты переживёшь допрос.

Нет, нет, нет. Он не мог всё испортить. Он не мог быть тем, из-за кого их поймали, он был так осторожен.

— Каллиас, пожалуйста, я...

Острие меча поцеловало яремную вену, и Каллиас пробормотал:

— Ты не хочешь испытывать сегодня моё милосердие, Эли. Я могу обещать, что ты обнаружишь его полное отсутствие.

Боги, нет. Не это. Что угодно, только не это.

Его плечо слегка пульсировало, словно извиняясь.

Самое последнее место, где он хотел умереть, было в подземелье Атласа.

Но всё, что он мог сделать, это встать, когда Каллиас приказал. И даже когда Симус проскользнул внутрь — даже когда он с удовлетворением посмотрел на чётки Элиаса широко раскрытыми глазами, даже когда он начал выпаливать "я так и знал", прежде чем Каллиас бросил на него взгляд, острый, как остриё стрелы, — он не обронил ни слова.

Во всяком случае, не вслух. Но в его голове была какофония, литания отчаянных молитв, обращённых к Мортем, последняя попытка получить её милость или её чудо.

Но, казалось, даже богиня, которую он так сильно любил, была смущена его ошибкой. Ответа не последовало, кроме тишины, когда Каллиас и Симус повели его вниз по лестнице, вниз, вниз, вниз в глубины знаменитых подземелий Атласа. Где с заключённых сдирали кожу и топили, где их заставляли предавать всё, что им было дорого, чтобы они лишились даже своей гордости в тот миг, когда их изгнали из этого мира.

Элиас зажмурился, вдыхая сырой запах морской воды и плесени. Воздух становился тяжелее с каждым шагом, по серым каменным стенам скатывался конденсат. Холодный пот выступил у него на лбу.

Сорен потеряет свой проклятый богами разум, когда узнает об этом, и всё, что он мог сделать, это надеяться, что она победит... или что милосердие Каллиаса будет более щедрым, когда дело дойдёт его собственной плоти и крови.

Он выдохнул сомнение. Вдохнул веру.

Чему бы они его ни подвергали, какие бы страдания ему ни предстояли, он знал, куда идёт.

Он не боялся.