ГЛАВА 46

КАЛЛИАС

У Каллиаса раскалывалась голова.

Возможно, было неразумно топить свои кошмары наяву в вине и торте, украденных ранее днём на кухне, но это было лучше, чем утопиться самому, о чём он также ненадолго задумался после того, как мать устроила ему взбучку.

Он всё испортил. Вся благосклонность, которую он мог построить со своей матерью, исчезла. Что и привело его сюда: он сидел на земле, свесив ноги в свежевырытую могилу, наблюдая, как Эли начал расчищать внутри грязь для гроба.

Им было поручено перезахоронить тела, которые вошли в город. По рекомендации Эли и Симуса — в кои-то веки они оба согласились — каждое тело было помещено в железный гроб, заперто, ключи расплавлены. Могилы были вырыты в два раза глубже, чем обычно, и должны были быть перекрыты каменными плитами.

— Я так понимаю, встреча с королевой Адриатой прошла не очень хорошо? — спросил Эли, взглянув на него снизу вверх, его глаза были темнее, чем яма, которую он копал.

Его волосы мокрыми от пота прядями упали на лоб, бицепсы напряглись под рукавами. Честно говоря, Каллиас начал подумывать о том, чтобы заняться кузнечным делом.

Тем не менее, даже несмотря на все эти отвлекающие факторы, ледяная вспышка ярости лизнула его внутренности при имени матери, и он изо всех сил пытался подавить её. Было невозможно понять, откуда взялся этот прилив гнева или почему он всегда появлялся, когда он меньше всего мог себе это позволить.

— Что выдало?

Эли вздохнул.

— Ты должен был позволить принцессе Джерихо принять удар на себя в этом деле. Это её обязанность: ловить этих тварей, не так ли? И она, вероятно, отделалась бы легче.

Конечно, возможно, это и должно было быть работой Джерихо. Но Джерихо была так занята, играя роль няньки, что в последнее время почти не утруждала себя показом своего лица. Каллиас крепко сжал пальцы в кулаки, не обращая внимания на холодный пот, выступивший на них. Он схватил кусок своего плаща в руку, рассеянно потирая ткань, чтобы немного выплеснуть своё раздражение.

— Значит, ты думаешь, моя мать послушала бы её, а не меня?

Эли нахмурился.

— Ну, она была Наследницей в течение десяти лет.

— По титулу, да.

И это всё.

— Я не хотел огрызаться. Ты прав. Она, вероятно, скорее послушала бы их всех, нежели меня.

И он понятия не имел, чёрт возьми, почему. Конечно, он был скучнее брата и сестёр, но в политике разбирался лучше. Лучше на войне. Он был предан Атласу всем своим сердцем. То, что мать уважала его мысли гораздо меньше, чем других брата и сестёр, было нелогично. Даже их министры и советники в первую очередь обращались к Каллиасу, когда спрашивали о вопросах политики.

— Лови.

Каллиас едва успел поднять глаза, как Эли швырнул в него запасную лопату, полированная деревянная ручка которой едва не угодила ему прямо в лоб.

— Помоги мне копать, — сказал Эли с лёгкой ухмылкой на губах, — и я скажу тебе, что думают другие охранники, что стоят все эти гарнизонные сплетни.

О, отлично. Так что даже охранники заметили, что благосклонность Адриаты, казалось, была где угодно, только не с ним.

Каллиас долго смотрел на Эли, размышляя, действительно ли он хочет это услышать; но, честно говоря, это не могло причинить ему больше вреда.

Он начал копать.

— Тогда давай.

Эли подошел и встал рядом с ним, его тёплое дыхание ожило, когда коснулось зимнего воздуха, как будто он выдыхал маленькие частички своего духа.

— Ты почти спас Сор... Солейл, верно? В ту ночь, когда её... забрали?

Он сильнее вонзил лопату в кучу земли, не обращая внимания на боль в мышцах. Опускать гроб было достаточно тяжело.

— Да.

Он побежал обратно в пылающий замок, пятнадцатилетний и глупый, и почти добрался до бального зала. Но что-то пошло не так, и каким-то образом охранники, которые последовали за ним, нашли его... но не Солейл.

Эли пожал плечами.

— В гарнизоне преобладает теория. Люди думают, что она винит тебя, потому что ты не смог вытащить Солейл.

Слова отозвались мягким, слишком мягким эхом в самой его сердцевине. Она винит тебя.

Она винит меня.

Она винит меня?

— Мне было больно, — едва успел он сказать.

Лёд в его кишках расползся, шипастые пальцы вонзились ему в сердце, превратив кровь в лёд.

— Я вернулся за ней, и единственная причина, по которой я не выбрался, заключалась в том, что я потерял сознание. Охранники едва нашли меня, я чуть не погиб, пытаясь спасти её, и моя мать винит меня?

— Ваше Высочество, — предостерег Эли, не сводя глаз с его рук на лопате.

Ему было всё равно.

— Она винит меня, — прохрипел он, горький смех вырвался наружу, его рука сжалась на дереве. — Я был единственным, кто пытался! А где была она? Снаружи съёжилась вместе с остальными. Она убежала и бросила нас обоих, и она хочет обвинить меня...

— Каллиас!

Резкое предупреждение в голосе Эли имитировало внезапный щелчок рукоятки лопаты.

Каллиас моргнул, взглянув вниз, и обнаружил, что инструмент сломан пополам. Его рука была сжата в кулак с побелевшими костяшками, из усеянной осколками ладони сочилась кровь. Зазубренные края с обеих сторон лопаты были покрыты льдом.

"Ох, утопи меня дважды".

Он сказал это вслух, что побудило Эли к действию, он тут же отбросил лопату и порвал один из рукавов, чтобы помочь завязать руки Каллиасу.

— Как это произошло? — Эли спросил так тихо, что Каллиас едва не пропустил вопрос из-за рёва зимнего ветра.

Это был очень хороший вопрос. И единственный, на который Каллиас действительно не хотел отвечать.

Он ошеломлённо уставился на свою ладонь, на лёд, который из ниоткуда пополз по его лопате, на форму, которая, казалось, напоминала отпечаток ладони.

Он недостаточно выспался. Вот и всё. Он не спал, и избыток вина прошлой ночью подействовал на него, и ему стало мерещиться всякое. Другого рационального объяснения не было.

Но на этой лопате был лёд. И несколько мгновений назад его не было там.

— Я не знаю, — прошептал он. — Должно быть, на дереве была какая-то влага. Я... Здесь холодно. Может быть, мой пот замёрз.

— Я так не думаю.

— У тебя есть объяснение получше?

Челюсть Эли дрогнула.

— Каллиас, как долго ты был...

— Для тебя Ваше высочество, — огрызнулся он. — И всё произошло так, как я сказал. Я ясно выразился, Эли?

Страдание, глубокое и истинное, пронзило его при взгляде в глаза Эли; не гнев, не обида, а жалость. И любопытство, которое заставляло его чувствовать себя совершенно небезопасно, тщательно изучаемым, как драгоценный камень под стеклом оценщика — или труп, осматриваемый в поисках причины смерти.

— Да, Ваше высочество, — тихо сказал Эли. — Но если ты когда-нибудь захочешь обсудить другие возможности... Я кое-что знаю о странных вещах и о том, откуда они берутся.

Каллиас проглотил комок паники и вины в горле, жалея, что это не вино. По крайней мере, тогда ему было бы тепло.

— Я буду иметь это в виду. Давай просто покончим с этим. Я хочу вернуться домой.

Но на этот раз это заявление было похоже на ложь.