ГЛАВА 72

КАЛЛИАС

Все сошли с ума, и Каллиас был слишком трезв, чтобы справиться с этим. Но он не мог это пропить — не стал бы. Не теперь, когда он знал.

Он плыл по коридорам в оцепенении, затылок горел, эмоции поднимались и опадали, как штормовой прилив, гнев и неверие, горе и ужас сливались в водовороте, который угрожал утопить его.

Джерихо и Вон. Боги, не было возможности разобраться в этом, угла, который заставил бы казаться это правильным, ничего, что облегчило бы боль от того, что его сестра и шурин предали их всех.

Хуже всего, однако, было то, что крошечная часть его была самодовольной. Крошечная часть его, которая была так чертовски довольна собой за то, что оказалась права насчёт Джерихо, что это почти отвело острие ножа в его спине.

Его мать сидела в своём кабинете, который не тронула неуклюжая армия трупов. На ней были простые брюки и тёмно-серый топ, она глазами прочёсывала отчёты, не читая их, морщины у рта казались глубже, чем днём ранее. Но трясущаяся, испуганная мать, которую он нашёл в ювелирном магазине, исчезла — осталась только стоическая королева.

Он сглотнул. Собрался с духом. Потёр повязку на задней части шеи, где он был настолько безумен, что позволил Элиасу вырезать символ на своей коже — то, что, как он утверждал, поможет Каллиасу видеть сквозь иллюзии Анимы, хотя ему ещё предстояло это проверить. Он легонько постучал в дверной косяк, и, хотя его мать не подняла головы, напряжение в её плечах дало ему понять, что она его услышала.

— Можно мне сесть? — спросил он.

Адриата просто указала на место перед собой, что Каллиас воспринял как "да". Он сел, стараясь не морщиться от боли, которую вызвало это движение.

Адриата подняла взгляд от своих бумаг, тревога осветила её глаза ярче, чем он видел за последнее время.

— С тобой всё в порядке?

— Насколько это возможно, — пробормотал он, сопротивляясь желанию прикрыть от неё свой подбитый глаз. — А с тобой?

Адриата покачала головой, снова опуская взгляд на лежащие перед ней бумаги.

— Следовало догадаться. Я никогда не должна была пытаться снова. Но, по крайней мере, Солейл видит их такими, какие они есть сейчас. Мы можем двигаться дальше.

Каллиас сглотнул ком в горле. Пытался унять дрожь в руках.

Часть с богиней... это было на потом, если вообще когда-нибудь. Он и сам всё ещё не совсем в это верил. Но Джерихо и Вон...

— Мама, это не они. Это не Никс напал на нас.

Она пренебрежительно махнула рукой, пробормотав что-то себе под нос, прежде чем сказала:

— Я знаю, что это был не мальчик Солейл. Тебе не обязательно продолжать настаивать на этом.

— Нет, не только он. Мама, это Вон.

Она фыркнула, даже не потрудившись поднять глаза, перевернув бумагу, которую изучала.

— Любимый, я не в настроении для шуток.

— Это не шутка. Элиас видел его, мама, и Финн тоже, и... я им верю. Я верю ему.

Каким-то образом за эти недели... даже несмотря на то, что многое было ложью, он привык полагаться на Элиаса. Почти начал видеть в нём друга. И хотя он больше не доверял этому парню, он доверял его любви к Солейл.

Он не лгал об этом. Каким бы безумным это ни казалось, Элиас видел, как Вон занимается некромантией... и видел, как Джерихо тоже вовлечена в это.

Каллиас продолжил, рассказывая ей историю, которую рассказал ему Элиас, не упуская никаких деталей, кроме тех, которые касались Анимы. Когда он закончил, его мать, наконец, в кои-то веки уделила ему всё своё внимание — её глаза остановились на его лице, внимательно изучая его.

Затем она сказала:

— Я позову целителя.

— Что?

Он встал, сделав шаг назад, когда она потянулась к его руке.

— Очевидно, кто-то недостаточно хорошо с тобой обращался, — сказала Адриата, вставая и следуя за ним, с беспокойством в глазах — но не за своё королевство. За него; за его здравомыслие.

Он стиснул зубы.

— Мама, я не больной. Ты меня не слушаешь? Этот человек пользуется моим доверием, и он…

— Каллиас, сядь, — приказала его мать, перебивая его.

В очередной раз игнорируя его мнение, его знания, в пользу её собственного.

Его колени жаждали повиноваться. Согнуться. Склониться перед властью в её голосе. Но вместо этого он выпрямился. Схватился за спинку стула. Поднял подбородок и встретился с ней взглядом. Не как принц. Не как сын.

Как король.

— Ты меня не слушаешь, — огрызнулся он. — У нас есть агенты в замке, которые манипулировали вами, заставляя вести войну, которую нам не нужно было вести в течение десяти лет. Десять лет страданий нашего народа, страданий их народа, и ради чего? Восемь лет назад у нас мог быть мир, а Джерихо убила двадцать человек, чтобы уничтожить этот шанс. Сейчас у нас мог бы быть мир, а Джерихо снова его разрушила. Нам нужно взять Вона под стражу, допросить Джерихо и заключить мир с Никсом сейчас, пока всё не стало ещё хуже!

Адриата опустила руки.

— Ты действительно веришь в эту чушь, которой тебя пичкает никсианский мальчик.

— Это не чушь. Я тесно сотрудничал с ним в течение последних нескольких недель, и хотя он лгал, чтобы защитить себя, он никогда не лгал ни о чём другом. Я верю, что он хороший человек, честный, и я верю тому, что он говорит, что видел. И даже если бы я этого не делал, мы должны проследить за этим, нам нужно...

— Я не допущу, чтобы никсианец говорил мне, что я должна делать, — отрезала Адриата. — Даже если его слова исходят от моего сына. Ты всерьёз полагаешь, что твоя сестра имеет к этому какое-то отношение? Каллиас, она едва может поднять меч. Иди, приляг и перестань тратить моё время понапрасну, а пока ты отдыхаешь, начни изучать те книги, которые я принесла тебе в комнату. До приезда Артема осталось всего две недели, и это ничего не меняет.

Её слова забрали весь воздух из его лёгких, отозвавшись болью в животе, как удар под рёбра.

Она ему не поверила. Хуже того, даже после всего этого... она всё ещё собиралась продать его.

Он уставился на свои руки — руки, которые никогда не держали корону, но держали руки своего народа. Держали меч, защищая их. Держали молотки, чтобы восстановить их дома, держали детей, жаждущих рассказать ему о своих новейших играх, держали доску для серфинга, край парусной лодки и весло для каноэ.

Как принц, он не мог спасти их.

Но, может быть, он мог бы стать чем-то новым.

— Мне нужно отречься от престола, — прошептал он.

— Говори громче, Кэл, — вздохнула Адриата, потирая висок и опускаясь обратно на своё место. — Мой слух уже не такой, как раньше.

— Я сказал, — рявкнул он так громко, что сам чуть не испугался, — я отрекаюсь от своего титула Первого Принца.

Глаза его матери метнулись к нему.

— Что?

Отлично. Значит, ему придётся сделать это официально.

— Я, Каллиас Александрос Атлас, настоящим отрекаюсь от своего титула Первого Принца, — объявил Каллиас, и в тот момент, когда он это сделал, груз всех его двадцати пяти лет спал с его плеч.

— Каллиас, — задохнулась его мать, но он ещё не закончил.

— Я передаю титул моему брату, принцу Финнику Аврелию Атласу, и...

— Каллиас, остановись...

— И передаю ему все обязанности и привилегии, связанные с этой должностью, без всякой злой воли. Пусть он служит своему королевству с достоинством и гордостью.

Маловероятно, учитывая, что это был Финн. Он выполнял службу с сарказмом и неподходящими шутками.

И он возненавидит Каллиаса за то, что тот вынудил его к этому. Но Каллиасу надоело служить прихотям других людей.

Адриата уставилась на него, ярость и ужас по очереди темнели в её глазах, а за ними — разбитое сердце.

— Каллиас, это... ты устал, любимый, ты не обязан этого делать, просто... просто отдохни, и мы поговорим...

— Я не знаю, почему ты не любишь меня так, как других, — перебил он, и в его голосе появилась хрипотца. — Я не знаю, в чём я тебя подвёл, что заставило тебя так сильно хотеть избавиться от меня. Но я слишком долго молчал. Я слишком долго был идеальным сыном, и с меня хватит. Ты не великая королева. Ты великий поджигатель войны. Ты думала, война вернёт её обратно? Ты думала, что это каким-то образом исцелит тебя? Этого не произошло. Это только превратило твой народ во вдов и вдовцов, сирот и детей-солдат. А Солейл даже не была мертва! Она была там всё это время, и если бы не Джерихо, мы могли бы узнать об этом вовремя, чтобы спасти её. Даже сейчас ты не хочешь слушать. Что-то не так в Атласе, мама, но это не я. Это ты.

Каждый раз, когда Каллиас Атлас открывал рот, чтобы высказать свою правду, он всё ломал. Иногда безвозвратно. И он знал, глядя в полные слёз глаза своей матери, что это был один из тех случаев. Но, возможно, это было что-то, что нужно было сломать.

— Каллиас... я не хочу... Я не хотела, чтобы ты чувствовал, будто я хочу, чтобы ты ушёл, этого никогда не было... — Адриата сделала глубокий, прерывистый вдох. — Мне жаль. Но...

— Я знаю, — мягко перебил Каллиас. — Но это ничего не исправит.

Ничто не исправит. Пока его мать не смирится с тем, чем она пожертвовала в своём стремлении отомстить. До тех пор, пока она не найдёт в своём сердце желание простить его за то, что он не был подходящим сыном, сыном, который мог бы спасти её дочь от пламени, поглотившего их дом.

У Адриаты, казалось, не было ответа на это, а Каллиасу больше нечего было сказать.

Хорошо. И ещё кое-что.

— Если ты не поступишься своей гордостью, чтобы защитить Атлас, — сказал Каллиас, — если ты не спасёшь наших людей... тогда это сделаю я.

Он ушёл, чувствуя себя легче, чем когда-либо за последние годы, даже когда затуманенные шоком глаза его матери провожали его до двери.

Всю свою жизнь он смотрел на трон, ожидая, когда ему наденут кольцо на палец. Всю свою жизнь он боролся, никогда не отдыхал, всегда должен был быть лучше. Всегда нужно быть совершенным. Первый Принц Атласа.

Но он больше не был принцем. Уже больше не ничто.

Поэтому он взял на себя всю ответственность, весь страх, весь гнев, горечь и горе...

И он отпустил это.