Назавтра нас должны были поднять в воздух на самолете "АН-2". Взлетели, сидим, улыбаемся друг другу, боимся обнаружить, что все-таки боимся. Инструктор перед открытой дверью ждет сигнала (кстати, неприятного на слух), чтобы вытолкнуть в бездну человека, приготовившегося к прыжку. Конечно, нам объяснили, как нужно выпрыгивать, - раскрывать руки, стараться попасть на воздушный поток... Но все равно ощущение жуткое, особенно когда прыгаешь в первый раз. Я только на четвертом прыжке заставил себя сигануть с открытыми глазами. А до этого зажмуривался, чтобы не видеть, куда лечу.
Но зато, когда раскрывался парашют, ощущение было удивительное, особенно первые несколько секунд, пока не чувствуешь своего движения вниз. Летишь спокойно, даже умудряешься переброситься словами с рядом летящим коллегой. Потом земля начинала стремительно надвигаться - быстрее и быстрее. Мы сгруппировывались, как нас учили, и нормально приземлялись.
Первые пять прыжков прошли для меня вполне успешно. А шестой, последний, оказался не столь удачным. Нам сказали, что мы будем на этот раз отрабатывать выброс запасного парашюта. Хотя не в каждой инструкции такое рекомендовалось, особенно при том типе парашютов, которые нам выдали, но задание было получено.
Нам объяснили, что как только раскроется основной парашют, надо определить, откуда дует ветер, чтобы направить запасной строго по ветру. Я прыгал в своем антарктическом костюме с капюшоном и не смог сразу понять, откуда идет воздушный поток. Мне казалось, что ветер дует со всех сторон одинаково. Сориентировался приблизительно - и слегка не угадал. Дернул кольцо, отбросил запасной парашют как можно дальше от себя, но его стропы запутались. Раскрывшийся не полностью маленький купол потянуло под большой парашют - он частично зашел между его строп. Основной парашют "затрепыхался", и я почувствовал, что меня стремительно понесло вниз. В чем дело? Взглянул наверх - большой купол у меня колышется... Что-то тут не то...
Испугаться я не успел - было не до того. Старался дергать стропы маленького парашюта, чтобы вытащить его из-под большого купола, но полностью сделать это не хватало сил. Если бы у нас были с собой ножи, можно было бы разрезать стропы. Но ножей нам не выдали. И все же главное я успел сделать: с грехом пополам удержал запасной парашют на полпути дальше под основной купол он не пошел.
Пока я боролся с обоими парашютами, приблизилась земля. Сгруппировавшись, я упал в снег, меня тащило какое-то время, пока удалось погасить куполы.
Потом я лег на снег, чтобы отдохнуть от всего пережитого. Лежу, смотрю в небо... Вдруг на большой скорости подлетает газик, из него пулей выскакивает наш инструктор, бледный как полотно. Пошел на меня, как идут с рогатиной на медведя. Обложил пряным русским языком. А я ничего не могу понять - в чем, собственно, дело?
Вечером, когда мы собрались и стали разбирать наши прыжки, я понял, что был на волосок от гибели. Мне объяснили, что если бы я не задержал запасной парашют, он бы зашел под купол основного, и они бы оказались один в другом. Маленький лишил бы воздуха большой, а тот, в свою очередь, смяв маленький, погасил бы и его, сам выйдя из строя. А я бы свечечкой воткнулся в землю. О судьбе инструктора и говорить не приходится - его ждали бы в отдаленных местах...
А тем временем "Ра-2" начинал обретать вполне реальные очертания. На сей раз Хейердал решил, что строить вторую лодку из папируса должны индейцы, живущие на озере Титикака. На этом высокогорном озере бывают настоящие штормы, и местные индейцы умеют строить ладьи классического типа подобно древнеегипетским, которым не страшны ураганы и большие водные пространства. Удивительно, что единственным местом в современном мире, где вяжут камышовые лодки с профилем судов времен фараонов, является Южная Америка. Там делают лодки с серповидными обводами, составляют корпус из двух параллельных камышовых веретен, а между ними помещают третье, меньших размеров. Потом эту третью "сигару" веревками спирально соединяют сначала с одной, потом с другой. Затем все стягивают, и тонкое веретено посередине настолько плотно сжимается с каждой "сигарой", что почти сливается с ними и образует невидимую сердцевину лодки.
Между первым и вторым "Ра" было существенное различие, и чтобы увидеть его, надо было нырнуть и проплыть под днищем. Тогда видно, что снизу корпус "Ра-2" - это словно две китовые акулы, плывущие в обнимку. На самом же деле - это пара веретен из папируса двухметровой толщины и двенадцатиметровой длины, натуго перевязанных. Колена двуногой мачты опирались каждое на свою "сигару".
Папирусные стебли, из которых были сделаны веретена, обработали с обоих концов битумом, так что в теле "Ра-2" образовались как бы тысячи маленьких изолированных отсеков. Это должно было существенно увеличить его плавучесть. А в нижней, подводной части корпуса битум отсутствовал, папирусные стебли могли беспрепятственно набухать и тяжелеть, повышая тем самым остойчивость корабля.
Тур, убедившись после окончания плавания на первом "Ра", что лодочники с озера Чад делают ладьи, не слишком приспособленные для морских путешествий, решил пригласить южноамериканских индейцев. Не было смысла строить "Ра-2" в Египте, а затем перевозить в Марокко. Поэтому лодку было решено строить прямо в порту Сафи. Туда оставалось только привезти папирус, который, как и в первый раз, помогал доставать норвежский посол в Египте Петер Анкер.
А Сантьяго Хеновес разыскал индейцев-строителей из племени аймара, перевез их в Марокко. Их было пятеро мужичков, толковых и хитроватых. Они жили на островке посреди Титикаки и долго не соглашались выехать в большой мир. Сантьяго использовал все резоны, но никакие деньги не смогли соблазнить индейцев. Тогда он посулил им возможность построить самую большую лодку, какую еще никто на свете не строил. И в мастерах взыграл азарт: самая большая лодка, интересно, стоит попробовать.
Но даже на аэродроме они продолжали раздумывать, ехать или не ехать. Им было жуткова-то и неуютно: впервые в жизни они видели и автомобиль, и самолет, но достоинства не теряли, притворялись, что их и этим не удивишь. Когда один из них отваживался взять в руки нож и вилку, невозмутимо отваживались и остальные, а пилюли от кашля все пятеро - безразлично, кто кашлял, а кто нет - глотали сообща.
Корабль они построили - загляденье. С трудом верилось, что у них вообще что-нибудь может выйти: материал незнакомый, не камыш тотора, который растет на их Титикаке, а папирус! И размеры, размеры! Но индейцы потихоньку, не торопясь сделали сначала пару моделей, пустили их поплавать. Потом так же не спеша принялись вить из пучков папируса двенадцатиметровые веретена и обвязывать их одной-единственной веревкой, без узлов. Потом дошла очередь до хижины, до лебединых завитков носа и кормы...
И вот уже "Ра-2" радовал глаз, и заранее было ясно, что мы можем ему доверить свои жизни. В спешке и суматохе мы даже не очень заметили, как скромно и тихо уехали домой удовлетворенные мастера.
А перед самым отплытием "Ра-2" в Сафи пришло письмо. Нас приглашали в конце путешествия обязательно завернуть на озеро Титикака. Не беда, что озеро это никак не сообщается с океаном и расположено на высоте четырех километров, - географические подробности авторов письма не волновали. "Ра" ждали в гости, и точка! Мы не потешались, читая эти строки, мы улыбались нежно и растроганно - ведь это писали нам индейцы, строители нашего корабля...
И вот снова Сафи, марокканский порт, и опять кипит работа. Корабль почти готов. Что значит "почти", лучше не объяснять, - это значит разрывайся пополам, затыкай двадцать дыр и беги за сотней зайцев. А ведь кроме корабля есть и багаж, вода, продовольствие, которое надо упаковать, погрузить.
У нас был сарайчик на берегу, по площади он примерно соответствовал "Ра-2". Вот в нем мы и трудились в поте лица, раскладывали груз в пакеты, пересыпали рисом, чтобы адсорбировалась влага, прикидывали, где и что разместится.