Такова суть полемики, возникшей еще в прошлом веке и разгоравшейся все жарче по мере того, как между древними культурами по ту и эту сторону океанов обнаруживались новые и новые черты сходства. А оно оказывалось несомненным и необычайным:

"...Пирамидальные постройки, поклонение Солнцу, браки между братьями и сестрами в царских семьях, накладные бороды у первосвященников, трепанация черепа, письменность, система календаря, употребление нуля, ирригация и террасное земледелие, возделывание хлопчатника, прядение и ткачество, гончарное дело, кладка из подгоняемых друг к другу огромных блоков, праща, птицеголовые божества, музыкальные духовые инструменты, камышовые лодки, рыболовные крючки, гробницы, настенная роспись и барельефы..."

Прерываю перечисление, чтобы не утомить вас. Но, впрочем, еще несколько фактов: здесь мумии и там мумии, здесь бумага и там бумага, здесь игрушки на колесах и там игрушки на колесах... А посредине пучина. Пучина, которую в этих широтах никто не пересекал до Колумба. Или, может, пересекал?

Изоляционисты - устами самых ярых своих представителей - отвечали безапелляционно: "Нет! Нет! Никогда! Параллели и совпадения случайны! Цивилизации развивались независимо!"

Столь же безапелляционны были и ярые диффузионисты: "Да! Да! Сколько угодно и кто угодно! Океаны - не помеха! У всех цивилизаций - общая колыбель!"

Стороны неистовствовали, упрекали друг друга в беспочвенности позиций, в отсутствии прямых доказательств. Однако полярность их взглядов лишь кажущаяся. Отправная точка у спорщиков едина, и это подмечено Туром Хейердалом весьма точно:

"И те, и другие рассматривают океаны как мертвые, неподвижные бассейны. Только экстремисты-изоляционисты считают, что эти мертвые водные пространства являются барьерами для перемещения людей в любом направлении, а экстремисты-диффузионисты рассматривают океаны как открытые глади, по которым мореходы-аборигены могли путешествовать в любом угодном им направлении".

Сам Хейердал относился к океанам иначе. Всей своей творческой жизнью, всеми гипотезами и теориями своими он, возможно, обязан тому, что однажды, в молодости, взглянул на Океан иными глазами, чем остальные:

"...Океаны не барьер для мореплавателей, напротив, они как бы пересечены гигантскими ленточными транспортерами, способными доставить из одного района в другой все, что может держаться на плаву".

Тем, кому захочется разобраться в затронутых проблемах основательней, следует взять книгу Хейердала "Приключения одной теории" и прочитать ее. А я вернусь к тому, что предшествовало нашему плаванию.

Когда в Аргентине состоялся очередной международный симпозиум, специально посвященный проблемам доколумбовых трансокеанских связей, диффузионисты и изоляционисты вновь скрестили мечи:

- А лодки, коллега?! Папирусные лодки африканцев и камышовые с озера Титикака?! Они похожи как две капли воды! Чем вы это объясните, если не проникновением африканской культуры в Америку?!

- Совершенно справедливо, коллега! Лодки почти одинаковые. Но к высокогорному озеру Титикака нет никаких морских путей, в центр Американского континента из Нила не приплывешь! Значит, это довод не в вашу пользу, а в нашу - африканская и американская цивилизации развивались параллельно!

- Хорошо, оставим лодки. А пирамиды? А религия? А календарь?..

Они опять ни о чем окончательно не договорились. Хейердал, которого пригласили руководить симпозиумом, закрыл его с чувством неудовлетворенности и огорчения. Он не примыкал ни к той, ни к другой школе. Все более он укреплялся в мысли о том, что историю человечества не втиснешь в формальные рамки. Нельзя абсолютизировать ни миграций, ни параллельного развития культур, - нужно подходить к проблеме конкретно и экспериментировать, а не перебрасываться доказательствами, которые можно толковать и так и сяк.

Кроме того, он заметил некоторые неточности в умозаключениях досточтимых коллег. Лодки, подобные титикакским и египетским, строились и в других местах. На них плавали - судя по историческим документам - и вдоль тихоокеанского побережья Америки, между Калифорнией и Чили, и по некоторым озерам Мексики. А в Старом Свете - по водоемам Эфиопии, Месопотамии, по Чаду и Нигеру, а также у берегов Марокко. А Марокко и Мексика связаны постоянным океанским течением!

Последние камышовые лодки употреблялись индейцами племени серис на берегах Калифорнийского залива еще в шестидесятых годах нашего века. До сих пор они широко распространены на озере Титикака и встречаются кое-где на северном побережье Перу.

А в Африке такие же лодки, но из папируса, с двуногой мачтой, с загнутыми носом и кормой, строились на атлантическом побережье Марокко почти вплоть до начала Второй мировой войны. И там, и здесь это были маленькие лодки, на которых плавали полунищие рыбаки.

Но старинные рельефы и росписи говорили о лодках подобного типа, однако гигантских, вместительных, двухпалубных, - не о лодках уже, а о кораблях, военным строем идущих по океану. Именно на таких судах древние мореплаватели могли пересечь с востока на запад Атлантику.

Сформулировав для себя эту мысль, капитан "Кон-Тики" уже не знал покоя. Он жаждал эксперимента, отправился на озеро Титикака, затем в Африку, на озеро Чад. Разыскал там мастеров-строителей, которые согласились изготовить корабль по древнеафриканскому образцу.

Папирусные ладьи серповидной формы, с изогнутыми вверх носом и кормой, с изображением солнечного бога Ра - частый сюжет древнеегипетских росписей и петроглифов. Папирус для нашего "Ра" пришлось заготавливать в Эфиопии, в истоках Голубого Нила, поскольку в дельте Нила он уже почти не встречается. Стебли тростника, срезанные в декабре, в связках сначала везли до Красного моря по суше, а потом доставили на площадку у подножия пирамид. Тогда Хейердал еще не знал, что плавучесть тростника зависит от времени года, когда его срезают. Лишь много лет спустя, при строительстве "Тигриса", он учел эту особенность.

Не знал он тогда и других конструктивных особенностей древнеегипетских и месопотамских лодок, поскольку мастеров этого давно забытого ремесла почти не осталось. Лодочники с озера Чад из племени будума строили небольшие тростниковые лодки - в соответствии со своими местными потребностями и возможностями. Они на них рыбачат, плавают по озеру, и, конечно, их ладьи достаточно примитивны, чтобы на них выходить в океан. Но чадским лодочникам известна была методика их строительства из папируса, что и определило выбор Хейердала...

Пока заканчивалось строительство нашей лодки, получившей название в честь древне-египетского бога Ра, мы смогли поближе познакомиться друг с другом. Тогда в Каире, кроме Тура, я встретил и других членов экипажа. Когда мы приехали на стапель у подножия пирамид, около него вскоре лихо затормозила машина, из нее выскочил черноглазый гигант с ослепительной улыбкой: "Хелло, я Жорж". Так я познакомился с Жоржем Сериалом, египтянином. По образованию инженер-химик, он увлекался подводным плаванием и стал феноменальным ныряльщиком. Кроме этого, он стал еще и чемпионом Африки по дзюдо. Жорж был замечательным человеком, хорошо образованным, говорил на шести языках. Хотя он и из Египта, но был не мусульманином, а коптом и происходил из местной аристократической семьи: его дед во времена английского владычества был губернатором Каира. Женат был Жорж на француженке.

Его ноги были в шрамах и рубцах от зубов акул. Это "сувениры" Красного моря, где снимался фильм о подводных хищниках. Ныряльщики-статисты отказались идти в воду - слишком опасно, - и тогда пошли продюсер Бруно Вайлати и Жорж. Теперь он говорил, что никогда больше не повторит подобного, - такой пришлось пережить ужас.

Когда там же делали картину о муренах, Жорж выступал в роли их дрессировщика. Мурена - трехметровый морской угорь, страшилище, острозубое и свирепое. Жоржу удалось приучить к себе трех мурен. Они привыкли к нему и выплывали навстречу из своих убежищ. Жорж кормил их из рук и даже... изо рта. В это невозможно поверить, но я сам видел кинокадры.