— Ты же понимаешь, что это самый глупый поступок в твоей жизни.
— На текущий момент — да, но впереди еще много времени.
— Ты шутишь, но это не шутка. С каждым шагом мы взваливаем на себя все больше и больше. Китайские документы, польские микрофильмы...
— Югославские эмигранты...
— Все так, Ивен. Я первым признаю, что я для тебя — обуза, и ты знаешь, как я тебе благодарен. Но это же просто невозможно. Она же ребенок.
— В этом все и дело.
— Ивен...
— Черт побери! — воскликнул я. — Они держали девочку в подземелье. Ты видел, как она щурится от солнечного света? Еще несколько лет при керосиновой лампе, и она стала бы слепой, как летучая мышь. Она — умный ребенок, красивый ребенок, хочет иметь все, что имеют другие дети, так как я мог оставить ее в том подвале с этими безумными старухами?
— Я знаю, знаю.
— Чтобы забрать девочку, мне едва не пришлось отправить Хешу в нокаут.
— Знаю.
— А как бы поступил на моем месте ты?
— Также, — ответил Милан. — Точно так же.
— Тогда в чем же дело?
— Ты безумец, Ивен, и я хотел, чтобы ты это знал. Я никогда не отрицал, что я тоже безумец. Почему ты украл автомобиль?
— Потому что я безумец.
— Серьезно.
— Потому что мне нравится красть автомобили. Потому что с Минной мы не можем идти пешком или ехать в автобусе.
— Ага. Я так и думал.
Мы бросим автомобиль в Риге, если он протянет так долго. А после того как выясним, что София вышла замуж или умерла, короче, не может составить нам компанию, мы втроем отправимся в Финляндию, а оттуда улетим в Штаты. Вот почему я украл этот чертов автомобиль.
Автомобиль закашлялся, захрипел, и я выругал его на латышском. Минна шевельнулась, моргнула. Я придавил педаль газа, и двигатель наконец-то ровно заурчал. Милан указал, что на дороге собака. Я заверил его, что вижу собаку, но поблагодарил за то, что он обратил на нее мое внимание.
— Вы говорите на русском? — спросила Минна.
— На сербохорватском.
— Где говорят на этом языке? В Америке?
— В Югославии.
— Я могу читать на русском, потому что многие мои книги на русском, но тетя Хеша сказала мне, что говорить я должна только на литовском. На каком языке говорят в Америке?
— На диалекте английского.
— Там не говорят на литовском?
— Нет.
— Значит, меня никто не поймет?
— Ты выучишь английский. Я тебе помогу.
Она ослепительно улыбнулась. Милан спросил, обязательно ли нам говорить на этом невообразимом языке. Я заверил его, что да. Минна пожелала узнать, когда мы попадем в Америку.
— Не скоро, — признался я. — Сначала мы поедем в Ригу, что в Латвии. Там говорят на латышском. Ты знаешь латышский?
— Нет.
— Он очень похож на литовский, но есть некоторые отличия. Хочешь научиться говорить на латышском?
— Да!
— Тебе он дастся легко. К тому времени, когда мы приедем в Ригу, ты уже будешь правильно говорить на нем.
— Я буду говорить на латышском.
— Runatsi latviski, — ответил я. — Ты будешь говорить на латышском, — я взял ее за руку. — Видишь, как меняются слова? Zaie ir Zalia — трава зеленая. Те ir tevs — вот отец. Tevs ir virs — отец — мужчина. Mate ir plava — мать на лугу.
— Mate ir plava zaiia, — ответила Минна. Сие означало и «мать на зеленом лугу», и то, что Минна ухватила суть. Мы продолжили разговор, и вскоре я мог не переводить простые предложения на литовский, потому что она уже достаточно хорошо понимала латышский. Стоило ей уяснить, что глагольные окончания и имена существительные лишь чуть меняются, как она сама смогла преобразовывать многие литовские слова в латышские. С легкостью она вникала и в тонкости латышского синтаксиса. Дети быстро воспринимают новое, им кажется, что это не более чем игра.
— Varetu runat latviski, — изрекла она, когда мы въехали на окраину Риги.
— Да, — кивнул я, — ты можешь говорить на латышском. И очень хорошо.
Рига — большой город, столица Латвийской ССР, с населением в три четверти миллиона человек, большинство которых составляли латыши. Мы оставили наш автомобиль в тихом переулке неподалеку от порта, с ключом в замке зажигания, чтобы любой желающий мог уехать на нем, куда пожелает его душа. Втроем — Милан, Минна и я — шагали по улицам Риги. Со стороны нас могли принять за дедушку, отца и дочь: vectevs un tevs un merita. Нужный адрес нашли без труда. Миновали многоквартирный дом, в котором жила София Ладзиня, зашли в соседнее кафе, сели за столик. Я заказал всем по тарелке супа, предложил Минне заказать, что она пожелает. Она никогда не была в ресторане и не представляла себе, что есть такие места, где люди могут заказывать еду. Решила, что это блестящая идея. Я оставил их двоих, улыбнувшись при мысли о том, что друг с другом они разговаривать не смогут, и отправился на поиски Софии.
Список жильцов, вывешенный в подъезде, подсказал мне, что Ладзиня живет в квартире 4. Я поднялся на второй этаж и нашел дверь с цифрой 4 в конце коридора. Постучал, дверь открылась, я увидел лицо с фотографии и сразу понял, почему Карлис с первого взгляда влюбился в эту девушку. Формы богини, черты ангела, сверкающие глаза, белоснежные зубы, алые губы...
— Вы — София Ладзиня? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
Наверное, я ничего не сказал. А если и сказал, то не помню, что. Стоял, словно оглушенный. Она же продолжила.
— Я — Зента Ладзиня. София — моя сестра. Старшая сестра.
— Только на год старше! — послышался голос из комнаты.
— Это чистая правда, — Зента озорно улыбнулась. — София лишь на год старше меня. Вы этому не поверите, когда увидите ее, но что правда, то правда. Только на год старше.
Карлис не говорил, что у Софии есть сестра. Возможно, не знал. С трудом верилось в существование одной такой красавицы, не говоря уж о двух.
— Теперь вы знаете, что я — Зента, а моя старшая сестра — София, а вот мы пребываем в неведении. Как вас зовут и кто вы?
— Меня зовут Ивен Таннер. Я приехал по просьбе моего доброго друга, который также и друг вашей сестры.
— Как его зовут?
— Карлис Миеловисиас.
— Карлис! — раздался вскрик. Другая богиня появилась на пороге, оттолкнула Зенту, схватила меня за руки. Ростом на дюйм выше, с более пышными формами и, как мне уже неоднократно указывали, на год старше. — Карлис! Вы приехали от Карлиса?
— Да.
— Он в порядке?
— Да.
— Он все еще меня любит?
— Больше, чем прежде.
— Он не нашел себе другую?
— Нет.
Ее пальцы еще сильнее сомкнулись на моих руках.
— Вы в этом уверены?
— Да.
— фу-у-у! — она отпустила мои руки, бросилась мне на шею, прижала к своей роскошной груди, да так сильно, что чуть не переломала ребра. Я хотел сказать ей, что я не Карлис, а всего лишь его эмиссар, но в тот момент просто не мог произнести ни слова.
Наконец, она освободила меня и пригласила войти. Мы сели на низкий длинный диван, я — посередине, Зента и София — по обе стороны. Я объяснил, что Карлис хочет, чтобы она приехала в Америку и стала его женой, а я, со своей стороны, готов сделать все возможное, чтобы привезти ее туда.
— Когда мы сможем уехать? — спросила она.
— Я, разумеется, поеду с тобой, — вставила Зента.
— На подготовку отъезда уйдет несколько дней, — ответил я. — Может, даже неделя.
— Мы подождем. А вы сможете остаться с нами. Здесь вы будете в безопасности.
— Я не один. Со мной старик и девочка.
— Они тоже могут пожить у нас.
— А вы не должны никому ничего говорить. Это очень опасно.
— Я понимаю.
— И я тоже, — добавила Зента.
— Ни слова.
— Разумеется, — кивнула София. Старик и девочка, где они?
— В соседнем кафе. Я их сейчас приведу.
Я поспешил в кафе. Минна и Милан сидели за тем же столиком. Тарелки для супа унесли: Минна сказала, что мой суп они разделили между собой. Девочка доедала отбивную, Милан — мясной рулет.
Мне хватило рублей, чтобы оплатить чек.