Эрно, должно быть, любил ездить на пределе скорости. Во всяком случае, вернулся он к обеду повидавшись с Ференцем.

— Этот человек, несомненно, Ивен Таннер — доложил он отцу, — и Ивену Таннеру нужно доверять и помогать.

— Понятное дело, — кивнул Кодали и повернулся ко мне. — Надеюсь, вы не обиделись на меня из-за того, что я по природе осторожный человек?

— Разумеется, нет.

— Тогда давайте пообедаем, а еще через час вы будете в Чехословакии.

— Папа, это еще не все, — Эрно шагнул ко мне. — Ференц познакомил меня еще с одним человеком, который сказал, что знает вас. Его зовут Лайош, — я вспомнил высокого мужчину с большим лбом и аккуратно подстриженными усиками чиновника министерства транспорта и связи — Лайош просил передать вам вот это, — он протянул мне толстую папку. — Сказал, что вы возможно, знаете, что это такое и что с этим делать.

Заинтригованный, я взял папку, раскрыл. Вроде бы в ней лежали документы. Сплошь на китайском.

— Это китайские документы, — с умным видом заявил я.

— Лайош так и предполагал.

— Что ж, он не ошибся. Что в них?

— Он не знает.

— Где он их взял? И когда?

— Он не сказал. Подумал, что вы, возможно, сможете их прочесть. Может, они важные.

— Может, и важные, — согласился я. — А может, это квитанции из прачечной.

— Простите?

— Неважно, — я достаточно хорошо говорил на китайском, чтобы понять, не оскорбляют ли меня в ресторане или прачечной, но не более того. А вот читать так и не научился. Не отпускало меня чувство, что никто не умеет читать по-китайски, даже сами китайцы. И мне оставалось только гадать, где Лайош раздобыл эти документы и почему решил повесить их на мою шею.

Хотелось, конечно, бросить их в камин, но я на такое пойти не мог. Вдруг это были действительно важные документы. Так что мне не оставалось ничего другого, как доставить их из пункта А в пункт Б.

А я-то собирался путешествовать налегке...

— Вы можете их прочитать, мистер Таннер?

— Нет.

— Они важные?

— Не знаю.

— А что вы с ними сделаете?

— Тоже не знаю, — я взвесил папку на руке. — Тяжелая. Ты должен мне помочь, Милан. Шандор, есть здесь комната, где мы можем уединиться? И мне нужны ножницы и несколько ярдов клеенки.

Не прошло и часа после обеда, как мы пересекли границу Чехословакии в тайнике под днищем грузовика. Я и не знал, что у грузовика может быть двойное дно. У чемодана — да. Но у грузовика?

Располагался тайник между дном кузова и колесными осями. Не такой глубокий, как гроб, и куда менее удобный. Мы с Миланом Бутеком ехали молча: все равно дорожный шум не давал говорить. Да и места не хватало, чтобы глубоко вздохнуть. А уж о том, чтобы шевельнуться, не было и речи. Грузовик двигался, останавливался, двигался вновь, опять останавливался, снова двигался, остановился в последний раз, и Шандор Кодали выпустил нас из этой ужасной черной дыры.

Я выбрался первый и проделал все то, чего не мог позволить себе раньше: зевнул, глубоко вдохнул, попрыгал, потянулся, тем самым убедившись, что вновь обрел способность двигаться. Поискал глазами Милана и увидел, что тот по-прежнему лежит в тайнике. На мгновение подумал, что он умер, но потом до меня дошло, что он просто не может шевельнуться: так затекло тело. Я помог ему вылезти, двигался он прямо-таки как робот, но, наконец, циркуляция крови восстановилась и мышцы вспомнили о своих функциях.

Я спросил Шандора, где мы.

— Около Медзилаборца.

Я попытался вспомнить, где находится Медзилаборец.

— Но это же далеко на севере. В нескольких милях от польской границы.

— До нее километров пятнадцать.

— Я думал, вы высадите нас, как только мы пересечем границу с Чехословакией.

Кодали улыбнулся.

— Я проехал лишний час по Чехословакии, и обратный путь, таким образом, удлинился для меня на час. Я же продержал вас в моем доме несколько часов, пока Эрно ездил в Будапешт. То есть доставил вам неудобства, пусть и не мог без этого обойтись. Вот и решил сэкономить вам время. Теперь вам не придется пересекать всю Чехословакию. Два-три часа, и вы в Польше.

Я уж открыл рот, чтобы поблагодарить его, когда Милан плечом отодвинул меня в сторону.

— Вы везли нас лишний час.

— Для меня это не составило никакого...

— Вы на лишний час оставили нас в этом трясущемся тесном металлическом гробу. Мы уже пересекли границу, мы уже находились в Чехословакии, но вы заставили нас еще целый час лежать, не шевелясь и не дыша...

— Вам было так неудобно? — в голосе Кодали слышалось искреннее удивление. — Я никогда не залезал в тайник, вот и не подумал. Действительно, как только мы пересекли границу, я бы мог пересадить вас в кабину. Но мне даже не пришло в голову...

Милан не выдержал. Пока я извинялся и благодарил Кодали, развернулся и зашагал к Польше. Шагал как деревянный, и не только потому, что мышцы еще не отошли от пребывания в тайнике: мешали приклеенные к телу клеенчатые «конверты», в которых лежали исписанные иероглифами листы.

Чтобы догнать его, мне пришлось пробежаться. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он успокоился и заговорил со мной. Такие бесчувственные люди, как Кодали, просто выводили его из себя.

— До границы идти больше двух часов, — сказал я ему. — Если хочешь, можем подождать до утра.

— Зачем?

— Если ты устал...

— Устал? Разозлился — да. Но не устал.

— Тогда ты хочешь пересечь границу этой ночью?

— Как можно быстрее, Ивен. Никогда раньше не был в Чехословакии. И не собираюсь возвращаться. Хочу выбраться из Чехословакии.

— Вообще-то это прекрасная страна...

— Нисколько в этом не сомневаюсь, Ивен. Но я не хочу ее видеть. Хочу помнить о Чехословакии только эту ужасную поездку и марш-бросок в темноте. Ничего больше. Чтобы поскорее забыть об этом. И чем скорее я забуду, тем будет лучше. Этот глупец! Этот боров! Этот чертов грузовик!

Глава десятая

Мы практически не видели Чехословакии. Если бы видели меньше, свернули бы с дороги. По небу плыл тоненький серебряный серп, так что шли мы в кромешной тьме. Потом дорога повернула на восток и увела бы от цели, поэтому мы пошли прямо на север, через редкий сосновый лес. Услышали далекую стрельбу. Милан обеспокоился, но я резонно предположил, что стрелял какой-нибудь браконьер, подстерегший оленя или косулю.

Граница не впечатлила: простой забор, высотой в шесть футов, преодоление которого не потребовало особых усилий. Обычный фермер охраняет свои поля лучше, чем Польша и Чехословакия охраняли границу. На дорогах, конечно, стояли КПП, но любой мог без особого труда их обойти. Мы с Миланом перелезли через один забор, потом через второй, на том переход границы и завершился.

— Мы в Польше, — сказал я.

— И теперь я имею право на усталость?

— А ты устал?

— Немного, Ивен. Но давай пройдем еще немного. И, раз уж мы в Польше, не мог бы ты говорить со мной на польском?

— Я думал, ты не знаешь этого языка.

— Научи меня.

Чем больше языков ты знаешь, тем легче учить следующий. Мы шли сквозь ночь, миновали лес, вышли на дорогу и направились, как я надеялся, в сторону Кракова.

Этот древний польский город находился примерно в ста милях к западу, то есть мы отклонялись от нужного нам направления, но в Кракове жили мои знакомые, чье содействие стоило небольшого крюка. Мы шагали по пустынной дороге, и я учил его польским словам и фразам.

Параллельно он рассказывал мне о войне, о том, как командовал отрядом партизан, о стычках и ночных засадах, о том, как выглядел сербский город после того, как усташи Анте Павелича вырезали все население, о том, как его люди отомстили усташам.

— Мы напали на казарму ночью, Ивен. Их было шестьдесят. Часовых задушили проволочными удавками. Остальных убили в кроватях. Нас было только восемь. Убивали ножами. Один или двое проснулись, но закричать никто не успел. Мы действовали очень быстро. Убили всех, кроме одного.