Но прежде чем успеваю помахать ему, как дура, чтобы привлечь внимание, Кэм забирает у меня из рук раскрытый клатч. Затем меня подхватывает и заключает в объятия Джейк Суэггер.

И я.

Не могу.

Дышать.

Конфетки-шипучки, щекотание в ушах, теплая грудь, ощущение зияющей дыры вернулись. Потому что улыбка Джейка — это... все. Может, она для виду. Чтобы доказать что-то своему деду. Не дать присутствующим женщинам вонзить в него свои зубы. Чтобы выглядеть красивым на фотографиях, сделанных всеми этими чертовыми вспыхивающими камерами. И это пугает меня до чертиков, потому что мне все равно, притворяется он или нет. Мне она кажется настоящей.

Он не обнимает меня как любовник.

Он обнимает меня, как женщину.

Его объятия — не странные.

Или слишком крепкие.

Они собственнические.

И успокаивающие.

Мы подходим друг другу.

Мы идеально подходим друг другу.

Песня — Perfect.

Серьезно.

Эд исполняет Perfect.

— Расслабься, Пенелопа. Или ты хочешь, чтобы мы просто стояли и не танцевали, пока все взгляды в комнате устремлены на нас?

Я оглядываюсь вокруг и, конечно же, все смотрят. Танцпол пуст. На нем только мы. Делаю вдох и расслабляюсь в крепких объятиях Джейка. Его улыбка становится шире, и он подмигивает. И мы начинаем двигаться. Не медленно вращаясь по кругу, как танцуют нормальные люди. Нет, он прилагает все силы, чтобы устроить из этого шоу, вальсируя по танцполу длинными, грациозными шагами. А я понятия не имею, какого хрена делаю. Но, так или иначе, все же делаю. При этом задом наперед.

Я повторяю его шаги. Двигаюсь, когда чувствую его толчки. Рука на моей пояснице успокаивает. Если я промахнусь в шаге, не сомневаюсь, он просто усилит хватку, подхватит меня и понесет по полу. С Тем Самым Парнем мои заслуги хорошего танцора даже не учитываются. Все делает Джейк.

— Готова?

— Ммм?

— К поворотам. Готова?

— Что?! Нет! Подожди…

Слишком поздно. Он отталкивает меня от себя. Отпускает мою талию. Крепче сжимает мою руку. Раскручивает. И прежде чем я успеваю все испортить, притягивает обратно к себе. Ни разу не сбившись с шага.

— Не делай так больше, — рявкаю я, все еще пытаясь осознать, что я только что совершила крутое вращение, не упав лицом вниз.

Он смеется. Звук эхом отдается в его груди и ударяется о мою грудь.

— Ты же говорила, что умеешь танцевать.

— Умею. И как только закончится эта песня, продемонстрирую Эду свой ривердэнс.

Он смеется.

Снова.

В его груди снова, будто что-то урчит.

Звук мне очень нравится.

Джейк кружит меня.

А вот это мне не нравится.

— Может, уйдем?

— Почему? Чего ты боишься?

— Эм... шлепнуться на задницу и поставить себя в неловкое положение перед Эдом.

Его взгляд устремляется на сцену.

— Сначала ты говоришь моему дедушке, что он жеребец. Теперь беспокоишься о том, чтобы произвести впечатление на Эда? Есть ли еще мужчины, о которых мне нужно знать?

Моя улыбка немного сникает.

Его тоже.

— Мне не следовало оставлять тебя наедине с Бриггсом.

— Как ты узнал об этом? Тебя даже рядом не было. — Воздерживаюсь от того, чтобы указать, что он тем временем был с какой-то потаскушкой. Хотя мне очень этого хочется, просто для того, чтобы он заверил меня в обратном.

— Беременная жена одного из моих старших сотрудников попросила разрешить дружеский спор между ее мужем и его помощником о том, могут ли они определить пол ребенка по ультразвуковому снимку. Когда я вернулся, Бриггса уже выводили. Я последовал за ним, чтобы узнать, что случилось. Мне очень жаль, Пенелопа. Ты этого не заслужила.

Пытаюсь подавить волнение от того, что та красивая женщина замужем. И беременна. Сейчас мне трудно сохранять безразличие, но я справляюсь с этим как профессионал.

— Ой. Что было, то было.

— Нет. — Он качает головой. — Не отмахивайся от его поступка. Это было неправильно.

— Возможно. Но это не твоя вина.

— Моя. Этим вечером ты со мной. И моя работа — защищать тебя. А я этого не сделал. Но уверяю тебя, с ним уже разобрались.

Я приободряюсь от этого.

— Ох! Звучит как поступок альфа-самца. Что ты сделал? Избил его на парковке? Сломал что-нибудь? Скажи, скажи, скажи.

Его брови сходятся вместе.

— Нет.

Вращение.

Двойное вращение.

— Может, прекратишь? Я серьезно.

Он игнорирует меня.

— Здесь не какой-нибудь бар с музыкальным автоматом или берег реки Миссисипи. Это корпоративный мир, милая. Мы не деремся на кулаках. За нас сражаются наши адвокаты. Это гораздо больнее, чем синяк под глазом. Поверь мне. Я ударил его по самому больному месту.

— Если бы ты врезал ему по яйцам, это было бы действительно больно. Это я так, к слову.

Он ухмыляется.

— Что ж, в следующий раз, когда мне придется защищать твою честь, попробую твой способ.

Вращение.

Вращение.

Вращение.

— Из-за тебя я заблюю твои ботинки.

— Неа. — Его губы складываются в кривую улыбку. — Я просто разверну тебя к Кэму и позволю наблевать на его ботинки.

— Я бы этого не сделала. Кэм мне нравится.

Не уверена, действительно ли он хмурится.

— Думал, я — твой Тот Самый Парень.

— Да, но Кэм сказал мне, что я красивая. Он свистнул мне. Дважды. Сегодня вечером меня даже назвали воплощением красоты. И сногсшибательной.

Его глаза темнеют.

Вращение.

— Я хочу, чтобы ты забыла все, что Бриггс сказал тебе сегодня. Даже это.

— Может, я бы смогла забыть, если бы для воспоминаний у меня было что-то получше.

Он качает головой.

— Тебе это так нужно.

Я пожимаю плечами. Да, нужно. Меня не волнует, что он это знает.

Он облизывает губы. Бросает на меня серьезный взгляд. Точно так же, как в прошлый раз, когда чуть не сказал мне что-то приятное.

— Помнишь, как мы сидели на моем диване, и ты сказала, что я могу выбрать любую женщину на свой вкус? Что не понимаешь, зачем мне кого-то нанимать?

— Да.

— Ты была права. Я мог бы выбрать любую женщину в Чикаго, чтобы она сопровождала меня сюда. Вместо этого я выбрал тебя. Знаешь почему?

— Потому что я была твоим единственным вариантом. Я уже говорила тебе. Помнишь? В машине по дороге сюда? Когда сказала, что Кэм рассказал мне об этом, а ты сказал, что у него длинный язык.

— Помню. А Кэм — лжец. Я привел тебя не для этого.

— Тогда зачем?

— Я увидел платье. — Его глаза окидывают меня с головы до ног. — Это платье.

Вращение.

Вращение.

Я не ругаю его. Мне слишком не терпится услышать, что он скажет дальше.

— Пока ты разговаривала по телефону со своей мамой, Альфред упомянул его. И я просто не мог выкинуть из головы твой образ в нем. Вот почему попросил тебя, Пенелопа. Потому что должен был увидеть тебя в этом платье. А когда увидел, в тот момент понял, что ни за что, бл*ть, не приду на эту вечеринку без самой красивой женщины Чикаго.

Прочь, странное чувство. Кыш. Кыш. Кыш. Забирай с собой этих порхающих бабочек-засранок. И возвращайся с водой, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. И салфеткой для моей промокшей вагины.

— Я... я не знаю, что сказать.

Вращение.

Вращение.

Вращение.

Вращение.

Остановка...

Опрокидывание.

— Ничего, Пенелопа. Тебе не нужно ни черта говорить.

Я парю над полом. Он склоняется надо мной. Мышцы его бицепсов туго натянуты под тканью смокинга. Губы слегка приоткрыты и находятся на волосок от моих. Серо-сине-зеленый взгляд пронзителен. Наши носы касаются друг друга. Дыхания смешиваются. Мое — затрудненное. Его — контролируемое.

Он выпрямляется, увлекая меня за собой. Голова кружится. Больше от его признания, чем от вращений и неловкого положения с выгнутой спиной, в котором я только что находилась. Я не отпускаю его рук. Он не отпускает меня. Смотрит еще секунду, затем поворачивается к собирающейся толпе и улыбается.

Я облизываю пересохшие губы. Пытаюсь контролировать дыхание. Замедлить сердцебиение. Улыбнуться. Не выглядеть влюбленной идиоткой. Это сложнее, чем кажется.

Затем мелькает рыжая вспышка. И странное чувство рассеивается, сменяясь всепоглощающим волнением при звуке голоса с ирландским акцентом.

— Итак, я слышал, у кого-то имеются довольно крутые танцевальные движения.