— В какую дилемму я тебя поставила?

— Если ты знала о плане Гемены и не сообщила мне, ты была соучастницей измены. Если не знала, то твоя власть над магами сомнительна. В любом случае, маги должны оставаться связанными и заключенными в тюрьму, пока этот конфликт не будет разрешен.

Эолин моргнула и отошла.

Даже Телин не говорил об этом так прямо.

— Маги мирно живут в Мойсехене уже более десяти лет, — ее голос дрожал, а руки были сжаты. — Ты не можешь позволить действиям одной женщины…

— Трех женщин. Откровенно предательский поступок трех женщин, преданных тебе учениц. Они навлекли на нас войну, Эолин. Кто знает, сколько других среди твоих последовательниц поддерживают их?

— Маги, оставшиеся у меня на службе, не сделали ничего, что заслуживало бы подозрений.

— Все маги заслуживают подозрения, — Акмаэль заколебался, увидев выражение ее лица. Он медленно выдохнул и смягчил тон. — Есть история, которую мы еще не преодолели, Эолин. Ты, как никто другой, должна это понять. Слишком многие из наших подданных еще помнят войну против моего отца.

— А какие чистки последовали? Маги, которых он убил?

— Насилие, которое разорвало это королевство на части, — признал Акмаэль. — Правильно это или нет, но виноваты маги. Многие боятся твоей силы, амбиций всех женщин-волшебниц. Мы должны осторожно управлять этой ситуацией, чтобы защитить тебя и твоих дочерей. Чтобы справедливость восторжествовала.

— То, что Телин сделал с моими магами по твоему приказу, было несправедливо».

— Мера предосторожности. Ничего больше.

— Ты должен дать мне слово… — голос Эолин сорвался. Неужели он ничего не допустит? Какую маленькую уступку она могла бы потребовать? — По крайней мере, обещай мне, что ни одна из моих дочерей не будет подвергаться жестокому обращению во время заключения.

— Плохое обращение?

— Что их не… — Эолин задохнулась от своих слов. — Что они не будут подвержены методам, когда-то использовавшимся Церемондом и его магами.

Осознание омрачило черты лица Акмаэля. Он улыбнулся и покачал головой.

— Ладно тебе, Эолин. Ситуация не такая мрачная. Уверяю тебя, дни Церемонда не вернутся. Мы находимся в тупиковой ситуации, пока не определим, заканчивается ли эта паутина предательства Геменой или начинается с нее. Если тебя признают невиновной, твои маги вернутся на свои прежние позиции. Если кто-то из них питает предательство в сердце, лучше нам выяснить это сейчас, прежде чем будет нанесен еще больший ущерб.

Эолин кивнула, хотя его заверения мало утешили ее.

— Я приготовил для тебя комнаты Восточной Башни, — сказал Акмаэль.

— Что?

— Я знал, что ты будешь недовольна, — поспешил добавить он, — но я делаю это для твоей же безопасности.

— Моей безопасности?

— Нет чар сильнее, чем у Восточной Башни. Ты останешься там, и дети с тобой.

— Ты посадишь меня в тюрьму? Женщину, которую ты любишь, свою королеву?

— Твоя магия не будет ограничена. Тебе будут разрешены посетители, и тебе будет разрешено покидать пределы башни в светлое время суток, но всегда в моем обществе или в обществе назначенных мной охранников.

— Ты не можешь требовать этого от меня.

— Эолин, — он нежно взял ее за плечи. — Не закрывай глаза на деликатность нашего положения. Половина двора полагает, что это твой приказ заставил Гемену доставить Элиасару в Рёнфин.

— Ты знаешь, что я никогда бы…

— И я, видя, что дочь украдена у меня, недоумеваю, что дальше в мыслях тех, кто замышляет разрушить мой дом и править. Будут ли они пытаться убить моего сына? Будут ли они нападать мою королеву? Потому что эти две вещи уничтожили бы меня, Эолин, меня и все будущее, которое я себе представлял.

Эолин недоверчиво уставилась на Акмаэля. Призрачный крик отозвался эхом в ее сердце, забытый плач преданной женщины.

— Вот как это началось, да? — прошептала она. — Заключение твоей матери началось именно так.

— Эолин…

— Твой отец хотел только защитить ее, но он не позволял ей уйти. В конце концов, это не имело никакого значения. Кайе проникла в обереги и убила ее. Ты помнишь, Акмаэль. Ты был там.

— Моя любовь…

— Ты не можешь запереть меня в том месте!

— Ты не останешься одна, как моя мать. Ни сегодня, ни в грядущую ночь.

Акмаэль прижался к ее лбу. Затем он взял тонкую цепочку, на которой висела Серебряная паутина, и осторожно поднял украшение над головой Эолин. Он держал амулет на ладони, нежные кристаллы блестели в дневном свете.

— Эта магия может быть использована для проникновения через чары, — сказал он.

— Как?

— Это мне знать, — он надел серебряную цепочку на шею, сунув амулет под тунику. — Обещаю тебе, Эолин, я буду с тобой каждую минуту, когда смогу.

— Ты обеспечил себе путь в Восточную башню, не оставив мне выхода. Ночью ты воспользуешься магией своей матери, чтобы прийти как вор, тайный любовник, а не открыто как мой король и муж. Почему?

Акмаэль кивнул на дверь, которая отделяла их от придворных снаружи.

— Потому что они должны верить, что мое суждение свободно от влияния желания и любви, свободно от любых заклинаний, которые может наложить мага.

— Они дураки, если верят, что мага может контролировать решения людей. Если бы у нас была такая сила, уверяю, этот мир был бы совсем другим местом.

— Они могут быть дураками, но у этих дураков мои наемники. Вскоре они должны последовать за мной на войну. Я не могу позволить им усомниться во мне, даже на мгновение.

— Но ты позволишь им усомниться во мне?

— Боги не назначали тебя командовать ими.

— Нет, Акмаэль. Ты это сделал. Ты выбрал меня, чтобы я командовала на твоей стороне, чтобы вела и защищала наш народ, чтобы восстановить пути Эйтны и Карадока. Ты верил в эту мечту так же сильно, как и я. По крайней мере, так я думала до сегодняшнего дня.

Он помрачнел.

— Эта ситуация пройдет, любовь моя. Твоя верность и верность твоих маг будет доказана твоим послушанием. Делай, как я прошу. Прими защиту Восточной Башни. Пусть видят, что ты со мной не ссоришься, и даю тебе слово, что скоро все уладится.