6

Считается, что первые люди, использовавшие магию, получили дары, сродни самим богам. Они обладали магией, из которой был создан весь мир, и с помощью которой весь мир может быть уничтожен.

— Изучение Первородной Магии

6

Тринадцать лет назад.

Круз пытался следить за временем, но во время бури весь мир замедлялся и ускорялся одновременно. Ливень проникал сквозь кожу, пока не начинало казаться, что холод никогда не отпустит тебя. Во-первых, хотелось постоянно двигаться в попытке согреться. Но через некоторое время выяснялось, что создание тепла означает его потерю, и после уже вовсе не хотелось двигаться. Хотелось спать. Но и для этого было слишком холодно. Неожиданные перемены ветра держали в полной боевой готовности, постоянно поднимая вопрос, было ли что-то хуже, чем дождь и ветер, идущие бок о бок. Если бы вы были другими детьми, вы бы плакали, плакали и плакали.

Круз не плакал, даже когда вернулся голос в его голове — голос, который шептал о разрушении и смерти. Он ждал, что из этого голоса выйдет нечто большее, что безумие полностью овладеет им, или, что хозяин голоса явится сам. Но шёпот оставался шёпотом, лишь скользящим по поверхности его мыслей, иногда ему даже приходилось напрягаться, чтобы расслышать его сквозь рыдания других детей. Они звали матерей и отцов, которые, как он знал, никогда не придут.

Только один ребёнок, казалось, понимал, что они здесь одни — девочка с синяком на шее. Вместе с Крузом они сделали всё возможное, чтобы построить убежище до того, как разразилась буря. Они нашли несколько валунов рядом друг с другом и сложили сверху длинные палки, за которыми последовали листья папоротника. Когда они закончили, это выглядело как импровизированная хижина, и Крузу было чем гордиться.

Но это почти не могло защитить от дождя, когда он обрушился на них. Листья становились тяжёлыми и скручивались вниз, оставляя щели в их предполагаемой крыше. Земля под ними превратилась в размокший суп, который прилипал к ногам грязными пятнами и комками. Остальные прижимались к нему всё теснее и теснее, пока Круз не почувствовал, как их трясущиеся конечности соприкасаются с его собственными. И с этим шёпотом, всё ещё звучавшим в глубине его сознания, у него возникло внезапное желание толкаться и толкаться, пока у него не появится пространство, пока ни один из этих слабаков не будет прикасаться к нему.

Вместо этого он бросился вперёд и встал, выползая из их жалкого укрытия и подчиняясь ярости бури снаружи.

— Куда ты идёшь? — произнёс голос, тихий и пронзительный.

Круз не остановился, чтобы ответить. Он продолжал ставить одну ногу перед другой и не останавливался, пока его одежда не промокла насквозь, а кожа не стала скользкой от дождевой воды. Над головой завыл гром, деревья задрожали от грохота, и он остановился, желая прислушаться, почувствовать страх и, возможно, наконец, заплакать, как все остальные.

Но этого... так и не произошло.

Потому что впервые в жизни Круз почувствовал себя свободным.

Он не был заперт в том доме своей матери с приторными запахами и шумом в любое время суток, и людьми, которые то приходили, то уходили, в отличие от него. Он никогда ничего не делал, кроме как оставался. Оставался в стороне. Сидел тихо. Оставался незамеченным.

— Что ты делаешь?

Круз резко обернулся и увидел девушку. Она последовала за ним, но почему-то казалась менее тронутой стихией. Конечно же, она не была сухой, но создавалось впечатление, будто она стояла под деревом, которое защищало её от сильного дождя. Но там, где она стояла, укрытия было не больше, чем у него, и он слышал ровный стук дождя и чувствовал, как тот капает ему на затылок.

— Ничего.

— Ты заболеешь, если слишком долго будешь стоять под дождём, — сказала она.

— Как и ты.

Она ничего не ответила, только слегка наклонила голову и посмотрела на него более сосредоточенным взглядом.

— Что случилось с твоей шеей? — спросил он, устав гадать на этот счёт, и он был слишком далеко от матери, чтобы заботиться о том, что было, а что не было вежливо.

Она схватилась за воротник рубашки, подняла его, скрывая отметину, но тут же опустила, словно передумала.

— Я сделала выбор, — ответила она.

— А что за выбор?

Она пожала плечами и, не моргнув глазом, продолжила:

— Не умирать.

Он не знал, что она имела в виду, но она была единственным человеком, с которым он чувствовал хоть малейшую связь.

— Как тебя зовут? — спросил он, осознавая, что до сих пор не предпринимал никаких усилий, чтобы узнать кого-нибудь из остальных детей, в то время как все они рассказывали историю за историей о своих семьях и жизни дома.

— Ты можешь называть меня Кэсс.

* * *

Киран Торн выскочил из задымленного помещения гостиницы, его сердце бешено колотилось.

Её там не было.

Они покинули гостиницу, как только стало безопасно выходить наружу. Бури небесного огня создавали особенно жестокую дилемму — оставаться в здании, пока оно горело, или бежать в бурю, вызвавшую пожар? Обычно это сводилось к догадкам, и чаще всего это приводило к травмам или смерти независимо от того, где человек оставался. Если, конечно, ты не имеешь магию, такую как порошок огненной бури, который он уже принял.

Не найдя Роар в её спальне на третьем этаже, он решил, что она уже выбралась. Но когда он не смог найти её вместе с другими, он бросился обратно в горящее здание, полный решимости найти её. Рансу следовал за ним по пятам, поскольку Джинкс тоже отсутствовала. Но сколько они ни искали, девушек нигде не нашли. Когда третий этаж полностью охватило пламенем, они, наконец, сдались и вернулись обратно на улицу.

Теперь Киран расхаживал взад-вперед, каждый мускул его тела был натянут, как тетива. Он чувствовал, будто стрела застряла в его лёгких, потому что, сколько бы он ни глотал воздуха, казалось, он вытекал быстрее, чем следовало.

Она не могла быть внутри. Этого просто не могло быть.

Они не могли путешествовать по диким землям, соблюдая меры предосторожности, только для того, чтобы она умерла в городе Бурерождённых, как и его сестра. По его коже побежали мурашки, как это иногда бывало в городах, словно воспоминания вот-вот прорвутся сквозь его поры, и он больше не сможет их игнорировать.

Из ниоткуда, в нескольких улицах от них начался сильный ливень, быстро распространяясь, добравшись до гостиницы. Киран поднял голову к небу и с радостью ощутил, как холод омывает его лицо и проникает в его одежду. Он никогда не чувствовал себя чистым в городах. Хорошо, что охота удерживала его в диких землях большую часть времени, потому что он уже испытывал беспокойство, а они едва прибыли.

Он наблюдал, как пламя на крышах шипит и пар поднимается от капель дождя, ожидая, когда огонь в гостинице полностью потухнет. Откинув со лба мокрые волосы, он снова принялся расхаживать. Он не был уверен, сколько раз прошёлся вперёд и обратно перед этой гостиницей, отказываясь думать о том, что может найти внутри, но тут Рансу крикнул:

— Киран!

Его друг указал на дорогу, где сквозь стремительные потоки дождя начали вырисовываться два силуэта.

У той, что была повыше, капюшон был низко опущен, скрывая её лицо, она была не более чем движущейся фигурой на расстоянии, но он узнал бы Роар где угодно. Он запомнил всё в ней — слишком грациозное скольжение её походки, то, как она сгибала плечи, чтобы казаться ниже, когда хотела остаться незамеченной, и как для него было совершенно невозможно не заметить её.

Она двигалась осторожно, словно испытывала боль, и прежде чем он успел осознать это, он бросился к ней. Она промокла насквозь, но на её бледной щеке всё ещё виднелась полоска сажи. Когда он почти добрался до них, она повернулась и обменялась долгим, непроницаемым взглядом с Джинкс.

Чем он вдвоем занимались, что увело их из гостиницы?

Он отбросил эту мысль. Ничего из этого не имело значения, не тогда, когда он так боялся, что она была... Он покачал головой, отказываясь задерживать ещё хоть на миг на этой возможности.

Киран замедлил шаг, когда он приблизился, преодолевая последнее расстояние в несколько длинных шагов. Потом он обхватил её лицо руками и поцеловал.

Ему было всё равно, что идёт дождь или что кончики его пальцев обгорели от соприкосновения с пламенем внутри гостиницы. Он редко заботился о чём-то ещё, когда Роар была рядом. Она таяла рядом с ним и не пыталась остановить его, когда он откинул её капюшон и запустил свою здоровую руку в её короткие, небесно-белые волосы.

Несмотря на холодный дождь, её губы горели огнём под его губами. Она встретила его отчаяние без малейшего колебания, как будто знала, что его сердце может разорваться, если он не притянет её как можно ближе.

— Я не мог тебя найти. Я думал…

Она успокоила его, нежно коснувшись губами его подбородка, потом щеки, а потом прижалась лбом к его лбу. Она бормотала извинения между лёгкими, дразнящими поцелуями, и Кирану ничего не оставалось, как крепко обнять её.

Когда его сердце, наконец, замедлило свой ритм до терпимого темпа, он отстранился и спросил:

— Чем вы занимались в городе в этот час? Я думал, мы договорились, что тут небезопасно.

Слова прозвучали резче, чем он хотел, но достаточно было оглядеться по сторонам, чтобы понять, что эти слова были правдой, как всегда. Страх снова скрутил его внутренности. Хотя она была в безопасности. Даже несмотря на то, что она была в его объятиях. Он почему-то всё ещё смертельно боялся.

Вот что значит быть влюблённым? Проживёт ли он остаток своих дней в постоянном страхе, что этот кусочек совершенства, который ему был дан, будет вырван, как и всё хорошее, что было до неё?

Уголки её губ опустились вниз в хмуром взгляде, прежде чем она одарила его своим привычным пустым взглядом. Иногда он ненавидел этот взгляд. Он никогда не хотел видеть её замкнутой и бесчувственной. И его раздражало, что когда-то у него было такое же выражение лица, пока она не вошла в его жизнь и не разбила её вдребезги. Теперь его эмоции всегда были слишком близко к поверхности.