Глава семнадцатая

Серлис привели в комнату, загроможденную военным имуществом. Тощий юнец с сопливым носом подвел ее к столу. За столом восседала широкоплечая пожилая женщина, перебиравшая россыпь инструментов и кожаных ремешков. У нее были волосы на подбородке и по линии челюсти, плоское лицо намекало на ривийское происхождение. Запавшие темные глаза равнодушно изучили Серлис.

- Я Бловлант, - сказала женщина грубым, хриплым голосом. - Ты новенькая, так шо сиди и слушай и раскрывай глаза ширше.

На краю стола лежал ворох кожаных доспехов. Бловлант сунула в него корявую руку и выудила рубаху с длинными рукавами. Всю в полосах прорех, кровяных пятнах и дырах.

Серлис узнала ее. - Это Водички.

- Как и всегда, - тускло сказала Бловлант. Скомкала и кинула на пол. - Ее излюбленная, говорит. Вешно хочет ее обратно сшить. И не спорь. Никогда не спорь. Так шо мы берем новую, вишь? Делаем порезы и тут же зашиваем, и молотим о камни и всячески мнем. Потом отдаем назад и она рада. Варбо! Тащи новую для Водички!

Еще один работник рылся в ящике у стены. - Это не Водичкин ящик, Блов. Это ящик Второго взвода.

- Так найди Водичкин!

Варбо распрямился, почесал шелушащийся лоб. - Мы ж в городе и не думали что нужно, так чтож упаковали глубоко в погреб.

- Глупо сделал, Варбо. Неважно где она. Водичка всегда найдет повод пролить кровушку. Какой ты идиот, если не знаешь? Иди ищи рубахи!

Скривившись, Варбо затопал из комнаты.

Бловлант вздохнула. - Он был солдатом прежде, а посля получил в голову. Теперша может лишь щитать. Вместо щет держим. - Она указала на другую рубаху. - Вишь как дурно пахнет? Эта Кожухова. Лопнули пряшки. Легко чинить.

Серлис села и огляделась. И пусть работа нудная. И пусть Бловлант уродлива лицом и пахнет не лучше лошади. Здесь, в обществе обозников, ей будет безопасно.

Четыре дня назад она хотела перерезать себе горло. А теперь вокруг нее много пустого нового места, которое нужно заполнять новыми вещами. Ей казалось, что она помолодела.

- Шо у тебя в глазах, девка?

- Слезы. Прости.

Бловлант уставилась на нее, потом со вздохом взяла рубаху. - Это ш просто пряшки, девка, а пряшки ломаются. Кожух ломает пряшки потому шо он толще, чем думает. А мош, нет. Мош это Фолибор, крадется ночью, когда Кожух спит, и ломает, шоб Кожух думал, шо он разжирел. Почему ищо Фолибор чует к нам вину и покупает пряшки горстями, а ищо вино? Вишь? Все дело в понимании. Наши солдаты не задираются. Вот капитан Грубит - ох, это совсем иное дело! Его починку оставь мне. Хорошо шо он почти всё делает сам. Любит это дело. - Она поднесла палец к волосистому виску, делая круговые жесты. - Кто ш мог подумать, а? Лучшие швецы в легионе хотят лучше потрошить людей! Напрасная трата! Напрасная! Ну, подай тот ящик с пряшками и я покажу как и куда.

Штырь открыл дверь капитанской конторы как раз вовремя, чтобы помощники мэра выволокли бесчувственное тело.

- Мэр как раз уходит, - сказал Грубит из-за стола. - Входите, сержант, - пригласил он, хмуро рассматривая круглые алые брызги на потертой столешнице. - Похоже, дерево тверже кости. Интересно! Садитесь, старый друг. Прошу.

Штырь поправил стул и сел. - Капитан, на северном берегу озера замечено движение. И компания Балка зашевелилась. В западном лесу полно гостей, только они не кажутся заинтересованными в торговле.

Грубит отыскал в корзине старую тряпку и вытирал кровь. - Этот сорт упрямства, сержант, оставляет меня в недоумении. Другие сорта я отлично понимаю. Например, Бенжера с его решимостью исцелить местную женщину, одержимую неуправляемыми влечениями. Даже блаженную Водичку с желанием устроить погром в любом месте, где она окажется. Но стоять пред лицом разумных доводов, корча рожу и вздувая жилы на лице и шее. Какое создание добровольно упорствует в этом?

- Тупое, сэр.

Грубит наставил на Штыря длинный, безукоризненно ухоженный палец. - Вы точны, мой дорогой! Весьма! Что же, отлично проделано. Купите последних одров, что сходят здесь за лошадей, и пусть рабочие удвоят усилия. Колеса, оси и дуги. - Он бросил кровавую тряпку в корзину и сел прямее. - Больше мешков с зерном и так далее. Расширьте пути обхода патрулей, особенно на северо-востоке, за опушку. И конечно, следите за югом и западом. Новые тетивы для арбалетов, новые наконечники для болтов. Раздать взрывприпасы... - Он замолчал, разводя руками. - Ох, послушайте мой лепет! Перед ветераном и так далее!

Штырь пожал плечами: - Забыл последний раз проверить фургоны. Благодарю, что напомнили. - Он помялся. - Эвакуация горожан по первому сигналу остается проблемой, сэр. Особенно в нынешнем состоянии... сознания мэра.

- Бессознательном? Вовсе нет. Оно идеально!

- Пока не очнется.

- Будет мутиться в голове несколько дней, уверен. О, у нас есть несколько дней?

- Неделя - при удаче, сэр. Но Благая Ролли так бы не сказала. Три, может четыре дня.

Капитан потер гладкий подбородок. - Я подумываю послать регуляров в охранение гражданских. Скажите им, не больше полудня для сборов. Знакомые лица утешат местных жителей, я уверен.

- Да, сэр. Рад слышать. Ролли всё устроит.

- А нам, морской пехоте, остается самое сложное - держаться как можно дольше, лишь бы беженцы получили благословенную фору. У нас некоторый некомплект личного состава.

Штырь на миг всмотрелся в капитана и кивнул. - Да-а, сэр. Некоторый.

- Скудна, Дай и Кожух для активных действий. Командовать ставьте Подтелегу. Сегодняшней ночью.

- Слушаюсь, сэр.

- Глиняный Таз, Ори Громче и Фолибор - резерв на случай прорыва. Бенжер прикрывает. Сегодняшней же ночью.

- Я поставлю Моррута присмотреть за Бенжером.

- Хорошее замечание. Неужели я реально поставил Бенжера командовать? Благие боги. Боюсь, я отвлекся.

- Что-то не так, сэр?

- Ничего, с чем не справится умелый макияж. Благодарю за доклад, сержант Штырь.

Штырь встал и вышел.

В патруль Вам Хана вышел с Водичкой. Что-то в ней всегда его напрягало, и не только зловещие глаза на шарфе и даже не тату-веревка под шарфом. Сегодня ей достался старый нагрудник, плохо сидевший и потерявший почти все железные клепки - кроме двух, на уровне сосков. Одно это могло обескуражить, да еще лишь одна из клепок оказалась прямо над соответствующей грудью. Вторая клепка торчала косо, отчего Водичка при взгляде спереди напоминала - как ни странно - женщину с косящим глазом.

Да, полная чепуха, отчего Вам чувствовал себя сбитым с толку и разочарованным. Он даже не глядел на клятые клепки; однако он был взрослым мужчиной, ценителем женщин, и привык восхищаться, поглядывая на грудь, пусть даже искоса, и сейчас ощущал себя выведенным из равновесия. Почему-то горчило во рту.

Ее внимание не помогало. - Ты просто мужик, Вам Хана. Не паникуй. То есть я не раз видела, как у тебя выпирает между ног. И даже голым видела.

- Что? Когда?

Поднявшись на склон, он обошли восточный край города, далее было напольное пространство шагов в семьдесят, за ним неровная линия молодых деревьев и пней. Дальше начинался густой и старый лес.

- Ты был один в палатке. С ведром и тряпкой, вытирал кровь и пот. Как раз когда мы пришпилили Балка.

- Но... как ты там оказалась, во имя Икари?

Она пожала плечами: - Срезала путь через садок.

- Срезала путь? Мы стояли лагерем!

- Ладно-ладно. Мне захотелось увидеть голого мужика, признаю. Нас измолотили. Я заметила, как ты ползешь в палатку с ведром.

- Слушай, - ответил Вам Хана, - просто срежь проклятые клепки.

- Ни за что. Они защищают соски.

- О, тогда... постой. Ничего они не защищают!

- Один защищает.

Он вцепился ногтями в лицо. - Понял. Врубился. Понял и тебя, и себя. Сейчас все трахаются со всеми, потому что впереди заваруха. Но мое сердце отдано другой...

Водичка остановилась, схватила Вама за руку и тоже заставила остановиться. - Ты не можешь, солдат. Морпехи так не поступают. Шрейка - сержант и скажу тебе, Вам Хана, нам противно видеть, как она млеет по тебе.

- Она что? Правда?

- Сосет косу словно член и так далее. По мне мурашки ползут.

- Косу словно ..?

- Ага, разве не очевидно? Она пожирает тебя у всех на глазах, и нам глаз не отвести! Отвратительно.

- Не хочу спать с тобой.

- Хорошо, ибо взаимно. На краю насыпи есть сарай, вон там впереди. Забит сушеной рыбой на подвесках, но пол мягкий - там сети. Однако предостерегу. Слишком много писка и треска, и нас заметут. Вот как было с Подтелегой и женой купца. Скандал! Весь город говорит.