Он хмыкнул. - Я удивлялся твоему знакомству с натийским языком.

- У склада твоего удивления низкий потолок, Дамиск от Серебряного озера, - ответила она. - Как насчет этого древнего храма? Давно забытого звериного трона? Как насчет бесчисленных поколений, что некогда преклонялись здесь, почитали священные покои? Как насчет ледника, что однажды осадил храм - его скрипящая тяжесть громоздилась столь высоко, что поглощала горы, но не могла победить груду покосившихся камней? Ты даже не удивлен моему присутствию здесь, где я провожу годы, и одиночество мое нарушено лишь юными идиотами-Имассами, чья ненависть так стара, что забыла о преступлении, ее породившем? И чье же было преступление? Не Жекков, уверяю тебя, а мне лучше знать, я была там в момент события.

Дамиск сказал: - Я лишь стремлюсь к взаимопониманию, Сука-Война. Но твои идеи не так здравы, как тебе кажется. Удивляться не всегда значит выражать удивление.

- Педантизм - не добродетель, - возразила она. - Скорее порождение малого ума, до смешного приверженного навязчивой точности. Я отвечала твоему удивлению честной и свободной игрой, поэтическими экскурсами. Но нет, этот человек желает сидеть на камне и бормотать по-натийски такую заумь, что я теряю дыхание.

Он молчал, чувствуя себя слишком слабым.

- Ранены чувства, ох мой милый.

Мех и гниющее мясо сделали жгучим даже холодный воздух пещеры. Он различил вой ветра, что вырывался из глубокой пропасти за троном - словно голоса тысячи плакальщиков. Разумеется, люди гибли от его руки. Он же был солдатом. Работал на рабовладельцев. А сейчас его гонят саэмды, которых Сука назвала Имассами - что, если они действительно Имассы? Хотя бы эти не из ходячих мертвецов. Целые народы могут заблудиться в большом мире. Блуждать, пока их не найдут; вот тогда начинаются проблемы.

Неужели Жекки прогнали саэмдов на юг? Он снова подумал о том, что увидел на горизонте. - Ах, - сказал он вскоре, - советуешь не задерживаться надолго. Внушала мне залезть на самый высокий столб храма. Тут причиной не мухи.

- Я послала пару намеков, - пробормотала она.

- Тающая мерзлота. Новые болота. Будет наводнение.

- Слабо сказано, Дамиск от Серебряного озера. Приходит пора и мне покинуть это место.

- Куда пойдешь?

- Жекки могут не знать, как строить дома и жить в селениях, но они не глупы.

- И еще они не рыбы, - согласился он. - Ты поведешь их к безопасности?

Ее смех был лаем, вырвавшимся из горла лежащего зверя, затем зверь встал и поднял голову.

Дамиск отпрянул. Она была размером с лошадь.

- Безопасности? - спросила волчица. - Вспомни мой титул, глупец.

- Война? С Малазанской империей? Так кто здесь глуп?

Волчица потянулась. - Оставайся на ночь, Дамиск от Серебряного озера. Отдохни.

- А саэмды снаружи?

- Не моя забота. Кто знает, вдруг они увидят меня и решат, что ты мертв. Полагаю, так ты избавишься от их осады. Берегись юга и даже не думай идти назад, к озеру. Между тобой и ним десять тысяч саэмдов.

- Десять тысяч?!

Она заворчала. - Имассы плодятся как мухи, текут наружу, потому что рухнули стены льда. Итак, ни юг, ни восток. Разумеется, север тоже.

- Я уже шел на запад.

- Тебя там ожидает смерть, Дамиск.

- Ты не оставила мне настоящего выбора.

- Не обязана тебе что-то предлагать. - Сука-Война прошла мимо него.

- Что таится за троном? - внезапно спросил охотник.

Она помедлила, повернув тяжелую голову, скрестив взоры. - Пойдешь тропами Оплотов? Вряд ли это мудро.

- Ты их знаешь? Ты там была?

- Уже давно.

- Почему давно?

- В последний раз едва спасла свою жизнь.

Она прошла к выходу, на миг заслонив почти весь красноватый свет уходящего солнца, и пропала. Вернувшийся поток света слишком напоминал кровь. Дамиск думал о своих жертвах, о мертвецах, что всюду влекутся за ним.

Через миг встал, принявшись изучать пещеру. Он надеялся найти нишу или полость, защищенную от холодных путей ветра. Для осажденного призраками человека он ощущал себя слишком одиноким.

Воздух как будто вращался. Рент был не в центре, но ощущал, как поток несется вокруг искривленного дерева. Вот почему ствол был таким кривым. Он вырос внутри бесконечной спирали энергии.

Поток нежно ласкал его кожу, плечо и руку. Он понял, что лежит нагим на боку, ран нет - бессмыслица, ведь тут были волки. Или мужчина, считавший себя шестью волками, а возможно, так и было - он не просто вожак стаи. Его слова смущали. Они сражались, а потом беседовали, решив больше не враждовать.

Ветер словно коснулся лба мягкой рукой, кожа пошла мурашками. И женский голос сказал: - Закрой глаза и следуй за мной.

Она держала его руку и они пересекали каменную пустошь, но каждая трещина была засыпана тонким песком. Он держал глаза закрытыми, хотя и спотыкался на каждом шагу. Он не помнил, как вставал, как брал ее за руку - или она брала его?

И тут она заговорила. - Опасный поступок - упасть без чувств в устье древних врат. Эта воронка правит течением, влекущим смертные души, но не плоть. Твоя душа вылетела и готова была уйти в иное место - не могла погрузиться в дерево, оно уже заселено. Да, если подрыть корни, можно найти залежи каменных наконечников и каменных ножей, и каждый принадлежал гадающему по костям. Таким образом души были связаны поколение за поколением. Здесь древние Имассы сделали капище, отметив границы валунами.

- Кто ты? - сказал Рент. Ее ладонь была такой нежной, такой теплой.

- Не уверена. Наверное, забыла. Так давно.

- Ты душа без тела?

- Точно. Как хорошо.

- Пленена этими... вратами?

- Да, едва ты сказал, я поняла. Да.

- Давно ли?

- Да. Ты напомнил о течении времени за вратами. Но здесь, между миров, времени нет.

Он думал о сказанном. Они шагали и потоки энергии шептали над ним, то теплые, то холодные. Он крепко сжал веки, считая, что открытые глаза каким-то образом рассеют всё это, даже изгонят женщину, что ведет его. - А где же гадающие по костям Имассов?

- Жекки пришли и всё испортили. Гадающие ныне заперты в кривом дереве, дереве, что прекратило расти и никогда не умрет. - Она помолчала. - Думаю, я их знала. Эти души гадающих. Они рады были петь. Самые прекрасные голоса.

- Если Жекки всё ломают, почему уцелели врата?

- Врата существовали задолго до прихода Имассов. Они нашли их и объявили своими. Энергия не возражает. Она течет, равнодушная к любым притязаниям.

- Эти врата - садок?

- Нет, но, думаю, так же устроены и врата садков. Садки, Оплоты, всё зависит от давних, забытых освящений этих вихрей между владениями.

- Тогда почему ты не ушла во врата?

- Говорю тебе, всё здесь и всё сейчас в этом месте. - Она остановила его. - Теперь медленно преклони колени. Да. Я возьму и другую руку, чтобы вести медленно, чтобы ты не навредил себе.

Он ощутил ее руку, пальцы скользнули по ладони и потянули его вперед и вниз.

Через миг он ощутил нечто, она провела его пальцами, чтобы он ощупал предмет. Шок узнавания потряс его. - Это нож, мой малазанский нож.

- Осторожнее с острием, - предупредила она. - Нежно возьми его за рукоять. Чувствуешь, как прочно он засел, похороненный в камне? Это сделал ты и сделаешь ты. Да, если вслушаться в потоки энергии, услышишь вечные отзвуки. - Она вздохнула. - Вообразите, вогнать нож в твердый камень. Сила владельца не уступит силе железа.

- Какое отношение нож име... - Голос Рента затих. - Я пленил тебя здесь? Ножом? Но как...

- Тогда, теперь, однажды. Ты не можешь видеть и чуять, но железо стало сплетенным внутри. Сомневаюсь, что нож когда-либо сломается. Как и дерево, отныне он держит в себе это безвременное место, эти вечные энергии.

- А ты в них? Твоя душа?

- Думаю.

- Рент крепко сжал нож. - Тогда я сломаю его и освобожу тебя.

- Не сможешь. Но если ты вынешь его, я пойду с тобой. Не лучше ли эта участь? Кровожадна ли я, буду ли наслаждаться каждой нанесенной раной? Каждой жизнью, которую ты заберешь своим оружием?

- Не хочу наносить раны или забирать жизни. Ты будешь томиться жаждой.

- Или нет. Моя память почти пропала. Кем я была и на что похожа. Мои надежды, страхи, любовь, все ушло.

- Тогда, - предположил Рент, - осталось место для нового.

- Но нож держит душу. Я вкушу мир с его острия. Познаю холод и жар, и игру света. Буду купаться в крови.

- Может, я сумею найти другого. Заклинателя, который освободит тебя.

- Доверишь меня рукам чужака?

Рент скривился. Он лишь пытался помочь, но каждый ответ вызывал новые мысли. Он не знал, что делать и что говорить. Мог бы бросить вонзенный в камень нож, чтобы его нашел другой. Но нож принадлежал ему. Малазанский солдат отдал его. Он помнил тот день, то мгновение, всё воспоминание сияло, будто пламя солнца.

"- Что ты делаешь?

Он уворачивался от камней. - Играю с друзьями.

- Это зовется игрой, вот как?

Он кивнул. Губа была разбита и трудно говорить. На груди и спине расцвели синяки.

- Видишь? - Тут он вытянул из ножен большой клинок. - Видишь, как водяные знаки ползут по лезвию, будто волны в пруду? Аренская сталь. Это боевой нож, оружие. Понимаешь? Им не вырезают ложки, не крошат овощи и не режут мясо. Не бросают в древесный ствол. - Нож скрылся в ножнах. - Бери, отныне он твой.

Тяжелые в руке деревянные ножны потерты, изношены, лишь мелкие остатки золотой и алой краски таятся в резных узорах - словно змейки расползлись по всей длине. Навершие гладкое, местами в зарубках и потертостях, рукоять короткая, неуклюжая. - Почему?

- На тот день, когда устанешь от таких игр".

Малазанский солдат. Морпех. Обветренное лицо в морщинах и белых шрамах, глаза как миндалины в черном дегте. Уходит, оставляя Рента с ножом.

Один из дружков побежал за морпехом, клянча и себе нож, или даже меч. Оплеуха тылом скрытой перчаткой руки послала его кувыркаться, лицо стало кровавой лепешкой, а морпех обернулся к Ренту и его ошеломленным дружкам. " - Нож останется у него. Если найду нож в ваших руках, когда вернусь - шкуры сдеру со всей кодлы, потом выпотрошу тех, что вас породили. Дыханье Худа, сожгу всю вашу помойную деревню".