Изменить стиль страницы

Глава двадцать четвертая

О доблести не спрашивай героя

Прости, коль не захочет он

Смотреть тебе в глаза, покуда ищешь

Того, что невозможно объяснить

Изнанка, что открыта лишь ему

И кровь из жил, и ран глухие стоны

Ошибки - их не взять назад

Упущенные шансы, память обо всём

Что видел он, а вот избыть не в силах

Кошмаров алых корни, узел из ладоней

Тех рук, которых он не удержал

Подумай: вот незримое страданье

В нём вечно бьется то, что он свершил

И то, что не успел

Меж вами пропасть, не построить мост

Не спрашивай его, оставь и уходи

Не оглянись, да не увидишь взгляд украдкой

Мол, кто ты и чего сейчас хотел?

Пусть он вернется в тишину

В скрежещущую тишину

В которой он грызет себя - не пожелаешь

Такой судьбы и славы никому

Кого он спас, кого он потерял

На чаши не положишь жизни, взвесив

Что было, ныне есть и вечно будет

Гореть в нем стыд и горькая вина

О доблести не спрашивай героя, да не скажет

Что не сумел

Что сделал слишком мало

И это "слишком мало" - навсегда

"Не спрашивай", Гереслан

- Отправимся в дорогу.

Голос едва шептал в уме Рента. Он успел решить, что железный нож стал для плененного духа тюрьмой безмолвия. Она сама так говорила. Но сейчас ее голос раздался в голове.

- Отправимся в дорогу, сын Карсы Орлонга. Бог с Разбитым Лицом пронизывает тебя, но вряд ли его эманация несет дары. Твоя сила - твоя собственная, как и твои сомнения. Но душа твоя плывет, освобожденная от уз плоти, освободив и меня неведомым путям. Пойдешь со мной?

Они разбили лагерь на холме, далеко от залитого водой леса. Жекки голодали. Наемники отправили отряды к отдаленным селениям, с полными золота Жекков кошелями. Делас Фана сомневалась, что хоть один отряд вернется. Шли разговоры о том, чтобы забить теблорских лошадей, и Пейк Гилд требовала скорее уйти, прежде чем Жекки обезумеют и нападут на них.

Насколько понял Рент, ближайший город был за десятки лиг к западу. После ухода двух малазанских морпехов началась какая-то тревога, командор Балк выслал солдат на преследование. Рент прошел мимо них на пути назад.

И никому не рассказал о том дне. Ведь он убил двух наемников. При одной мысли ему становилось плохо. Но Балку он не доверял. Те мужчины и женщина унесли морпехов в лес и намеревались убить. По приказу Балка? И новые отряды были высланы с той же целью? Весь этот случай смущал Рента.

Он не видел Говера и Нилгхана после панического отступления из затопленного леса. Вода прибывала быстро, но не так стремительно, чтобы обогнать людей. Делас считала, что лес ее замедлял. И боялась думать, что же случилось западнее.

Вскоре они уедут, следуя гребням холмов. Возможно, едут они навстречу войне. Рент с грустью прощался с друзьями, но те были заняты. Вполне понятно. Исход сородичей - вот главная их забота. Говер даже смягчил отношение к брату, отменив изгнание.

Рент сейчас сидел один, в отдалении от стоянки, на которой хозяйничали Пейк Гилд и бывший раб Велок. Лошади остались там же. Спина была прижата к торчавшему на вершине холма валуну. Лицо обращено на север. Потоп не дошел до этой равнины, но вдалеке он различал блеск волн. Вся эта местность, пояснила Делас Фана, лежит выше западных регионов.

Солнце катилось к горизонту, но дневное тепло никуда не делось. Рент сомкнул глаза и сказал: - Да. Я буду с тобой.

И внезапно был поднят в небо, лишь сознанием, ибо поглядел вниз и мельком увидел свое тело, неподвижно сидящее спиной к валуну. - Я умер?

- Нет. И вернешься без вреда для себя. Тело внизу - лишь скромное вместилище, Рент, определяющее и размеры души. Более того, его ограничения делают слабыми твои чувства. Эти законы необходимы, ведь во плоти ты должен заботиться о сохранности тела. О выживании. Но это не законы души. Всё это, Рент, верно для всех смертных.

Они еще поднимались, пейзаж внизу уменьшался, раскрываясь шире. Рент ощутил дрожь восторга. - Мы летим. Вот на что похож полет! Помню твои крылья, Тройка. Ты знала такое всю жизнь, издавна.

- Так раскрывается мир, - отозвалась она. - Смена перспективы, а с ней и новое понимание. В этом месте, Рент, можно раскручивать время. Можно выбирать, что мы увидим.

Он не вполне понял сказанное. Пока что они прекратили подъем и начали смещаться к северо-западу.

- Значит, назад, - шепнула она. - Увидеть нужное. Ты можешь удивляться, к чему это. Терпение. Смысл появится, и ты поймешь.

Он видел внизу разлив вод. В лесу они оказались на краю катастрофы, но сейчас открылось всё. Земля пропала. Серебряное озеро, высокие скалы над северным берегом полностью исчезли. Пики северо-западных гор стали островами, и вода еще пенилась, буйно проносясь меж ними. Новое море тянулось на запад, насколько он мог видеть.

- Это сейчас, Рент.

И это было... ужасно.

- Омтозе Феллак отпущен. Древняя магия сокрушена. Теперь посмотрим на недавно минувшее.

Казалось, мир внизу растворился в сером мельтешении. Ренту не сразу осознал, что видит потоп в обратном движении. Они летели на север, и Рент смотрел вниз, созерцая жуткое наводнение - как оно ползет назад, сливаясь в стремительные реки в горных перевалах.

- Видишь тонкую линию на северо-востоке, Рент? Это стена льда, сдерживавшая северное море. Но погляди налево, на северо-запад, где стена преградила проходы между высоких гор. Там было сердце Омтозе Феллака, запертое в горных пещерах, в местах, окруженных ломаными костями Т'лан Имассов, разорванными телами Форкрул Ассейлов. Запертое плетением безумной магии самого Икария.

Эти слова и необычные имена ничего не говорили Ренту, но он не хотел прерывать ее излияния. Они близились к одному такому проходу, где отвесная стена льда медленно восстанавливалась.

- Здесь был первый прорыв, - пояснила Тройка. - Одна узкая щель для выхода целого моря. Ты видел итог. Но прорыв здесь ослабил давление на стены к северо-востоку. Видишь, как вода отступает, грызя стены по всем сторонам, и лед начинает крошиться восточнее, выпуская на юг массы воды.

Внезапно они изменили путь, двигаясь намного быстрее.

- Но сейчас, Рент, пристальнее поглядим на голую тундру сразу к северу от великого леса, где вы нашли убежище. Где воды потопа достигли опушки... вот, к северу и востоку от городка, в котором ты рожден...

Они спускались, тундра стала различимее - широкие провалы в почве, обрывы и низкие курганы - и там на холмике стояла фигурка, длинные серебристые волосы вьются на бешеном ветру, руки распростерты.

- Сука-Война, дитя Зимних Волков, последняя из зверобогов древнего Оплота. Потоп должен был обрушиться на ваш лес, Рент, с куда большей мощью, большей скоростью. И той высокой волны, текущей вперед, ломающей деревья на своем пути, вы не пережили бы. Ни один из вас.

Твои спутники - Жекки гадали, куда пропала Сука-Война. Смотри же, сын Карсы Орлонга. Даже я не понимаю происходящего, ибо у нее не было сил на такое деяние. Совсем не понимаю. Смотри же, Рент Проклятая Кровь, и свидетельствуй.

Так он и сделал. Став свидетелем того, как одинокая женщина, столь прекрасная, сильная и вольная, извлекла из себя все силы, чтобы сдержать целое море. А потом, не справившись, сражалась, чтобы замедлить его безумный поток, и холм стал островом, и вода поднялась выше нее, вода старалась сокрушить ее, унести изломанное тело.

Но она сражалась против всего мира.

"Спасая нас. Спасая нас всех".

Время опять потекло назад, к моменту, когда водяная башня сжала Суку-Войну со всех сторон.

- Вот этот миг. Происходит нечто невозможное. Ну, станем мы смотреть на ее гибель?

Позже Рент решил, что Тройка не ожидала произошедшего. Он не думал, что она могла вообразить бурю, что вырвалась из души его, забирая весь гнев, который был в нем и в малазанском ноже. Гнев на полное страданий детство, когда дитя еще не способно понимать. Понимать причины ненависти, презрения, жестоких слов, видеть море слепой злобы, в котором он тонул дни и ночи, каждый миг жизни.

Было так много возможностей изменить этот гнев. Он мог стать насилием. Мог перейти к следующей жертве. Мог обратиться внутрь, пожирая душу. Мог яриться всю жизнь, бурля под видимо ровной поверхностью, готовый вырваться в любой миг.

Его сила была дикой и порочной, ослепляющей и одуряющей.

Рент собрал гнев в свои объятия. Он мог сделать с ним не только такие простые вещи. Он уже не был ребенком, и никогда им не станет.

Гнев растянулся, ища тысячи иных источников в иных местах, все раненые души страдающих детей. Он тянул из племен Теблоров, носителей диких и жестоких законов. Они берегли своих детей, но потом передавали им кровавое наследие. Законы насилия, законы набегов и убийств, законы разбрызгивания семени и кровяного масла.

Взял он и страдания без гнева, ведь гнев неподвластен младенцу - пройдут годы, прежде чем он научится хотя бы выражать его. Младенец лишь принимает жестокие удары, израненный. Вот семена, что однажды прорастут, питаемые жаром нужды.

Рент собрал всё это в объятиях. И отпустил. Создавая свое море, свою воронку бешеного потока - достаточную, чтобы потянуться вниз, ломая само время.

Ибо она не справлялась. Она умирала.

Но он... он - совсем иное дело.

Сука-Война чувствовала, что проигрывает. В последние мгновения, отрицая невозможность, она тянула к себе последние пелены поклонения - от Говера, от Каснока, от немногих сотен Жекков, что еще веровали в нее. Но их не хватало. Без дара веры всех Жекков она попросту не могла собрать нужной силы. Слишком тонки были потоки между ними, слишком редки связующие нити поклонения, любви и служения.

Почти все новые боги не понимают. Они не ведают необходимости служения, которое должно двигать руками или лапами бога. Не понимают идеи воздаяния. Но мало кто ее понимает, бог или смертный.

"Быть объектом веры - это обязательство. Лишь исполняя обязательства, ты становишься достойным веры".