Снова послышались громкие голоса других охотников, и она выглянула из-за него. К счастью, остальные всё ещё были вне поля зрения с другой стороны Скалы. Её лицо пылало, и она не знала, что бы сделала, если бы они увидели. Когда Локи заговорил снова, его голос был хриплым и низким.

— Мне нужно выяснить, что произошло. А потом мы займёмся твоими ожогами.

Он не стал ждать ответа, повернулся и направился к Скале, задняя часть которой была обожжена и искорёжена, и не отличалась от того, что она чувствовала в душе.

— Все целы и невредимы? — спросил Локи, присоединяясь к остальным членам группы. Члены команды проверили друг друга, никто серьёзно не пострадал. Последним отозвался Бейт. Рыжеволосый стоял рядом с повреждённым экипажем, его лицо было испачкано сажей и дождём, плечи поникли, когда Локи направился к нему.

— Бейт, — прорычал Локки, и Роар вздрогнул, радуясь, что не она стала причиной его раздражения. — Что, черт бы побрал эти небеса, произошло?

— Я, ээ, отвлёкся. И пропустил время, когда должен был добавить больше магии в камеру. Я должен был быстро что-то сделать, иначе мы бы потеряли контроль, но я не мог найти другую банку циклона. Поэтому я вставил...

— Огненный смерч. Проклятье, Бейт. Металл не может выдержать столь быстрого изменения температуры. Нам повезло, что всё это не разорвалось на части.

Задняя часть кареты, казалось, лопнула по швам. Почерневший металл откинулся назад во многих направлениях, зияя и открывая внутренности хитроумного устройства, которое использовало магию для питания всей машины.

— Ты можешь починить? — спросил Дьюк, отрывая один рукав рубашки и обнажив обожжённую кожу на предплечье и ещё несколько шрамов, когда присоединился к остальным.

— Возможно. С помощью Рансу. Но нам нужно найти деревню, где есть кузнец. Нам снова придётся изменить маршрут нашего путешествия.

Все взгляды обратились на Роар, некоторые настороженные, некоторые с любопытством, некоторые были просто уставшими после такого дня. Она стояла неподвижно, боясь, что если сделает неверное движение, то все они смогут сказать, что Локи только что поцеловал её, и у неё душа ушла в пятки.

— Ты что-нибудь почувствовала? — спросил Дьюк.

Жар разлился по её коже, и во рту пересохло. Её широко раскрытые глаза метнулись к Локи, и он сказал:

— Когда поднялась буря? — он нахмурился. — Был гнев? Или другие эмоции, которые не были схожи с твоими собственными?

Она попыталась мыслями вернуться к огненному смерчу, когда её мир ещё не перевернулся с ног на голову. Она не могла вспомнить, что вообще что-то чувствовала после того, как её сбросила лошадь, она просто реагировала инстинктивно. В конечном счете, она покачала головой.

— Что это значит?

Дьюк и Локи обменялись взглядами.

— Это исключает восприимчивость, — сказал Дьюк. — Если бы это было так, ты бы реагировала на любую штормовую магию, даже на ту, что исходит из банки, а не от природы.

— Я тоже так подумал, — сказал Локи. — Она реагирует только на естественные бури. Я никогда не слышал о таких вещах, но это не значит, что этого не существует. Люди так чертовски боятся говорить о магии, что, вероятно, есть много вещей, о которых мы не слышали.

Дьюк вздохнул.

— Ну, по крайней мере, у нас будет достаточно времени, чтобы выяснить это, пока вы с Рансу будете работать над Скалой.

Дьюк провёл некоторое время, осматривая всех, оценивая ожоги и другие повреждения. Бедняга Рансу потерял половину своей внушительной бороды из-за тлеющих углей, прежде чем успел её погасить. Роар видела, что Бейту хочется рассмеяться, но он всё ещё чувствовал себя слишком виноватым, чтобы сделать что-то большее, чем просто попытаться помочь. Чтобы выровнять бороду, Рансу пришлось состричь ей, и теперь у него была просто густая щетина.

Локи поручил Бейту подготовить Скалу, привязав двух лошадей так, чтобы она ехала как традиционная карета. Хани оказалась одной из этих лошадей, потому что у других были ожоги. Роар смотрела, как Бейт запрягает Хани, и она провела рукой по морде лошади, успокаивая её.

Каждая лошадь в королевских конюшнях была обучена для всех мыслимых обстоятельств, так что это было отнюдь не вне возможностей кобылы. Роар боялась за неё саму. Её единственной постоянной сейчас было то, что она проводила свои дни на спине этой лошади, которая одновременно служила и утешением и напоминанием о свободе, которую так долго жаждала Роар. И сейчас она нуждалась в этом напоминании как никогда.

— С ней всё будет в порядке, — сказал Локи, неверно истолковав её опасения. Он поднял мешок с припасами и сказал: — Позволь мне осмотреть твои ноги.

Она напряглась, желая попросить Дьюка о помощи, но гордость не позволяла ей дать понять Локи, что она нервничает. Она последовала за ним, и они уселись на слегка обугленный ствол поваленного дерева. Он, молча, жестом велел ей поставить ногу на бревно между ними. Он начал расшнуровывать её ботинок, и она покраснела.

— Я могу это сделать, — настаивала она, но он оттолкнул её руку, как только она приблизилась.

Она смотрела в сторону, пока он работал, зацепившись взглядом за всё еще дымящееся дерево через дорогу, пока Локи снимал с неё ботинок. Она с шипением выдохнула, когда верх ботинка оторвался от её обожжённой кожи, и Локи издал низкий, успокаивающий звук, проводя руками по её ногам, от икры до обтянутой чулками пятки. Она старалась не замечать силу его рук, грубые подушечки пальцев. Он поставил её ногу на то место, где его бедро соприкасалось с другим, и сказал.

— Прижмись ко мне, если нужно.

Он протянул ей руку, чтобы она могла сжать её, но она отказалась, откинувшись назад и упёршись руками в бревно под собой. Он открыл бурдюк с водой и капнул прохладной жидкостью на её покрасневшую кожу. На мгновение ощущение было приятным. Но потом истинное болевое ощущение, казалось, прорвалось сквозь её шок, выводя на передний план её сознания всю боль, которую она блокировала. Она ахнула, и когда она, размахивая, протянула руку, Локи взял её, позволяя ей сжимать его пальцы с такой силой, что они захрустели.

— У тебя волдыри, — сказал он, выливая ещё воды на её повреждённую кожу. — Нам придётся перевязывать их хорошо и часто.

Он вылил воду на тряпку, пока та не намокла, а затем осторожно положил её на её голень, обернув ткань так, чтобы она закрывала ожоги по бокам икры. Он оставил её там, немного повернув и приподняв её другую ногу, чтобы Роар могла опереться на его колено. Потом они снова прошли через всё это испытание, только теперь она не могла сосредоточиться ни на чём, кроме боли. Она зажмурилась и прикусила нижнюю губу, стараясь держать себя в руках.

— Ты хорошо справляешься, Роар. Просто потерпи ещё чуть-чуть.

Она прерывисто вздохнула, и вместе со вздохом вырвался всхлип.

— Расскажи мне о Хани, — попросил он, обматывая её ногу мокрой тряпкой.

Радуясь, что есть на чём сосредоточиться, она сказала:

— Она мой лучший друг.

Он улыбнулся.

— Твой лучший друг? Должно быть ещё та лошадь.

Роар была слишком измотана болью, чтобы лукавить.

— Долгое время она была моим единственным другом.

— Сомневаюсь в этом. Ты ведь слишком...

— Слишком какая? — вымучила она.

— Интересная, — ответил он. — И умная. И живая. Я не могу представить себе мир, где люди не падают ниц, чтобы быть твоим другом.

От его слов у неё свело желудок, крадя жар из ран и отдавая его румянцу, поднимавшемуся по шее. Она не понимала его, не знала, чего он от неё хочет. Сначала она напоминала ему его сестру, потом он не мог говорить с ней, не разразившись спонтанными спорами, а теперь... теперь он казался таким мягким — его слова, его прикосновения, эти глаза.

Она снова перевела взгляд на тлеющее дерево.

— Да, но, видимо, мы живём в разных мирах. Я... я никогда не вписывалась в свой. Хани была моим доверенным лицом. Я рассказывала ей свои секреты и свои грехи. Мои надежды и мои страхи.

— Сейчас мы живём не в разных мирах.

Она выдавила из себя мрачный смешок.

— Да, и теперь, когда я бешусь в присутствии бури, уверена, что приобрету легионы друзей.

Он рассмеялся, и этот звук проник ей под кожу.

— Кто знает? Возможно, с небольшим контролем, ты будешь лучшей системой предупреждения, чем что-либо была у нас.

— Да, когда я начну нападать на невинных прохожих, ты должен будешь находить укрытие и бить меня тяжёлым предметом. Идеально.

Он как раз разворачивал мокрую ткань с её первой ноги и остановился, его глаза были тёмными и серьёзными.

— Я же сказал... Никто тебя больше не вырубит.

Она слишком устала, чтобы спорить, и после того, что случилось раньше, почти боялась того, к чему может привести их спор. Она оставалась молчаливой и напряжённой, когда он начал наносить липкую мазь на обожжённую часть её ноги.

— Сколько тебе лет? — спросил он, снова отвлекая её вопросами.

— Восемнадцать.

— Ты всегда жила в Паване?

— Да.

— В твоей семье были Бурерождённые?

Она дёрнулась, и от этого его рука слишком сильно скользнула по волдырю. Она вскрикнула, и он убрал руки от её икры, обхватив её бёдра, пытаясь удержать её.

— Спокойно. Я не хотел тебя напугать.

— Ты не напугал меня, — рявкнула она, взбешённая тем, что потеряла бдительность.

Только когда он заговорил снова, его голос был тихим, личным, она поняла, что его руки всё ещё лежали на её бёдрах.

— Я действительно считаю, что ты самая обескураживающая девушка, которую я когда-либо встречал.

— Я не обескураживающая, — настаивала она.

Это он сбивал с толку.

Он опустил подбородок, рассмеявшись, и от этого звука, одновременно мужественного и мягкого, у неё по спине побежали мурашки. Даже с пятнами сажи на лице и мокрыми распущенными волосами он был прекрасен. Отчасти из-за копоти и растрёпанных волос. Он был похож на отважного авантюриста, и эта опасная черта уравновешивала мягкую линию его рта и длинные ресницы, обрамлявшие его карие глаза.