— Джексон, ты пьян. Иди домой, — приказывает тот, что повыше, поворачиваясь спиной.

— Деритесь со мной, вы, киски! — требует он, сплевывая слюну на серый гравий рядом с собой.

Второй охранник едва ли вздрагивает. Он расслаблен, ему ни в малейшей степени не угрожает демонстрация агрессии Джексона. Вместо того, чтобы выполнить требование пьяного Джексона, охранник бросает в него рубашку.

— Приходи, когда протрезвеешь, чувак.

Они исчезают внутри, оставляя Джексона снаружи в одиночестве. Он яростно рычит, прежде чем отвести руку назад, развернуться и ударить в бетонную стену.

— Черт! — Он поджимает руку и сгибает пальцы. — Черт! Пошли вы!

Кровь стекает с его костяшек, капая на бесцветные камни. Я делаю шаг вперед, и мои ботинки шаркают по гравию. Прижимая руку к груди и пачкая ее кровью, Джексон поворачивает голову в мою сторону.

— Какого черта ты здесь делаешь?

Что ж… Думаю, кто-то не в настроении меня видеть. Его агрессивный тон на меня не действует. Я позволяю словам скатиться прямо с моих расправленных плеч.

— Я пришел поговорить.

Я засовываю руки в карманы джинсов.

Джексон фыркает и неосознанно начинает ходить взад-вперед.

— Тебе чертовски не повезло. Я не в настроении разговаривать.

— У тебя никогда нет настроения.

Наступает тишина, когда он засовывает руку в свою черную футболку.

— Дай угадаю. Ты здесь, потому что Оливия не простила тебя, и ты хочешь, чтобы я все исправил?

Я сжимаю челюсти, а затем расслабляю их.

— Мне не нужно, чтобы ты что-то делал. Я могу уладить все с Оливией. Я здесь, потому что…

— Потому что Селена расстроена, что я накричал на нее, и она позвала тебя, чтобы спасти положение.

— Нет, я здесь…

— Потому что ты…

— Может, ты заткнешься и дашь мне закончить? — огрызаюсь я.

— Нет, это ты заткнись! — Он качает головой, враждебно настроенный, и делает шаг вперед. — Мне надоело слушать твою болтовню. Я устал всегда быть вторым после тебя!

Он шагает вперед, пока не оказывается прямо передо мной. Я хочу ударить его. Я хочу врезать ему прямо в глаз и дать по мозгам. От него пахнет виски и сигаретами. Запах исходит не из дыхания, а от кожи.

— Зачем ты искал меня? Чтобы поговорить о сегодняшнем дне? Чтобы поговорить о том, что ты сделал?

Я хмурюсь.

— Что я сделал? — Я вынужден хорошенько подумать, а потом меня осеняет. О, он говорит о Селене. — Это ничего не значило, Джекс. Все это было частью плана.

— А во второй раз? Когда ты схватил ее, будто она твоя?

Я кладу руки на бедра, понимая, к чему весь этот детский спектакль. Ему не понравилось, как я коснулся до «его» женщины. В свою защиту скажу, что она не его.

— Я думаю, что ты это преувеличиваешь.

Он с минуту качает головой.

— Преувеличиваю? Ужасно забавно слышать это от тебя, придурок. Буквально на днях утром ты заставил меня поменяться местами, когда Оливия положила на меня ноги.

— И что? По крайней мере, все знают, что она моя. По крайней мере, я даю ей понять, что она принадлежит мне. Ты не можешь претендовать на то, чего на самом деле не хочешь, в ту минуту, когда к этому прикасается кто-то другой. Сколько тебе, семь?

Он отступает назад, его лицо искажает гримаса ярости.

— Знаешь, чего я хочу? Я хочу ударить тебя.

Я ухмыляюсь. В этом разница между нами. Он угрожает, я выполняю. Если бы он целовал Оливию, я бы уничтожил его еще в «Арии».

— Сделай это, если тебе от этого станет лучше, но тебе хочется надеяться, что ты сможешь опередить меня.

С тяжелым выдохом Джексон проводит футболкой по лицу, стирая пот.

— Зачем ты нашел меня? — Его тон ровный и спокойный. Я наслаждаюсь моментом, потому что в ту секунду, когда я расскажу ему об Оливии, он сойдет с ума. — У меня такое чувство, что не для того, чтобы спасти меня от самого себя.

Я пожимаю плечами.

— Ты знаешь, что я позволяю тебе самому разбираться со своим дерьмом. Это слишком сложно для меня.

Он усмехается, делая еще один шаг назад, но не спуская с меня своих уставших и напряженных глаз.

— Оливия беременна. — Как я и ожидал, атмосфера снова становится напряженной. — Я стану отцом, Джекс.

Яркое солнце над головой освещает его кожу, заставляя ее казаться очень бледной и даже зеленой между бесчисленными татуировками.

— Так вот почему ты пришел сюда? Чтобы сообщить свои «хорошие» новости, пока я тону в гребаных проблемах?

Черт возьми. Я поднимаю руку и зажимаю переносицу. С пьяным Джексоном не поспоришь. Неважно, что я ему скажу, он свалит все на меня, втягивая меня в свои проблемы и обвиняя во всем.

— Почему мое счастье так сильно бесит тебя? — спрашиваю я. К черту ходить вокруг да около.

— Почему? — повторяет он, крича. — Да ладно, Сет, ты сам это сказал. У тебя есть все, чего хотел я, а не ты. Я хотел бойцовской карьеры, хорошую жену, большой дом, семью… Я хотел семью.

Он спотыкается, делая еще один шаг назад, и я делаю шаг вперед, но он замахивается на меня руками, предупреждая. Когда Джекс выпрямляется, то начинает расхаживать взад-вперед.

— У тебя все еще может появиться.

— Я не такой, как ты! — огрызается он. Я смотрю на его сморщенное лицо и темные глаза. — Я не могу драться публично. Когда я дерусь, это напоминает мне об Амелии, и я не могу сломаться перед тысячами людей. Я чертовски уверен, что у меня не может быть таких отношений, как у тебя, потому что я в жопе. Я облажался, для меня нет спасения! — Я смотрю, как он подходит к «Лаки» и приваливается к грязной стене, поверженный. — Я застряну здесь. — Он жестом указывает на бар. — Буду драться в нелегальных заведениях и встречаться со случайными девушками. Умру в одиночестве. Никто не может любить меня так, как Оливия любит тебя. Я не заслуживаю такой любви.

Я переступаю на левую ногу.

— Селена люб…

— Селене нравится то, что я с ней делаю. — Он несколько раз проводит зубами по нижней губе, прежде чем снова заговорить: — Она хочет изменить меня… Но даже я знаю, что если ты глубоко влюблен в кого-то, то любишь его таким, какой он есть, а не таким, каким он мог бы быть.

Простое решение.

— Тогда оставь Селену и найди кого-нибудь другого.

Плечи Джексона опускаются, и он оседает, неестественно изгибаясь в позвоночнике.

— Я не могу оставить ее…

— Из чувства морального долга?

— Из желания! — Он выпрямляет спину и расправляет плечи. — Из одержимости и похоти. Я прилип к ней как граната, привязанная к бедру. Я не могу заставить себя уйти, даже если бы попытался.

— Потому что ты любишь ее.

Он качает головой, и его черты лица смягчаются.

— Потому что мне нравится то, что она делает со мной… Потому что мне нравится страсть, которую она пробуждает во мне. Другие видят огонь в моих глазах и боятся его, но не она, нет. — Его губы дергаются, и он опускает взгляд на свои ботинки. — Она видит огонь и хочет поиграть с ним.

Звучит как любовь. Он влюблен. Этот идиот влюблен, но отказывается это увидеть.

— Может быть, пришло время перестать фокусироваться на том, чего ты заслуживаешь, и сосредоточиться больше на том, что у тебя есть, — говорю я… И не уверен, для него это или для меня.

Я не знаю, как долго стою там, молча наблюдая за ним, но после первых десяти минут становится ясно, что наш разговор окончен. Несмотря ни на что, я остаюсь еще немного, чтобы показать ему, что я здесь ради него. Это меньшее, что я могу сделать, учитывая, что именно из-за меня он теряет контроль. Когда солнце становится слишком ярким, я ухожу.

— Ты собираешься прекратить драться, не так ли? — кричит Джексон, заставляя меня остановиться и обернуться. Это звучит не как вопрос… Скорее как утверждение типа «я уверен в этом».

Я киваю, щурясь от солнца.

— Да.

Я дал Оливии обещания, которые должен сдержать, которые хочу сдержать. Я давал себе обещания. Я собираюсь стать таким родителем, каким никогда не был мой отец. Мой дом будет наполненным счастьем и теплом. Он не будет холодным и тусклым.

Джексон не сводит глаз со своих ботинок.

— Поздравляю, чувак, — бормочет он.

Я позволяю одной стороне своих губ растянуться в полуулыбке и отворачиваюсь. Это лучшее, чего я могу от него добиться, и я приму это.

Быстро иду к своей машине и сажусь в нее. После того, как поворачиваю ключ в замке зажигания, останавливаюсь. Если бой с Доном будет моим последним боем, то я должен его выиграть. Я не брошу после проигрыша… Моя гордость не позволит мне. Если я собираюсь победить, мне нужно сохранять ясную голову… А это значит, что я должен воздержаться от рассказа Оливии о том, что произошло сегодня в казино «Ария». Я запускаю пальцы в волосы. Не хочу, чтобы чувство вины давило на меня, если она уйдет. Я знаю, что это неправильно, и знаю, что это несправедливо. Мне не нравится что-то скрывать от нее, но как только это закончится, я проведу остаток своей жизни, заглаживая вину перед ней, обращаясь с ней как с королевой, как обещал ее отцу и ее брату.

Клянусь.