— Она моя жена! — Я огрызаюсь так тихо, как только могу. — Я не могу хранить от нее секреты… И не буду. Поцелуй ничего не значил, мы сделали это ради Мэтта, верно?

Она уверенно кивает головой.

— Верно, но Оливия не собирается смотреть на это таким образом. Поверь мне, Сет, я знаю ее лучше, чем кто-либо другой. Она взорвется, как граната.

Когда люди говорят мне такие вещи, я задаюсь вопросом, знают ли они ее вообще. Оливия не взрывается, она говорит. Она хочет знать каждую мысль и чувство, стоящие за каждым решением. Я причиню ей боль и, возможно, заставлю ее плакать, но не потеряю ее. Я знаю, она поймет. Она должна понять.

— Возможно, ты знаешь ее лучше, чем Дэррил или Джексон, но ты не знаешь ее лучше, чем я. Если ты так стремишься скрыть от нее что-то подобное, то возможно тебе стоит отказаться от своего титула лучшей подруги.

Она обиженно выдыхает.

— Тогда ты можешь справиться с этим сам. Я собираюсь повидаться с Джексоном. — Она разворачивается на каблуках, разбрасывая свои кудри во все стороны. — Не приходи ко мне плакаться, если она будет кричать тебе в лицо.

Решив проигнорировать ее драматический уход, я провожу своей карточкой-ключом и вхожу в комнату. Царит мертвая тишина, и это заставляет панику, вызванную виной, подступать к моему горлу. Она уже знает? Я закрываю дверь, напрягаясь, чтобы услышать хоть какой-нибудь звук, исходящий от Оливии. Ничего. Я заглядываю в каждый угол и за каждый предмет, прежде чем, наконец, добираюсь до лестницы, ведущей в нашу спальню. Я делаю шаг за шагом, пока не достигаю самого верха.

— Сет? — Оливия шмыгает носом из ванной. — Это ты?

Ее голос врезается в меня, и я останавливаюсь. Я провожу рукой по лицу, тяжело вдыхая и тихо выдыхая.

— Да?

— Я, эм, я ждала тебя…

Я подхожу ближе к ванной, и мне кажется, что каждый ботинок наполнен мокрым песком.

— Я думала, мы могли бы сделать это вместе… Если хочешь.

Внезапно комната, в которой я стою, вызывает клаустрофобию. Это не похоже на мое место. Я чувствую, как пульс учащается во всех основных точках моего тела — шее, запястьях, груди, лодыжках. Моя грудная клетка сдавливает легкие. Я провожу ладонями по джинсам, чтобы уменьшить количество пота, но он продолжает выступать.

— Сет?

Она выглядывает из-за двери ванной, и вид ее ярких зеленых глаз все еще заставляет меня молчать. Они всегда были такими яркими? Такими красивыми?

Мой пульс замедляется до нормального, и я чувствую его только в груди. Ее волосы в беспорядке, щеки розовые от волнения, а губы припухшие и красные. Я был занят глупым и эгоистичным поступком, а она была здесь все это время, беспокоясь о нас, думая о нас. Я проглатываю свою тревогу… Потому что я ей нужен. Ей нужна моя поддержка. Я подхожу ближе, пока она не оказывается в моих объятиях. С каждым шагом песок исчезает из моих ботинок, которые становятся все легче и легче. Ее маленькие руки обвиваются вокруг моего тела, прижимая меня к себе так сильно, как только могут.

— У нас все будет хорошо? — шепчет она, впиваясь пальцами.

— Обещаю. — Я не колеблюсь с ответом… Может быть, если я скажу это достаточно быстро, так и будет.

Оливия прерывисто вздыхает и отпускает меня. Вытирая глаза, она оборачивается. Мы входим в ванную, которая внезапно кажется слишком маленькой, чтобы вместить нас обоих. Я прислоняюсь к раковине, пока она ходит взад и вперед, заставляя меня нервничать. Она постукивает тестом по ладони снова и снова в каком-то нерегулярном ритме. Я не тороплю ее. Вместо этого наблюдаю… Просто жду, когда она решит это сделать, и втайне надеюсь, что она этого не сделает.

— Хорошо, — бормочет она себе под нос. — Сейчас или никогда.

Она снова нервно постукивает маленькой белой палочкой по ладони, прежде чем опустить руки к пуговицам на джинсах. Оливия стягивает джинсовую ткань с ног, прежде чем быстро опуститься на унитаз. Мой пульс учащается, когда она застенчиво смотрит на меня из-под своих длинных темных ресниц.

— Ты можешь отвернуться?

— Я? — говорю я, изображая оскорбление. — Нет ничего такого, чего бы я не видел раньше.

— Ты видел, как девушка писает на тест?

Я пожимаю плечами, лениво улыбаясь ей.

— Я видел и похуже.

— Фу. — Оливия морщится от смеха. — Кажется, я вроде как напросилась на это, да?

Я киваю, смеясь.

— Думаю, да.

Она снимает колпачок с палочки, открывая маленький белый язычок, и быстро просовывает тест между ног, пряча от посторонних глаз.

— Хорошо, ты можешь смотреть, но не слушай.

— Я стою менее чем в двух метрах от тебя. Как я полагаю… — Я делаю паузу и затыкаю уши пальцами. — Лучше?

Ее пухлые маленькие губки изгибаются в невинной улыбке и шевелятся, но я не слышу, что она говорит. Она опускает глаза в пол и изучает плитки. Я делаю то же самое. Едва проходит тридцать секунд, как она ерзает на унитазе, привлекая мое внимание. О снова достает палочку, и я задерживаю дыхание, когда она смотрит на нее. Ее глаза не дрогнули и не выдали никаких признаков того, что там появилось. Она тянется за колпачком и снова надевает его. Я снова отвожу взгляд, предоставляя ей уединение, пока она заканчивает то, что делает. Когда она встает на ноги в застегнутых джинсах, я убираю пальцы от ушей и крепко скрещиваю руки на груди. Лицо Оливии нейтрально, и я как будто призрак, которого она даже не видит. Она пересекает ванную и кладет палочку лицевой стороной вниз на стойку, чтобы я не мог подглядеть. Я начинаю беспокоиться… Я прикусываю внутреннюю часть губы и смотрю на палочку… Что там?

Наконец она поворачивается ко мне, но избегает смотреть мне в лицо.

— Одна полоска — нет, — шепчет она. — Две полоски…

Невидимый воздушный шар в моей груди сдувается, когда Оливия падает на стойку, ее руки взлетают к лицу, когда она плачет в ладони. Я не могу пошевелиться, полностью зависший от того, что вижу. Я тянусь за палочкой и переворачиваю ее.

Блядь.

Думаю, две полоски означают «да»…