Глава 3

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он и поцеловал меня в лоб. Он взял мое лицо в ладони и внимательно осмотрел меня. — Ты похудела. В конце концов, это может пойти тебе на пользу.

Его улыбка была быстрой и невеселой.

— Да, мне так говорят, — ответила я.

Я посмотрела мимо него и увидела, что мои вещи из дома уже доставлены.

— О, хорошо, они уже здесь.

Я обошла его и села рядом с большим сундуком на полу возле кровати. Я улучила минутку, чтобы оглядеть свою комнату, и осталась довольна.

Высокие потолки с открытыми дубовыми балками, отполированными до блеска на свету.

Она была большой, с достаточным пространством для моей двуспальной кровати у одной стены и местом для занятий боевыми искусствами или игрой на скрипке, чем бы я ни занималась. Я чувствовала, что это боевые искусства, но все уверяли, что я музыкант.

Массивный платяной шкаф был придвинут к другой стене, и через одну дверь я могла видеть гардеробную, а через другую — большую ванную комнату, отделанную белым мрамором.

В передней и задней частях комнаты были высокие арочные узкие окна.

Спереди я могла видеть внутренний двор. Сзади виднелся пышный зеленый полог высоких деревьев.

Солнечный свет проникал внутрь и освещал все помещение, придавая ему теплое сияние от полированных деревянных стен и потолка. Я почувствовала легкий аромат лимона, как будто кто-то тщательно все продумал, готовясь к моему приезду.

— Ничего не изменилось, — сказал Александр, зорко наблюдая за мной. У него были почти ястребиные черты лица, с острыми глазами и длинным узким носом, на конце которого была небольшая горбина. У него была ямочка на подбородке и прямая, сильная линия подбородка.

Его волосы были черными и лохматыми, с несколькими выбившимися локонами, придававшими ему вид херувима. Я могла представить, как мои пальцы пробегают по ним, ощущая, какие они густые и шелковистые.

Он был высок и хорошо сложен, с телосложением богатого человека, которому всю жизнь была предоставлена свобода работать над своим телом. Я была уверена, что если бы он разделся передо мной в этот момент, то выглядел бы в точности как ожившая греческая статуя.

— Это была моя комната в прошлом году? — спросила я, бродя вокруг в надежде, что что-нибудь вызовет узнавание.

— Так и было, — ответил он. — Вплоть до но ночи аварии. Когда ты уехала и…

— И разбила твою машину, — закончила я за него фразу. — Все твердят мне об этом, и я ужасно сожалею, что вела себя таким образом. Мне кажется, это не то, что я бы сделала.

— Ты удивишься, — засмеялся он. — Ты становишься очень резвой девушкой, когда не получаешь своего.

— А я не получила? — спросила я, многозначительно глядя на него.

— В смысле?

— Не получила своего той ночью?

Тень промелькнула по его лицу, и он сказал: — Не получила.

— Мы поссорились?

— Не совсем, — сказал он. — Мы поссорились ранее в тот же день, но ты этого так просто не оставила. Так это правда, что ты ничего не можешь вспомнить? Как много ты помнишь?

— Полагаю, достаточно, — сказала я, блефуя. У меня был инстинкт, что я не могу позволить ему узнать, что мой разум был чистым листом в том, что касалось его. Я не хотела, чтобы он переписывал нашу историю для меня. Мне нужно было самой докопаться до истины.

— Это хорошо, — сказал он. — Но ты не помнишь тот очень незначительный спор, который у нас был той ночью?

— Не совсем. О чем это было? — спросила я, требуя от него дополнительной информации.

В тот момент, когда он начал говорить, я поняла, что он собирается солгать. Я не знала, как. Я просто была уверена.

— Ты приревновала меня, из-за того что я провел время со своим партнером по лаборатории продвинутой биомеханики, — сказал он. — Вот и все. Мне пришлось задержаться с ним допоздна и закончить наш последний проект. Но, как я уже сказал, ты была резвой.

— И, очевидно, плохо водила, — сказала я, но не так плохо, как он умел лгать. У него было несколько признаков, включая тот факт, что он сжимал мышцы челюсти, а его глаза смотрели вверх и влево, когда он думал об истории.

— Да, — рассмеялся он. — Да, плохо водила. Но мне очень жаль, Уиллоу. Мне жаль, что меня не было рядом с тобой, когда ты нуждалась во мне. Как твой жених, я всегда клялся, что буду защищать тебя, но я подвел тебя самым худшим образом.

— Откуда ты мог знать, что произойдет? — спросила я и напряглась, когда он подошел ко мне с распростертыми объятиями. Я напряглась, сопротивляясь его прикосновениям, и позволила ему обнять себя. Он не пытался заставить меня поцеловать его, так что это было терпимо, но опять же… все в нем казалось неправильным.

— Я не мог знать, что произойдет, — сказал он и погладил меня по волосам, как будто я была ребенком. — Я все еще чувствую себя ответственным за всю боль и страдание, через которые тебе пришлось пройти из-за той ночи. Мне следовало спрятать свои ключи или никогда не настраивать доступ к отпечатку твоего большого пальца, чтобы управлять моей машиной. Мне следовало вернуться к тебе и провести ночь, заглаживая свою вину, вместо того чтобы заканчивать свой проект.

— Это не твоя вина, — повторяла я снова и снова и позволяла его дрожащим рукам крепко обнимать меня, пока я утешала его. Насколько это было хреново? Я была его утешением, а не наоборот?

Наконец, с меня было достаточно, и я высвободилась.

— Нам нужно вернуться, — сказала я. — Люди будут задаваться вопросом, где я нахожусь.

— Да, хорошая мысль, — сказал он. — Мы не хотим, чтобы кто-нибудь нашел меня в твоей комнате, а тебя наказали в Яме в первый же день.

Я хотела спросить его, что он имел в виду под Ямой, но он наконец отпустил меня и вышел из моей комнаты.

Я стояла одна в центре всего этого и пыталась привязаться к какому-нибудь одному объекту, опереться на одно-единственное воспоминание, но ничего не получалось.

* * *

— Ты выглядишь измученной, — сказала Виктория после того, как мы пару часов приветствовали новых девочек из семей и разговаривали с возвращающимися ученицами. У нее была своя небольшая компания поклонниц, почти идентичных тем, что были с тех пор, как я увидела ее в первый раз, и я просто присоединилась.

— Хорошо, потому что я очень устала, — сказала я со слабой улыбкой. Мы не были частью сестринства как такового. Однако все студенты уже были частью элитного клуба, так что здесь не было такого.

По крайней мере, у них ничего не было официально. Тем не менее, неофициально существовало множество клик и социальных иерархий, которым необходимо было подчиняться. Так уж получилось, что Виктория была пчелиной маткой всего заведения, несмотря на то, что училась всего на втором курсе. Но, конечно, наличие отца, который железной рукой управлял восточноевропейской страной, имело свои преимущества. Это и тот факт, что их богатство было буквально безграничным.

И оказалось, что помолвка с Александром Ремингтоном, единственным сыном империи Ремингтонов, который приложил руку ко всем отраслям промышленности, от судоходства до биотехнологий, означала, что я была вторым человеком в команде.

И эта роль была изнурительной. Люди ожидали от меня так многого, например, знания их имен или историй по отдельности. Или быть грациозной и доброй, даже когда мне хотелось упасть в обморок.

Мне хотелось избавиться от едкой, ядовитой фальшивой доброты, которую Виктория носила на плечах, как меховой палантин.

— Ну, смирись с этим, — прошипела Виктория себе под нос. — Мы должны представлять высших.

— Высших? — спросила я.

— Мы с седьмого этажа, из Высших семей, и это кое-что значит, — тихо ответила она с улыбкой, все еще застывшей на ее лице.

Предполагается, что мы представляем все, чего можно достичь в Академии Кримсон. В противном случае, какой был бы смысл всем этим нетерпеливым молодым Низшим находиться здесь?

— Они хотят быть похожими на нас? — спросила я и кивнула на чрезмерно взволнованную группу девушек, наблюдавших за нашим разговором возле кустов в конце лужайки.

— Нет, они хотят быть нами, — сказала она.

— И это то, что мы им продаем. Конечно, они никогда не смогут, но мы должны продолжать привлекать свежую кровь и поддерживать достаточное количество образованных людей, чтобы они могли предоставлять свои услуги, когда мы закончим учебу.

Я чувствовала себя так, словно мы были частью какой-то многоуровневой маркетинговой схемы или чего-то в этом роде, как будто я должна была продавать им ароматические свечи и леггинсы в дополнение к плате за обучение в этом безумно дорогом колледже.

Я задавалась вопросом, сколько из них на самом деле могли позволить себе быть здесь, сколько семей расширили свои возможности ради шанса быть среди элиты.

— Они могут себе это позволить? — тихо спросила я, когда группа взволнованных девушек проходила мимо. — Мы что, обманываем их?

— О господи, нет, — сказала Виктория и рассмеялась, и это был первый искренний звук, который я услышала от нее. — Они из Низших семей с кучей денег, но они здесь для того, чтобы научиться тонкостям вступления в общество. Кто-то уйдет в подполье, как те, кто живет в моем регионе мира, а кто-то попытается заняться законным предпринимательством. Как и те, что были с твоей стороны. Как ты думаешь, глупышка, откуда мы берем наших юристов, врачей и ученых? Мы не можем просто так брать на эту работу обычных Низших, предварительно не обучив их.

Когда она произносила более длинные предложения, я распознала легкую мелодичность в ее голосе, малейший намек на акцент, который противоречил ее скрытому происхождению и выдавал страну ее рождения. Однако она упорно трудилась, чтобы скрыть это и изобразить типичный, мягкий американский акцент.

— Мне надоело объяснять тебе все это, — сказала она несколько мгновений спустя. — Пойдем посмотрим, чем занимаются мальчики.

— Нам можно перелезть через стену? — спросила я.