"... Я во все время моей женатой жизни никогда не переставал испытывать терзания ревности. Но были периоды, когда я особенно резко страдал этим. И один из таких периодов был тот, когда после первого ребенка доктора запретили ей кормить. Я особенно ревновал в это время, во-первых, потому, что жена испытывала то свойственное матери беспокойство, которое должно вызывать беспричинное нарушение правильного хода жизни; во-вторых, потому, что, увидав, как она легко отбросила нравственную обязанность матери, я справедливо, хотя и бессознательно, заключил, что ей так же легко будет отбросить и супружескую, тем более, что она была совершенно здорова и, несмотря на запрещение милых докторов, кормила следующих детей и выкормила прекрасно".
"... Но и не в этом дело. Я только говорю про то, что она прекрасно сама кормила детей, и что это ношение и кормление детей одно спасало меня от мук ревности. Если бы не это, все случилось бы раньше. Дети спасали меня и ее. В восемь лет у ней родилось пять человек детей. И всех, кроме первого, она кормила сама".
Из этих уже отрывков видно, как кошмарна была эта ревность, если супруг из боязни "женского кокетства", подавлял его сознательно беспрерывным материнством (беременность, кормление), ибо; по его признанию, -- "ношение и кормление детей одно спасало меня от мук ревности". Каково же было его возмущение, когда "доктора эти милые" запретили ей кормить ребенка, и тем лишили его спокойствия. Недаром он так презирал докторов! Ревность его чудовищна и, как увидим ниже, доходила у него до бредового экстаза. Этот бредовой экстаз развивался у него постепенно и особенно сильно, по-видимому, проявлялся в периоды сумеречных состояний. В "Крейцеровой сонате" он использовал этот комплекс переживаний, чтобы показать, как этот комплекс сумеречного состояния может довести человека, страдающего бредом ревности, до убийства и самоубийства (об этом см. ниже).
Освещение аффективного характера Толстого было бы неполно, если б мы не дали здесь отзывов о его характере со стороны его детей.
Из нижеприводимых отрывков воспоминаний Льва Львовича. сына Толстого, мы можем довольно определенно представить себе картину этой аффективно-раздражительной психики Льва Толстого.
... "Если он хорошо работал, все весь день шло хорошо, все в семье были веселы и счастливы, -- если нет, то темное облако покрывало нашу жизнь".
... "Я вспоминаю, что каждый вечер управляющий приходил к нему, разговаривал с ним о делах, и часто мой отец так сердился, что бедный управляющий не знал, что сказать и уходил, покачивая головой".
(Воспоминания Л. Л. Толстого "Правда о моем отце" -- Ленинград, 1924 г. ).
... "Почти каждый год Фет приезжал в Ясную. Отец был рад его видеть. Фет говорил мало и даже как-то трудно. Иногда, прежде чем произнести слово, он долго мычал, что было забавно для нас, детей, но мой отец слушал его с живым интересом, хотя редко, даже почти никогда не обходилось без ссоры между ними". (Там же, стр. 30).
... "Однажды отец в порыве ярости кричал на него (воспитателя швейцарца).
"Я вас выброшу из окна, если вы будете вести себя подобным образом".
... "Отец любил сам давать уроки математики...
Он задавал нам задачи и горе нам, если мы их не понимали. Тогда он сердился, кричал на нас. Его крик сбивал нас с толку, и мы уже больше ничего не понимали". (Там же, стр. 48).
"... Иногда таким исключением была болезнь детей, недоразумения с прислугой, или ссоры между родителями, всегда бывшие мне неприятными".
... "Я вспоминаю довольно серьезную ссору между отцом и матерью. Я тогда примирил их. Что же было причиной ссоры? Я не знаю, быть может отец был недоволен чем-нибудь, что сказала мать, быть может просто рассердился он на нее, чтоб дать выход своему плохому настроению. Он был очень сердит и кричал своим громким, неприятным голосом. Еще ребенком питал я отвращение к этому голосу. Мать, плача, защищалась. " (Там же, стр. 49).
... "Я не любил его, когда он ссорился с мамой". (Там же, стр. 86).
... "Серьезный, всегда задумчивый, сердитый всегда, и ищущий новых мыслей и определений -- так он жил между нами, уединенный со своей громадной работой".
(Описание времени кризиса. Там же, стр. 97).
... "С детства привык к уважению и страху перед ним". (Стр. 105).
Из этих отзывов сына о своем отце мы определенно видим аффективный характер отца, так что "с детства привык к страху перед ним", ибо "серьезный, всегда задумчивый, сердитый всегда" отец часто ссорился. Ссорился со своей женой, ссорился с друзьями, с прислугой и даже на детей своих он "сердился, кричал" настолько, что вызывает у сына такую оценку: "горе нам, если мы их (т. е. заданных им задач) не понимали".
Между прочим, сам Лев Толстой довольно хорошо охарактеризовал свою аффективно раздражительную натуру с ее переходами, в сенситивную слезливость в одном полушуточном произведении под названием: "Скорбный лист душевно больных яснополянского госпиталя"*, где он дает историю болезни всех обитателей Ясной Поляны, в шутливой форме. Надо сказать, что под этой шуткой дается меткая характеристика.
Характеристикой своей личности начинается этот "скорбный лист" и таким образом:
No 1. (Лев Николаевич). Сангвинического свойства принадлежит к отделению мирных. Больной одержим манией, называемой немецкими психиатрами "Weltverbesserungs wahn". Пункт помешательства в том, что больной считает возможным изменить жизнь других людей словами. Признаки общие: недовольство всем существующим порядком, осуждение всех, кроме себя, и раздражительная многоречивость, без обращения внимания на слушателей, частые переходы от злости и раздражительности к ненатуральной слезливой чувствительности.
Наконец, в "Записках сумасшедшего" Толстой прямо указывает на аффективность как на основу его болезненного характера:
" Сегодня возили меня свидетельствовать... и мнения разделились... Они признали меня подверженным аффектам и еще что то такое, но в здравом уме". **
И так, все эти данные нам определенно говорят об аффективно-раздражительном характере Льва Толстого, и несомненно его поведение соответствующим образом окрашивалось этой аффективноcтью.