Глава 17

Джейк

Официально. Я схожу с ума, черт возьми. Вероятно, так и есть. Иначе зачем бы я стал проходить через это? Я плюхаюсь на чёрный кожаный диван в другом конце студии и не двинусь с места. Ни за что и ни для кого. Даже по нужде. Я обмочу штаны, если придётся. Кстати, о штанах, я никогда в жизни не видел ничего более чертовски нелепого. Серебряные трусишки? Он мог бы дать мне возможность поработать с ним, но он потерял все надежды на победу в ту секунду, когда скользнул в эти блестящие трусики. Что за придурок! Я пытаюсь расслабиться на диване, пытаюсь стряхнуть напряжение. Я нервничаю не только из-за мистера Блестящие Трусики, хотя он, безусловно, повышает уровень моего плохого настроения. Сегодня третий день. Пресловутая бомба замедленного действия может взорваться в любой момент, и эта неизвестность заставляет меня дёргаться. Я напряжён, раздражителен и подозрителен ко всем и ко всему. Я должен был держать её в постели весь день.

Камилла появляется из своей гримёрки, тонкий белый халат свободно повязан вокруг её талии, за ней следует девушка, распыляя на её волосы что-то из банки. Я сажусь прямо, и мой член оживает.

Святой...чёрт…

Её волосы мокрые и убраны с лица, демонстрируя каждый кусочек её идеальной кожи. Мокрые светлые локоны струятся по её плечам, и макияж едва заметен, хотя, судя по тому, как долго она находилась в гримёрной и тому факту, что от её синяка на щеке не осталась и следа, я подозреваю, что на лице Ками приличный слой штукатурки. Её скулы выглядят острее, глаза голубее, а губы полнее. Она выглядит чертовски божественно.

Я предусмотрительно скрещиваю ноги, ловя её быстрый взгляд на себе. Её глаза расширяются, бездонный цвет топаза — единственное яркое пятно на её лице. Остаться здесь огромная ошибка, и мой вывод подтверждается, когда кто-то стягивает халат с её спины, и Ками выскальзывает из него, позволяя ассистентам рассыпать содержимое какой-то другой банки по всем её телу. Я кашляю и отвожу взгляд, начиная потеть. Боже правый, как же здесь жарко. Обнажённая. Она практически голая, и, хотя я знал, что всё так и будет, и думал, что готов к этому, реальность оказалась совсем иной. Сейчас я был подготовлен к ней не больше, чем в тот день, когда вошёл в офис Тревора Логана.

Камилла всегда сбивает меня с ног.

Я успел лишь мельком взглянуть на её обнажённое, гибкое тело, прежде чем заставил себя отвести взгляд, но этот проблеск запечатляется в моём сознании, то и дело мелькая в мыслях словно дразня. Её кожа выглядела гладкой и мерцающей, и это крошечное бикини с серебряными верёвочками только прикрывающие самое интимное, место, в котором я мог бы потеряться навсегда. Моё особенное место. Я стону себе под нос, отчаянно ища, чем бы себя отвлечь. Здесь нет ни одного из этих надоедливых девчачьих журналов, даже грёбаной газеты. Я должен уйти, чтобы не опозорится, но как раз в тот момент, когда я принял это разумное решение и начал вставать с дивана, на съёмочной площадке появляется тот парень в своих серебряных трусишках. Я застываю в полуприседе.

Черт!

Я никуда не уйду. Я расслабляю напряжённые мышцы, позволяю своей заднице упасть обратно на диван и смотрю, как они все собираются в круг. Невежественный идиот, который приветствовал Камиллу, когда мы приехали, выглядит так, будто играет в балете, он излишне драматично размахивает руками в воздухе, но все кивают в знак понимания. Затем кто-то накидывает халат на плечи Камиллы, пока они разговаривают, и я немного расслабляюсь, испытывая облегчение. Она могла замёрзнуть.

Моя девочка внимательно слушает, когда директор отводит её в сторону, кивает и улыбается, и как только всем становится всё ясно, они расходятся, рассеиваясь по комнате. Я наблюдаю за происходящим, встревоженный столпотворением. Это похоже на организованный грёбаный хаос. Затем Камилла ступает на белый плед, покрывающее пол и две стены, и мощные фонари направляют на неё освещая её со всех сторон, заставляя её светиться. Она стоит мертвенно неподвижно, в то время как люди тыкают и дёргают её из стороны в сторону, при этом слушая, как персонал продолжает выкрикивать свои указания. Я подготавливаюсь, зная, что скоро мне снова придётся увидеть её обнажённой. Принудительно? Это совсем не так. Я мог бы встать и уйти, если бы пещерный человек внутри меня не размахивал своей дубинкой и не рычал на идиота в блестящих трусиках.

Я сглатываю, когда с Камиллы снова снимают халат, кладу локоть на подлокотник дивана и подпираю подбородок рукой. Наслаждайся этим, говорю я себе. Наслаждайся, наблюдая, как она делает то, что ей нравится, на страсть в её глазах. Об этом взгляде я знаю не понаслышке. Этот блеск и мерцание в её голубых глазах я уже наблюдал, когда входил в неё. Это огонь и страсть. Это всепоглощающе.

Я теряюсь в своих воспоминаниях, застыв от изумления и благоговения.

Затем появляется он, лучезарный, как грёбаный бог, вырывая меня из моего личного рая. Желание подойти и физически убрать его из поля зрения почти берёт надо мной верх. Я глубоко вдыхаю и рассуждаю сам с собой. Она работает. Это просто работа. Я сильнее этого. Более сдержанный и спокойный.

Прищурившись, я наблюдаю, как парень в блестящих трусиках обходит Камиллу и заходит ей за спину. Чёрт. Слишком близко, чёрт возьми. Он смеётся, она смеётся. Вся грёбаная студия смеётся.

Кроме меня. В этом нет ничего смешного. Мне снова становится жарко.

Его руки; они появляются из-за спины Камиллы, и я, затаив дыхание, смотрю, куда он их денет.

Пожалуйста, нет, не смей, блядь, прикасаться к ней!

Его руки аккуратно опускаются на её грудь.

О, черт!

Я вскакиваю с дивана и цепляюсь своей ногой за ножку кофейного столика, спотыкаясь и почти падая, выхожу из комнаты.

— Твою мать! — кричу я, успевая поймать равновесие в самый последний момент, прежде чем упасть лицом вниз. Я поворачиваюсь и обнаруживаю, что моё выступление не прошло без внимания. Все смотрят на меня — Камилла с потрясёнными глазами и мистер Блестящие Трусики, всё ещё держащий свои ручонки на моей груди.

Я отвожу взгляд, прежде чем вознамериваюсь подойти к нему и выдернуть их.

— Извините, — бормочу я, отступая назад и размахивая телефоном в воздухе. — Позвонили, — я поворачиваюсь... и снова сталкиваюсь с кофейным столиком, моя голень ударяется об его край. Я шиплю и матерюсь сквозь боль, а затем быстро ухожу, в надежде поскорее выбраться отсюда, и бросаюсь к двери.

Его руки на её грёбаных сиськах! Я захлопываю за собой дверь и нахожу ближайшую плоскую поверхность, и просто опускаю голову соприкасаясь со стеной лбом. Это было совершенно неуместно, и я не имею в виду моё странное поведение. Какого хрена? Я вжимаюсь в стену, борясь с воспоминаниями о другом мужчине, держащем свои руки на Ками, пытаясь урезонить себя. Вот и всё, что нужно для поддержания профессионализма.

— Ты классно справился, Джейк, — бормочу я. Мой телефон начинает звонить, и я смеюсь себе под нос. — На минуту опоздала, Люсинда, — говорю я, отвечая на её звонок. — Что у тебя есть?

— Ничего, — отвечает она, как всегда, по существу. — Честно говоря, я в растерянности. Я только что разговаривала с Логаном. Он, вероятно, собирается разорвать контракт с тобой.

— Что? Это трёхдневное предупреждение — всё, что я увидел. Сегодня третий день. И он увольняет меня на третий день? Он не в своём уме! Он что-то скрывает, Люси, — проскрежетал я.

— Мы не знаем этого наверняка. Если он уволит тебя, мы ничего не сможем сделать, — вздыхает она, и я недоверчиво смотрю на свой телефон. — В любом случае, у меня уже есть для тебя другая работа. Не такая прекрасная в плане гонорара, но и не придётся ничего вынюхивать о клиенте.

Я смотрю на пустую стену передо мной, чувствуя, как желудок уходит в пятки. Отстранить меня от работы? Мы ничего не можем сделать? Ещё одна работа?

— Кто?

— Греческий дипломат. Попал в неприятное положение, связанное с отмыванием денег.

Греческий. Греция. Как ещё одна грёбаная страна? Моё сердце, как и желудок также уходит в пятки. Никакой Камиллы.

— Учитывая состояние греческой экономики, угрозы убийством кажутся вполне реальными, — продолжает Люсинда, в то время как я продолжаю тупо смотреть в стену. — Думаю, год на солнце пойдёт тебе на пользу.

Год? Я упираюсь, чувствуя онемение, голова кружится, когда я поворачиваюсь к двери, из которой только что вышел. Мои лёгкие сжимаются, заставляя дышать коротко и быстро от подступившей паники.

— Джейк? — спрашивает Люсинда. — Ты слышишь?

Сладкий звук смеха Камиллы проникает в мои уши, усиливая мою панику. О том, чтобы оставить её, не может быть и речи. Я отказываюсь.

— Я отказываюсь, — выдыхаю я, понимая, что вот-вот выслушаю череду ругательств.

Но нет.

— Могу я спросить, почему? — спрашивает Люсинда.

— Нет, — оборвал я её и кладу трубку, не готовый и не желающий объясняться. Но новости, которые я только что получил, заставили меня серьёзно задуматься о том, что будет дальше.

Защита Камиллы очень важна. Её бывший парень — действительно реальная угроза, и я до сих пор не знаю, что, черт возьми, происходит с её отцом. Я не могу оставить её беззащитной. Я не могу позволить злому бывшему бойфренду снова вонзить в неё свои мерзкие когти. От этой мысли меня бросает в пот. Уход от Камиллы заставляет меня вспотеть. Эта работа не была связана с моей потребностью похоронить себя в работе, чтобы не быть похороненным моим же отвращением к себе. Эта работа не связана с долгом или поддержанием моей репутации лучшего в своём деле.

Эта работа была другой с самого первого дня, и причина в том, что в настоящее время она стоит голая по другую сторону этой двери, а ладони другого мужчины обхватывают её грудь. А что касается моей репутации? Ну, теперь она кажется жалким пламенем, когда я, пошатываясь, вышел из студии, как новорождённый оленёнок. Но всё это не имеет значения. Только Камилла имеет значение. Она и то, что она заставляет меня чувствовать.