Изменить стиль страницы

— Больше... никогда... — он выплёвывал каждое слово, — никогда не пытайся снова проникнуть в мой разум.

Затем он поднял её на дорогу и отпустил. Он встал, стряхнул грязь с колен и повернулся к Джеку.

— Думаю, дамы уже достаточно осмотрели достопримечательности. Можешь снять наручники с Авы. Не думаю, что кто-то из юных дам доставит нам ещё больше хлопот.

Хелен не смотрела мне в глаза до конца поездки, но я продолжала пристально смотреть на неё. Сетка на её рукавах была порвана, точно так же, как в моём сне.

Спуск в маленькую деревушку Боулион прошел бы хорошо, если бы меня не тошнило от страха. Что имел в виду ван Друд, обмолвившись, что Хелен проникла в его разум? Я знала, что через теневую сеть ван Друд мог проникнуть в сознание Хелен, неужели Хелен нашла способ обратить процесс вспять? А как же тогда мой сон? Действительно ли это был только сон, или Хелен нашла способ общаться со мной в призрачном пространстве сна? Что она пыталась мне сказать? Осмелится ли она попытаться снова после угрозы ван Друда?

К тому времени, как мы спустились по крутой извилистой дороге, у меня кружилась голова. Глядя на почерневший замок, вихрем вздымающийся над рекой, я почувствовала ещё большее головокружение. Боулионский замок стоял на высокой тёмной скале в крутом изгибе реки, отрезанный от земли рвом. Окутанный речным туманом, он напоминал плавучий остров, далёкий и неприступный. Только арочный мост соединял замок с городом, но казалось, что он может рухнуть от тяжёлых шагов. Сам же город, притаившийся в тени громадного замка, выглядел унылым и заброшенным. В единственном кафе никого не было. Единственным человеком, мимо которого мы проехали, была девушка в крестьянском платье и белом кружевном чепце, ведущая блеющую овцу, она бросила взгляд на Роллс-Ройс, быстро свернула в переулок и исчезла. Единственным звуком в городе был монотонный шум воды.

Возможно, деревенские жители услышали, что немцы уже в пути, и спрятались — или, возможно, жизнь в тени огромного неуклюжего замка сделала их от природы пугливыми.

В вестибюле единственной деревенской гостиницы никого не было. Ван Друд с такой силой ударил в колокольчик, что тот зазвенел, как выстрел. Крупная женщина в выцветшем чёрном платье с изысканным белым воротничком появилась из полумрака задней комнаты и подошла к стойке.

— Ваш лучший номер для моей невесты и её компаньонки, — сказал ван Друд по-французски. — И любой с видом на улицу. Я хочу видеть солдат, когда они будут маршировать через город.

Управляющая побледнела и быстро склонилась над большой пыльной регистрационной книгой, изучая её так, словно отель полностью заселён, и наконец, достала два огромных старых ключа, каждый из которых был прикован цепочкой к тяжёлому медному брелку и рваной красной кисточке.

— Мадемуазель требуется больше одного ключа? — спросила она по-французски с сильным акцентом.

— Нет, — ответил ван Друд. — Они так преданы друг другу, что всюду ходят вместе. Кроме того, моя невеста неважно себя чувствует. Ей нужно отдохнуть, — он оглядел мрачный вестибюль, в котором стояли потёртый диван, два стула с прямыми спинками и пустая птичья клетка, как будто это был вестибюль большого курорта, куда приезжали за водой и лечением. — И, похоже, мы пришли в нужное место.

Я помогла Хелен подняться в наш "люкс" — полутёмную комнату, оклеенную выцветшими обоями и обставленную двумя двуспальными кроватями, высоким шкафом из красного дерева, стоявшим слева, круглым столом, покрытым грязной кружевной салфеткой, щербатым эмалированным умывальником и двумя ночными горшками. Я ожидала, что Хелен отпустит какое-нибудь едкое замечание, но она только легла на кровать подальше от окна и закрыла глаза. Я села рядом с ней, пружины застонали под моим весом, и убрала вуаль с её лица. Вены на виске посинели на фоне мертвенно-белой кожи.

— Хелен, — прошептала я. — Ты можешь сказать, что имел в виду ван Друд? Ты в силах проникнуть к нему в голову?

Она покачала головой и крепче зажмурилась. Её лицо застыло от боли. Я наполнила таз холодной водой, вымыла ей лицо, расстегнула одежду и накрыла заплесневелым покрывалом. Когда её лицо, наконец, расслабилось и дыхание выровнялось, я тихо встала и подошла к окну, чтобы впустить немного свежего воздуха.

На окнах была железная решётка с декоративным узором из листьев аканта и вьющихся лоз, но, тем не менее, это были тюремные решетки. Я потрясла её в надежде, что она, как и всё остальное в старом отеле, будет хрупкой и сломанной, но, хотя она и оставила следы ржавчины на моих руках, она была твёрдой и неподатливой. Я проверила дверь и обнаружила, что она заперта снаружи. Мы были пленницами ван Друда телом и, как я начинала подозревать, душой.