Он одарил меня озорной улыбкой.

— Что ж, одна из этих вещей верна, — сказал он низким протяжным голосом. Я закатила глаза и посмотрела в окно, чтобы он не мог видеть, как румянец распространяется от моей груди к шее.

— Тебя легко напугать, — сказал он через минуту.

— Меня не так-то легко напугать. Тебе нравится провоцировать людей без необходимости, — сказала я ему, поворачиваясь, чтобы изучить его профиль. Он нахмурился. — Что? Или я ошибаюсь? — рявкнула я, и он рассмеялся.

— Нет, ты не ошибаешься. Может быть, «напугать» — неправильное слово, но тебя легко вывести из себя, — он посмотрел на меня. — Мне это нравится.

Я почувствовала, как румянец пробежал по моему телу. Он снова повернулся к дороге с такой широкой улыбкой, что на его щеке появился намек на ямочку. У меня возникло сильное желание провести по нему пальцем.

— Тебе нравится выводить меня из себя? — спросила я, пытаясь казаться возмущенной, но в то же время пытаясь флиртовать. Он снова оглянулся, прежде чем ответить.

— Вроде того. Мне нравится, как краснеет твоя шея, как будто ты вся горячая. Твой рот кривится, а глаза выглядят темными и какими-то дикими. Это довольно сексуально, — сказал он, не сводя глаз с пустого участка шоссе. — И мне нравится, что ты противостоишь мне. Твои оскорбления могут быть довольно жестокими, Перс.

Я была потрясена. Не сексуальной частью

— Чарли был просто Чарли, по крайней мере, я так думала, — а тем фактом, что он так явно обращал на меня внимание. Проводить с ним время было единственным, что поддерживало меня в здравом уме, но у меня создалось впечатление, что он начал обращать на меня внимание еще до того, как сжалился надо мной этим летом. По крайней мере, я думала, что это была жалость. Теперь я уже не была так уверена.

— Когда дело доходит до оскорблений, ты заслуживаешь только лучшего, Чарльз Флорек, — ответила я, стараясь говорить непринужденно.

— Не могу с тобой не согласиться, — сказал он. А затем, помолчав, добавил: — Так что у тебя с этими опухшими глазами?

Я снова выглянула в окно.

— Полагаю, ломтики огурца не сработали, — пробормотала я.

— Ты выглядишь так, словно плавала с открытыми глазами в хлорированном бассейне. Что он натворил на этот раз? — спросил он.

***

Я что-то пробормотала, не зная, как произнести эти слова достаточно быстро, чтобы снова не расплакаться.

— Он, гмм, — я прочистила горло. — Он говорит, что я отвлекаю его и хочет сделать перерыв. — я посмотрела на Чарли, который смотрел на дорогу, сжав челюсти. — Ему нужно больше места. От меня. Чтобы он мог учиться и однажды стать важным человеком.

— Он порвал с тобой?

Слова были тихими, но за ними стояло столько гнева.

— Я не знаю, — сказала я, мой голос дрогнул. — Я не думаю, что это было так, но он хочет говорить со мной только раз в неделю. А когда я позвонила вчера вечером, в его комнате были люди и эта девушка, с которой он тусовался. Он был пьян.

На челюсти Чарли дернулся мускул.

— Давай не будем говорить об этом, — прошептала я, хотя мы оба молчали несколько секунд. Затем я добавила с большей уверенностью: — Я хочу повеселиться сегодня вечером. До конца лета осталась одна неделя, а впереди у нас один из лучших фильмов ужасов всех времен.

Чарли посмотрел на меня с болезненным выражением лица.

— Пожалуйста? — спросила я.

Он снова посмотрел в лобовое стекло. — Я умею развлекаться.

Это был фильм «Ребенок Розмари», один из моих любимых фильмов шестидесятых, и не совсем тот пошлый слэшер¹⁸, которого ожидал Чарли. Пока шли титры, он уставился на экран с открытым ртом.

— Это было какое-то запутанное дерьмо, — пробормотал он и медленно повернулся ко мне. — Тебе нравится эта штука?

— Я люблююю это, — проворковала я. Мы съели пакет чипсов с солью и уксусом, пачку мармеладных червей с лакрицей и два слаши¹⁹ из киоска. Я была в восторге от сладкого. Это было самое веселое, что у меня было за все лето, и это было шокирующе, поскольку большую часть дня я провела в позе эмбриона.

— Ты очень беспокойная девушка, Перс, — сказал он, качая головой.

— И это говорит о чем-то, исходящем от тебя. — Я усмехнулась, и когда он улыбнулся в ответ, мои глаза опустились на его ямочки, прежде чем заметить, что его были на моих губах. Я откашлялась, и он быстро взглянул на часы на приборной панели.

— Нам лучше отвезти тебя обратно, — сказал он, заводя грузовик.

Всю дорогу домой мы разговаривали, сначала о его программе по экономике в Вестерне и о богатых детях, с которыми он делил дом осенью, а затем о том, как я чувствовала, что все двигаются к большему и лучшему, пока я остаюсь в Торонто, следуя пути, который проложили для меня мои родители. Он не пытался утешить меня или сказать, что я слишком остро реагирую. Он просто слушал. За весь час обратной дороги мертвый воздух продержался не более нескольких секунд. Мы смеялись над историей о его первых школьных танцах, когда он подъехал к коттеджу. Его отец заранее научил его «правильному» танцу, что закончилось тем, что Чарли дважды прошелся по полу спортзала с совершенно перепуганной Мередит Шанахан.

— Хочешь зайти? — спросила я, все еще смеясь. — Я думаю, в холодильнике есть несколько папиных банок пива.

— Конечно, — сказал Чарли, заглушая двигатель и провожая меня до двери. — Если ты правильно разыграешь свои карты, я, возможно, приглашу тебя на танец.

— Я танцую только танго, — бросила я через плечо, поворачивая ключ в замке.

— Я знал, что между нами ничего не получится, — сказал он мне на ухо, отчего по моей руке побежали мурашки.

Мы скинули обувь, и Чарли осмотрел небольшое открытое пространство.

— Я не был здесь целую вечность, — сказал он. — Мне нравится, что твои родители сохранили его как настоящий коттедж. Ну, кроме этого, — сказал он, указывая на кофеварку для эспрессо, которая занимала слишком много места на кухонном столе. Я прошла в другой конец комнаты и включила прожектор, который осветил высокие красные сосны.

— Это мое любимое место в мире, — сказала я, наблюдая за покачивающимися ветвями. Когда я обернулась, Чарли изучал меня со странным выражением на лице.

— Мне, наверное, пора домой, — хрипло сказал он, указывая через плечо.

Я наклонила голову.

— Ты буквально только что пришел, — я прошла мимо него, чтобы открыть холодильник. — И я обещала тебе пиво, — я передала ему бутылку.

Он почесал затылок.

— На самом деле у меня нет привычки пить в одиночку.

Я закатила глаза и потянула за рукав своей толстовки на ладонь, чтобы я могла открутить кружку. Я сделала большой глоток, затем протянула ему бутылку.

— Лучше? — спросила я. Он сделал глоток, настороженно глядя на меня.

— Ты действительно постаралась сегодня вечером, да? — сказал он, указывая на мой наряд, пару рваных джинсовых шорт и серую толстовку. Я собрала волосы в конский хвост. Только тогда я заметила, что на нем были хорошие темные джинсы и новая рубашка поло.

— Оставила свое бальное платье в Торонто, — ответила я.

Он ухмыльнулся, его взгляд опустился на мои ноги.

— Мои девушки не носят бальных платьев, Перс, — сказал он, его взгляд вернулся ко мне. — Но обычно они носят чистую одежду, — я посмотрела вниз и, да, на штанине моих шорт было оранжевое пятно. — Ты знаешь, как признак базового уровня гигиены, — добавил он. Я почувствовала, что нагреваюсь, и его улыбка расплылась.

— Я же говорил тебе, — сказал он глубоким и низким голосом. Он поставил бутылку и сделал шаг ко мне. — Красная шея. Перекошенный рот. И твои глаза еще темнее, чем обычно.

Мы стояли так, ни один из нас не дышал, несколько долгих секунд.

— Это чертовски сексуально, — прохрипел он. — Ты так чертовски сексуальна, что я не могу этого вынести.

Я моргнула один раз, а затем бросилась к нему, обвивая руками его шею и притягивая его рот к своему. Я так сильно хотела быть желанной. Он встретил меня так же нетерпеливо, схватив за талию и притянув к своему твердому телу. Одной рукой он прижимал мои бедра к себе, а другой обхватил мой конский хвост, оттягивая мою голову назад, а затем посасывая обнаженную плоть моей шеи. Когда я застонала, он обхватил мой зад и поднял меня с пола, обвивая мои ноги вокруг своей талии, раздвинул мои губы языком и поддержал меня, так что я сидела на стойке. Он широко раздвинул мои ноги и встал между ними, проводя рукой по моей икре.

— Я не брилась, — прошептала я между поцелуями, и он засмеялся мне в рот, посылая вибрации через меня. Он присел на корточки, держа меня за лодыжку, затем провел языком от моей голени вверх по колену к краю моих шорт, не сводя с меня глаз все это время.

— Мне действительно все равно, — прорычал он, затем встал и обхватил мое лицо руками. — Ты могла бы месяц не бриться, а я все равно хотел бы тебя.

Я обхватила его ногами и крепко поцеловала, затем прикусила его губу, заставив его застонать. Этот звук был кошачьей мятой для моего эго.

— Пойдем наверх, — сказала я, затем оттолкнула его, чтобы я могла спрыгнуть вниз, и повела его в свою спальню.

Его руки оказались на мне, как только мы прошли через дверной проем. Я отступила назад, пока мои колени не коснулись кровати, и потянулась за его рубашкой в то же время, когда он потянулся за моей. Мы сняли их в неразберихе рук, а затем он за считанные секунды расстегнул мой лифчик и бросил его на пол. Мои руки потянулись к пуговицам его джинсов, отчаянно желая почувствовать его рядом со мной, стереть все печальные моменты, почувствовать себя желанной. Он смотрел, как я их снимаю, затем расстегнул мои шорты, спустив их с бедер, так что они упали на пол. Мы стояли друг перед другом, тяжело дыша, а затем я спустила нижнее белье с ног и придвинулась ближе к нему, проводя пальцами по его плечам. Я не осознавала, что они дрожат, пока Чарли не положил свои руки поверх моих.

— Ты уверена? — мягко спросил он. В ответ я потянула его вниз, на кровать, на себя.

***

Должно быть, я заснула сразу после этого, потому что, когда я проснулась, розовое утреннее небо светилось в окнах. Все еще сонная, я почувствовала дыхание на своем плече, прежде чем поняла, что на меня накинули бедро. Коробка презервативов, которую мама подарила мне в прошлом году, лежала открытой на тумбочке.