ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

КЕНЗО

Моя девушка ― самородок, она ослепляет комнату. Не только своим острым умом и не менее острым язычком, она высасывает досуха богатеньких стариков. Рокси берет их деньги с наглой улыбкой на губах, не стесняясь в выражениях. Они не знают, что с ней делать, ведь она не знает границ приличия. Рокси грубая, громкая и чертовски совершенная.

Она убирает фишки со стола и сидит, положив ногу на ногу, в своем кресле, как будто она гребаная королева, демонстрируя свои длинные худые ножки, которые не так давно обвивали мою голову. Зная, что на ней нет трусиков, я постоянно нахожусь в состоянии возбуждения, не говоря уже о том, как она чертовски хороша. Девушка явно по мою душу.

Она знает, когда нужно отступить, а когда блефовать.

Это чертовски возбуждает. Наши змеи сверкают в ее ушах и на шее, клеймя ее как нашу собственность. Я же делю свое внимание между ней и толпой, выискивая угрозы. Обычно мне было бы все равно, я бы насладился хорошим мордобоем, но, когда она со мной, никто не подходит достаточно близко.

Никто не прикасается к ней.

Рокси выигрывает еще одну партию и подмигивает мне, отчего мой член уже стоит по стойке.

— Похоже, эти богатые ублюдки действительно любят расставаться со своими деньгами. Должна признать, я ожидала, что они будут лучше в этом дерьме, раз уж они хотят сохранить свои деньги, чтобы оставаться богатыми.

Она смеется, и другие женщины смеются вместе с ней.

— Над чем ты смеешься, Карен? Мы все знаем, что ты легла на спину, раздвинув ножки, ради этих драгоценностей.

Она фыркает на молодую женщину, которая вместе со старым, морщинистым ублюдком взирает на мою девочку.

Женщина задыхается, выглядит шокированной, ее рот открывается и закрывается, но она не отрицает этого. Все знают, что она золотоискательница, хотя я не думаю, что ее зовут Карен.

— Ты играешь так же хорошо, как трахаешься, — говорю я своей девочке, и мужчины это слышат, выглядя неловко, пока я ухмыляюсь.

— Ты тоже, — ухмыляется она в ответ. — Если они в этом также хороши, то мне жаль их жен. Они явно не за это выходили замуж.

Я смеюсь так сильно, что чуть не плачу. Боже, это потрясающе. Рокси никогда не сможет влиться в это общество. У нее есть мозги, она слишком высокого мнения о себе, к тому же во всем виноват ее рот, который она не закрывает. Специально ли? Черт, я обожаю его. Ей наплевать, что это самые влиятельные люди в городе. Она ведет себя с ними так же, как с нами и посетителями ее бара.

Это освежает и так чертовски притягательно.

Она встает.

— Мне скучно, с ними слишком просто.

Рокси смотрит на меня.

— Как насчет сыграть один на один.

Ее взгляд пробегает по моему телу.

— Брось мне настоящий вызов, ты же богатый урод, в конце концов. Что ты теряешь?

Смеясь, я отставляю свой недопитый стакан и встаю.

— Ты в деле, дорогая. Какова твоя цена?

— Все.

Рокси ухмыляется.

— Выигрываю я, то получаю все, я получаю тебя.

Это напоминает мне о том, как мы впервые играли, и в этом вся суть. Блядь.

— А если выиграю я? — бормочу, прижимаясь к Рокси, не обращая внимания на отвратительные взгляды, направленные в нашу сторону за нарушение социальных устоев в общественном месте. К черту их суждения.

— Ты получишь меня, — соблазнительно бормочет она.

— О, дорогая, ты уже у меня, но я в деле.

Веду Рокси к отдельному столику и начинаю демонстрировать ей, почему все ненавидят ставить против меня.

Я выигрываю.

Это выводит Рокси из себя, но она смиряется с этим, когда мы снова встаем и идем по комнате. Я специально подвожу ее к людям, которых ненавижу, и представляю их ей, чтобы посмотреть, что она скажет. Это моя любимая новая игра, я никогда не знаю, что вырвется у нее изо рта. Когда мы подходим к людям, они пытаются отступить, но не из-за страха, как обычно, а из-за отвращения к тому, что скажет моя шлюха-с-ртом-помойкой.

Человек, который это сказал, может быть, сейчас валяется в несознанке в туалете ― дело моих рук.

— Дорогая, это мэр Брентворт, — говорю я Рокси, представляя ее ему и его жене.

— Приятно познакомиться с тобой, Рокси. Я слышал, ты наводишь настоящий переполох.

Мэр смеется.

— Может быть, а может быть, вы, богатые люди, не привыкли слышать правду. Я знаю, что не привыкли. Когда вы в последний раз смотрели мимо своих небоскребов на людей, которые спят на улице, на людей, выбравших вас? В следующий раз, когда вы поставите десять тысяч на игру, подумайте, что эта сумма сделает для нуждающихся, а? — предлагает она, теперь уже сердито.

Ах, моя маленькая Гадюка. Всегда пытается спасти людей.

Мэр становится белым как полотно, хотя его жена смеется.

— Она мне нравится. Я говорила своему мужу, что ему нужно вкладывать больше денег в окраины, и меньше в этих богачей.

Рокси моргает, когда медленная ухмылка растягивается по ее лицу.

— Ты мне нравишься, — кивает Рокси, оглядываясь на мэра, и добавляет: — Она умная, вам стоит прислушиваться к ней время от времени, мэр, и, возможно, меньше людей будут вас ненавидеть.

Рокси ставит свой стакан и поворачивается ко мне.

— Мне скучно, хочешь свалить?

Ухмыляясь, я обхватываю ее за талию.

— Да, черт возьми, давай свалим отсюда. Я могу трахнуть тебя на кровати на те деньги, которые ты выиграла.

Ее глаза загораются, и я слышу, как окружающие задыхаются, заставляя меня смеяться сильнее, когда я наклоняюсь к ней.

— Никогда не меняйся, детка, сегодня вечером я получил самое большое удовольствие за долгое время.

— Шокируешь стариков?

Она усмехается.

— Нет, смеюсь, пока работаю. Эта жизнь... иногда я ненавижу ее денежную сторону и людей, которые снуют вокруг, как стервятники. Сегодня... сегодня я могу быть собой и веселиться, спасибо за это, — говорю я, выводя Рокси из комнаты.

Когда мы выходим на улицу, парковщик бежит за нашей машиной, и мы остаемся с ней вдвоем. Рокси прислоняется к моей груди.

— Спасибо, что привез меня. Мне было весело, было приятно выбраться, быть полезной, и было нетрудно оскорбить этих ублюдков за тебя. Мне не понравилось, как они смотрели на тебя сверху вниз.

Я фыркнул.

— Мое происхождение куплено старыми деньгами, дорогая, но они знают, что это деньги, пропитанные кровью. Они всегда смотрели и будут смотреть на нас свысока. Мы уже давно перестали пытаться вписаться в это общество.

— И что? Они не имеют права смотреть на тебя свысока, пока я рядом.

Рокси усмехается, когда машина подъезжает.

Я не могу говорить, поэтому просто целую ее. Рокси пыталась защитить нас, бороться за нас по-своему, и я не могу не любить ее за это. Наш собственный маленький убийца.

Такая же Гадюка, как и мы.

Я сажаю Рокси в машину, прежде чем разогнаться, но в конце пути я останавливаюсь и смотрю на нее.

— Устала?

Она качает головой, откинувшись на сиденье и наблюдая за мной.

— Даже близко нет, а что?

— Хочешь увидеть, куда я на самом деле ухожу? Где я становлюсь собой? —спрашиваю я.

Она кивает со смущенной улыбкой, и я отстраняюсь.

~

РОКСИ ЖИВЕТ НАСТОЯЩИМ МОМЕНТОМ. Она не была создана для такой жизни, она просто ждала, пока мы ее найдем. Мне только жаль, что это заняло так много времени. Рокси принадлежит нашему миру, она встряхнула его и заставила нас понять, что мы теряем себя.

С ней я становлюсь собой.

С ней я счастлив.

И теперь я собираюсь отвезти Рокси в то место, куда я никогда никого не вожу. Ни богатства, ни клубов, ни игр. Просто место, куда я иногда езжу, чтобы убежать от всего этого, место, о котором я даже не говорю Райдеру, что посещаю его. Это сделало бы меня сентиментальным, но мне это тоже помогает.

Мы едем по городу, но оставляем музыку и огни позади. Я знаю, что Рокси интересно, куда мы едем, но не могу заставить себя заговорить, даже когда мы подъезжаем к кладбищу. Она выходит, а я молча беру ее за руку и отпираю ворота. Я чувствую, как она смотрит на меня, но я молча иду с ней по дорожке и нахожу нужную мне могилу в глубине. Она находится в стороне от других, с огромным ангелом, уходящим в небо, и скамейкой перед ним. Я сажусь, и Рокси тоже, ее ладонь все еще лежит в моей, ее плечо прижимается к моему, когда она, несомненно, читает надпись на камне.

Могила моей матери.

— Она была не плохой женщиной, она сильно любила нас. Я думаю, Райдер иногда забывает об этом. Но он заплатил за это, чтобы присматривать за ней после смерти. Я часто прихожу сюда, чтобы поговорить с ней, почувствовать близость с ней. Чтобы никогда не забывать, откуда мы родом, о силе любви и семейных уз, — шепчу я в темноту.

— Кензо, — шепчет она, прижимаясь ближе.

— Она бы полюбила тебя, знаешь?

Я усмехаюсь. Раньше я находил здесь лишь печаль, но не сейчас. Я нахожу здесь покой, мое спасение. Я скучаю по маме, всегда буду скучать, но она не была создана для этого мира. Слишком мягкая, слишком любящая, слишком заботливая. Мой отец все это разрушил. Я никогда не позволю Райдеру стать таким. Он защищает нас, а я держу его в смирении... ну, я стараюсь.

— Ты думаешь? — спрашивает она, кажется, удивленная своей мыслью. — Я не совсем... твоего поля ягодка, детка.

Я лишь фыркнул.

— Она тоже с улицы. Думаю, я никогда не говорил тебе об этом. Она сбежала от своего отца в пятнадцать лет после того, как он слишком часто насиловал ее. Она рассказала мне об этом однажды, когда я был расстроен из-за отца, и я не понял, почему она осталась.

Рокси прижимается еще ближе, как будто ее присутствие может отогнать плохие воспоминания.

— Он подобрал ее с улицы, разглядел красоту мамы. Сначала он осыпал ее деньгами и подарками, защищал так, как никто другой. Поэтому сначала она осталась, дорогая, чтобы быть в безопасности. Потом она осталась из-за нас. Мама могла быть слабой, но она также была сильной, такой сильной, потому что она осталась в логове монстра, чтобы защитить нас, чтобы любить нас, даже когда это привело к ее смерти, — шепчу я.

Рокси вздыхает, и когда я смотрю на нее, в глазах моей девочки стоят слезы.