Глава 6. Райдер

Плейлист: The Guggenheim Grotto — The Universe is Laughing

Тычок в плечо заставляет меня поднять взгляд со своего сиденья в переднем ряду лекционной аудитории. Уилла окидывает меня осторожным и изучающим хмурым взглядом, усаживаясь рядом со мной, на сей раз справа от меня. Я чувствую, как напрягаюсь, когда она открывает тетрадь, и её рука непреднамеренно задевает мою. Зажмурившись, я втягиваю глубокий вдох, чтобы успокоиться нахер, но это делает ситуацию лишь хуже.

До моего носа доносится лёгкий запах. Цитрус и солнцезащитный крем, а также отголоски цветов. Может, розы? Именно такой аромат витал в её квартире, пока его не перебил аппетитный запах того, что она готовила. Я осторожно снова вдыхаю. От неё пахнет летом, прогулкой по полю диких цветов. Я могу идеально вообразить это — Уилла зубами разрывает мякоть калифорнийского апельсина, обмазавшись кремом с SPF, который ничуть не спасает от веснушек, усыпающих её нос. В её дикие кудри вставлен бутон розы.

Аромат как-то влияет на мои медиаторы дофамина. Я на удивление спокоен и доволен. Если бы я вообще говорил, в данный момент сказал бы «Аааах».

Мои глаза до сих пор закрыты, разум успокоился, но я чувствую, что Уилла смотрит на меня. Я слишком труслив, чтобы взглянуть ей в глаза. Я знаю, что если посмотрю в ответ, то в отличие от наших предыдущих раундов в гляделки, этот заставит моё сердце совершить кульбит, совсем как во время её игры.

Уилла похлопывает меня по руке, затем я слышу:

— Райдер?

Мои глаза распахиваются, и я дёргаюсь с такой силой, что ударяюсь коленом о стол. Голос Уиллы... я впервые его услышал. Мой пульс учащается втрое, грохочет по моему телу. Прилив жара распаляет грудь, затем затапливает щеки.

Её голос — жидкий бархат, чистый солнечный свет. Он плавный, низкий и мягкий. Это самый отчётливый звук, что я слышал с тех пор, как очнулся тогда в больнице. Это кажется эпично несправедливым. Почему? Почему Уилле приспичило сесть с моего хорошего бока, почему её голос попадает в тот крохотный диапазон звуковых частот, что я до сих пор улавливаю?

Ну почему именно она?

Когда наши взгляды наконец-то встречаются, её глаза блестят от любопытства. Она легонько постукивает одним пальцем по моему правому плечу.

— Этим ты лучше слышишь, да?

Я слышу тональность её голоса, но не могу разобрать все слова. К счастью, она всё равно говорит медленно, и я наблюдаю за её полными губами. Этими мягкими, как будто слегка надутыми губами.

Проклятье.

Я киваю.

Она медленно наклоняется ближе, опираясь локтем на мой стол. Наши предплечья прижимаются друг к другу, пока она смотрит на мой рот, затем снова в глаза.

— Тогда почему ты не говоришь, Райдер? Если можешь немножко слышать? Почему ты не пользуешься слуховым аппаратом?

Мои челюсти сжимаются, и я отстраняюсь. Достав телефон из кармана, я печатаю: «Слуховой аппарат — это не панацея. Говорить с ним не так-то просто».

Я наблюдаю, как она открывает сообщение и хмурится. Она медлит, долго глядя на слова, затем печатает. «Панацея. Чёрт, Бугай, это словарный запас, достойный книжного магазина».

Я поднимаю взгляд. Уилла мягко улыбается. Она даёт мне путь к отступлению, не заставляя объясняться.

Если бы я не думал, что это приведёт к мировой катастрофе, я бы обнял её за это. Вместо этого я печатаю ответ: «Достойный книжного магазина?»

Уилла кивает.

— Летняя подработка. Работала в книжном магазине. Невольно узнаёшь мудрёные слова.

«Любимая книга?» — печатаю я.

Она тяжело вздыхает. «Не знаю, с чего начать. Их слишком много».

«Выбери одну».

Она пихает меня.

— Раскомандовался.

Я усмехаюсь.

Уилла постукивает пальцами по губам. Наблюдая за ней, я ловлю себя на странной мысли о том, как приятно было бы поймать зубами эту её полную нижнюю губу. Чёрт. Плохое направление мыслей. Мне надо перепихнуться. Я грежу наяву о пышноволосой занозе в моей заднице.

Мой телефон вибрирует. «Джейн Эйр».

Я морщу нос и печатаю: «Рочестер такой мудак».

«Он байроновский герой, — отвечает Уилла. — Терзаемый, меланхоличный, интенсивно сексуальный. В этом плане он занимает почётное второе место после Дарси. Но настоящая звезда всё равно Джейн. Она сильная и беззастенчиво независимая».

Её ответ вызывает у меня улыбку и то странное ощущение в грудной клетке, совсем как в тот момент, когда Уилла забила гол, и я смотрел, как её глаза вспыхивают подобно солнцу. От этого ощущения у меня голова пошла кругом, а нутро скрутило нервозностью.

— Райдер.

Я не могу подавить дрожь, когда слышу, как она опять зовёт меня по имени.

Её голова склонена набок. С её пушистыми неукротимыми волосами и широко посаженными карими глазами, в которых отражается тёплое освещение лекционной аудитории, она выглядит юной и невинной. Это до тех пор, пока она не прикусывает зубами краешек своих припухлых губ.

Я быстро приподнимаю плечи.

«Что?» — спрашиваю я одними губами.

Уилла наклоняется ближе и тычет пальцем в мою грудь. Я вздрагиваю, переводя хмурый взгляд от своего тела к её руке. Её знакомая хмурая гримаса вернулась. Когда она снова тычет меня, на сей раз я отпихиваю её ладонь.

— Когда ты планировал признаться, что приходил на мою игру?

Я открываю рот, затем закрываю обратно, поворачиваясь к телефону. «А что такого? Мне просто было интересно, из-за чего вся шумиха».

Её лицо застывает, когда она читает моё сообщение. Подняв свой телефон, она печатает: «И каков вердикт?»

Мои пальцы замирают над клавиатурой. Мне стоит пресечь всё прямо сейчас. Сказать что-нибудь бесцветное и незаинтересованное, непохожее на наши обычные перепалки. Но вместо этого мои пальцы набирают: «Сойдёт».

Улыбка озаряет её профиль прежде, чем она спохватывается. Она быстро печатает, затем убирает телефон, поскольку Эйден начинает лекцию.

Мой телефон вибрирует. «Засранец-лесоруб. Я видела твою клетчатую фланель за три километра. Спасибо, что пришёл».

На протяжении остальной лекции я старательно игнорирую её; наше внимание устремлено вперёд, пока мы старательно записываем то, что объясняет Эйден. Сложно сосредоточиться, думая о звучании её голоса и о том, как прозвучало её имя. Я не раз прикусываю щёку изнутри, щипаю свою кожу. Что угодно, чтобы вернуть себе собранность. Тратить мысли на Уиллу, на наши диалоги и словесные перепалки, уделять ей внимание и одаривать завуалированными комплиментами — это играть с огнём.

Но может быть, в этот раз можно обжечься, ибо оно того стоит.

***

Мои руки дрожат. Я ещё раз перемешиваю фрикадельки, затем бросаю макароны в масло с петрушкой. Моё сердце ухнуло куда-то в живот, колотится там и портит мой аппетит. Мне повезет, если я не блевану в тот же момент, когда Уилла войдёт в двери.

Ужинать и параллельно готовиться к экзамену стало своего рода привычкой. Часто я прихожу сразу после того, как Уилла выходит из душа после тренировки. Она всегда умирает с голода, так что суёт в рот протеиновый батончик, пока соображает что-то на скорую руку. Несколько раз я помогал ей с подготовкой продуктов, но мы при этом так сильно пререкались, что она отправляла меня сервировать стол. Она готовила каждый раз, и на прошлой неделе мамин голос начал читать нотации в моей голове, спрашивая, куда подевался её сын-феминист, и не стыдно ли ему позволять студентке-спортсменке дважды в неделю кормить его ленивую задницу.

Так что в прошлый раз я предложил сам приготовить ужин и встретиться у меня, и Уилла согласилась.

Я нервничаю из-за того, что она придёт в гости. Я нервничаю из-за перспективы принимать у себя женщину и кормить её, чего никогда не случалось. Ибо девочки, с которыми я встречался и приглашал в гости в старших классах, именно этим и были — девочками. Те несколько, с которыми я без обязательств переспал в колледже, от них практически не отличались.

Но Уилла? Уилла — зубодробительная, огнедышащая, поднимающая шумиху женщина.

Это не единственная причина, по которой я напряжён. Пожалуй, даже не главная причина. Я реально трясусь, потому что сделал кое-что то ли глупое, то ли гениальное... я пока не уверен. Я сходил к отоларингологу и скорректировал настройки слухового аппарата. Я отказываюсь носить его на почти полностью оглохшем ухе. Оно до сих пор улавливает лишь резкие звуки, визги с эхом и усиливает ощущение звона. Но настроить слуховой аппарат для более здорового уха оказалось стоящей идеей. Отоларинголог подчеркнул, что это финальное испытание слухового аппарата. После этого мне придётся либо продолжать носить его, либо отказаться совсем.

Мои волосы распущены и, к счастью, склонны спадать как раз на ту сторону, прикрывая правое ухо и надетый на него слуховой аппарат.

Входит Такер, один из моих соседей по комнате.

— Пахнет здорово.

Когда он наклоняется через меня и пытается сунуть палец во фрикадельки, я отпихиваю его руку.

— Иисусе, Рай. Уж поесть мужику нельзя?

Такер с меня ростом, и ещё более мускулистый. У него тёмная сияющая кожа и афро-копна, которую он хочет отрастить ещё больше. Ему нравится вешать людям лапшу на уши, когда они спрашивают, как он может отбивать мяч головой «с такими-то волосами», хотя он явно на это способен. Одна из многих причин, по которым мы так хорошо ладим — это то, что мы оба наслаждаемся троллингом невежественных людей.

Мы также вместе учились в старших классах и коллективно охренели, когда нас обоих приняли в КУЛА и записали в футбольную команду. Мы были соседями по комнате, уже заселились в общагу для спортсменов, когда во время летних тренировок у меня всё покатилось псу под хвост, и я покинул команду, Такер настоял, чтобы мы продолжили жить вместе. Мы сняли квартиру прямо возле кампуса и с тех пор не переставали быть соседями.

Следующим заходит Бекс — он почёсывает живот, после чего суёт руку в штаны, чтобы поправить себя. Он чудак, которого я встретил на общеобразовательном курсе гуманитарных наук для первокурсников. Он странный и забавный, и на его фоне я со своим ростом метр девяносто выгляжу заморышем. Когда он не играет в любой вид спорта за КУЛА, этот зверюга с удовольствием играет в любительский волейбол. А ещё он неопрятен, как можно догадаться по почёсыванию паха, особенно когда после этого он лезет к еде.