- В прошлый раз пояс был с ножнами. Это тот, значит, который пуриты забрали, а теперь, кажись, что-то поинтереснее...

Егор скользнул взглядом по автомату.

- АПС тоже пуриты оставили?

- Они, кто же еще. Славная, кстати, штучка! Двадцать шесть патрончиков, калибр, конечно, небольшой, однако любую акулу насквозь прошибет. И этих горынычей, понятно, берет. Хоть в рыло стреляй, хоть в пузо... Ага! Да это же уздечка! Глянь-ка! Ну да, она самая!

Егор обернулся. Смотритель был прав. То, что он вертел в руках, и впрямь походило на простенькую уздечку. Впрочем, не совсем простенькую. По кайме кожаных измятых полосок тянулась золотистая кайма. Крохотные заклепки с какими-то листиками и лепестками, нечто напоминающее скифские украшения. Егор взял мокрую уздечку, внимательно осмотрел.

- А где же лошадь? - глуповато спросил он.

- Известно где, - смотритель хмыкнул. - Хотя вопрос, между прочим, по существу! Одно дело - ножны, совсем другое уздечка. Лошади-то без суши не живут, верно? И на подлодку стадо кобылок вряд ли кто возьмет.

- Что же из этого следует?

Лукич снова склонился над разрезанной тушей, погрузил в глянцевые внутренности руки, ищуще зашарил.

- А черт его знает, - пробурчал он. - Начнешь делать выводы, точно спятишь. То есть, по всему выходит, что там и впрямь сухо.

- Где это - там?

- Там - это там! - смотритель ткнул пальцем вниз. Откуда, значит, вылез этот плезиозавр.

- А может, он сжевал лошадь лет десять назад?

- Может, и так, - старик хитро прищурился. - Только все, милок, от того зависит, в чем мы, собственно, хотим себя убедить. Я ведь те ножны своими глазами видел, мне себя обманывать не к чему. Вот и получается: там ножны, тут уздечка, да и сам крокодилище на карася не слишком похож. Не многовато ли странностей?

- Пожалуй, что многовато.

- Тьфу! Весь перепачкался! - смотритель, поднявшись, пнул в крокодилий бок, шагнув к воде, принялся полоскать маслянисто багровые руки. Уверенными движениями смыл кровь, колупнул под ногтями.

- Кроме уздечки ничего. Жалко... В прошлый раз проще было. Помощники подсобляли, да и света хватало. А тут одна-единственная переноска.

- Уздечку все-таки нашли.

- Нашли... - подтвердил смотритель. Взглянув на Егора, проговорил: - А вывод какой? В смысле - что делать-то дальше будем?

- Как что делать? Ты ведь без того все решил, разве не так? - Егор ответил Лукичу столь же откровенным взглядом.

- Ну это как сказать.

- А что тут говорить, все понятно. В дежурке три акваланга, маски с ластами. Этажом ниже вполне исправный компрессор. Неужто нырять собирались?

Смотритель вновь занялся руками, тщательно протирая каждый палец, сосредоточенно изучая каемку обломанных ногтей. То ли обдумывал, что ответить, то ли не хотел говорить вовсе. Переступив крокодилью тушу, Егор шагнул ближе, присел рядом на корточки.

- Хорошо... Предположим нырнем мы, дальше что? Куда плыть-то, ты знаешь? Вправо, влево или вниз?

- Вниз, конечно! Какой вопрос. Суша-то там!

- А если нет там никакой суши?

- Значит, вернемся.

- Это в такой-то темнотище? Или, может, у тебя фонари имеются?

- Фонари были. Только раскокали их господа пуриты. Брали с собой на посты, понимаешь. Остался один, но слабенький. Только дело не в фонарях, мы ж не дурики малолетние, смотритель встряхнул руками, достав носовой платок, стал утираться. - На тросах капроновых пойдем. По ним и обратно вернемся, если что.

- А вернемся ли?

Смотритель уставился на Егора долгим взглядом.

- Может статься, и не вернемся, - медленно проговорил он. Мы же не знаем, что там есть. А вдруг и впрямь город подводный? Дело-то известное, на всех мест никогда не хватает.

- Значит, бросить всех здесь?

- Ты о чем это, голуба? Никто никого не бросает! бородка Лукича сварливо дрогнула. - Все давно сами по себе, и я тебе, мил друг, не спаситель человечества!

- Оттого, значит, помалкивал при брате?

- А чего болтать попусту! - смотритель сердито засопел. Нечего дудеть и барабанить прежде времени. Будем ТАМ, тогда все и решим. Коли хорошо и не тесно, можно и знак подать. Жалко, что ли? Только это тоже с умом надо делать.

- В каком смысле?

- В прямом. Ты сам сообрази, прознает вдруг народец про спасение, и что начнется? Молчишь? А я тебе скажу! То и начнется, что кинутся все разом к проходу, пойдут состав за составом. Долго, думаешь, выдержит станционный узелок?

Егор, не отвечая, хмуро растер лоб.

- То-то и оно, что недолго. Раскачается станция и под воду уйдет... - Смотритель некоторое время молчал, потом вдруг неожиданно добавил: - А девчонку ты зря на поезд не спровадил, нечего ей было здесь делать.

- Причем тут я? Она сама не захотела ехать.

- Мало ли чего не хотела. Пусть бы себе ехала. Куда ты ее денешь сейчас?

Они встретились глазами, и в рысьих зрачках смотрителя Егор углядел всполохи чего-то недоброго. Бывает так иногда. Видишь человека, вроде бы знаешь, а вот мелькнет иной раз такое в глазах - и понимаешь: чужой.

- Ничего. С нами поплывет, - Егор старался говорить спокойно. - Акваланга-то три!

- Нам запасной нужен, это во-первых. А во-вторых, думаешь, она своего песика здесь бросит?

Егор опустил голову.

- Так-то, чудила! Прежде чем делать, всегда думать надобно... - Лукич поднялся. - Ладно, пошли чаевничать. Заодно покумекаем насчет погружений.

- А это как же? - Егор кивнул на крокодилий труп. - Здесь оставим?

- Куда же его девать? Да и не вынести нам такую тушу. В нем полтонны, наверное, будет!.. - старик хмыкнул. - Да ты не бойся, найдутся могильщики. Либо свои же собратья утащат, либо мыши съедят. Надо только дверь оставить открытой - и всех делов.

***

Койка под спиной не дрожала, и было безумно тихо. Ни грохота колес на стыках, ни скрипучего покачивания. Мало сказать - непривычно, ощущения казались фантастическими. Ему и присниться успело что-то странное. Что именно, он не запомнил, но сердце по сию пору взволнованно билось, и капелька пота щекочуще скользила от виска к уху.

Открыв глаза, Егор некоторое время смотрел в серый срез потолка. Не яшма, не змеевик, - обычный бетон, но и его хватало для разгульного воображения. Среди разводов и трещинок легко и просто рисовались батальные и космические сцены, всплывали удивительно одухотворенные лица. Триста спартанцев под градом стрел, корабль среди скал чужой планеты, мальчик, задумавшийся над письмом... Мозг, еще не пробудившийся окончательно, работал с завидным прилежанием - трудился не ради чего-то конкретного, просто изображал то, что ему нравилось.