Глава 19

Амелия

Вдалеке сверкали молнии. Воздух стал тяжелым от влаги. Пряди слипшихся волос прилипли ко лбу и шее Амелии. Офицерская палуба пустовала и почти полностью была закрыта с обеих сторон стальными стенами корабля и палубой над ними.

— Все либо в столовой экипажа, либо на смене, либо развлекают дорогих гостей, — пояснил Габриэль. — Мы здесь одни. — Его рация зашипела. Послышался голос, но он ее отключил.

— Тебе не нужно…?

— Нет. Все в порядке. — Габриэль положил рацию на маленький столик во внутреннем дворике у входа и посмотрел на нее оценивающим взглядом. Он озабоченно наморщил лоб. — Ты выглядишь замерзшей. Приглашаю тебя в джакузи.

— Я не могу, — отозвалась Амелия, раскрасневшись.

— Почему нет?

Ее разум метался в поисках оправдания, прежде чем остановиться на самом очевидном варианте. Она взмахнула платьем.

— Я одета не слишком подходяще.

— Здесь никто тебя не осудит.

Правда заключалась в том, что она никогда в жизни не купалась в джакузи. Амелия не могла. Слишком сильный жар представлял для нее опасность. Но она так устала от правил, от всех «нельзя», «можно» и «следует», определяющих ее жизнь.

— Может быть, я смогу опустить ноги. — Она положила клатч на стол рядом с его рацией и скинула туфли на каблуках. Осторожно опустилась на кафельный край джакузи, задрав платье до колен. Бурлящая вода приятно ласкала ее ноги.

Габриэль сел рядом с ней. Он стянул свои блестящие черные туфли и носки и закатал штанины.

— Твой отец выглядит недовольным. Последние пару дней он постоянно разговаривает по наушнику.

— Ты уже слышал, что происходит на материке?

Кривые линии очертили его рот, лицо напряглось.

— Я слышал достаточно. Говорят, Центр по контролю и профилактике заболеваний объявил чрезвычайное положение. У меня есть друг в Балтиморе, который написал мне вчера. Он заболел. Он болен, и простоял шесть часов в очереди, чтобы сделать эту чертову прививку. Последнее лекарство твоего отца.

— Это не его вина, — автоматически возразила Амелия. — Грипп летучих мышей — это всего лишь один из тысячи штаммов. Он мутирует. К тому времени, когда они синтезируют вакцину, это может быть совершенно другой вид.

Габриэль щелкнул языком между зубами.

— Я думал, что она подходит для каждого штамма, отсюда и термин «универсальная».

Она покраснела.

— С вакцинами много чего может пойти не так.

— Это не то, что рекламировали. Они обещали чудо. — Его взгляд прошелся по ней, глаза стали жесткими, почти злыми.

Амелия моргнула, разрывая зрительный контакт.

— Ты так говоришь, как будто это чья-то вина.

— Может, и так.

— Болезни неизбежно распространяются в плотных городских районах. Так было всегда, начиная с эпидемии гриппа в 1918 году, бубонной чумы до этого и всех эпидемий с тех пор — вспышки в Индии, штамма летучей мыши, который уничтожил половину Дублина пять лет назад. Так работают эпидемии. Никто не виноват. Это смешно.

— В самом деле?

— Ты говоришь так, будто обвиняешь моего отца. — Ее слова казались слишком нервными. Пустыми. Амелия подумала о Сайласе. О матери, которая всегда защищала Деклана, несмотря ни на что.

— Твой отец сделал состояние и карьеру на страданиях других, — почти прошипел Габриэль. — Сначала лечение рака, потом универсальная вакцина, теперь микрочип, который он хочет вживить каждому гражданину.

— Виталичип сведет к минимуму распространение всех этих эпидемий, немедленно оповещая медицинских и правительственных чиновников о заражении. Это спасет миллионы жизней.

— И сколько миллиардов заработает «БиоГен», а?

Ее рот сжался в тонкую линию.

— Это несправедливо. По-твоему, он должен разорить свои компании, раздавая их?

— Нет, я думаю, что его истинная цель… — Глаза Габриэля сузились, ноздри раздувались, словно он готовился к спору. Но потом он остановился. Вдохнул воздух, напрягая челюсть. — Может, нам стоит сменить тему?

— Наверное.

Неуютное и напряженное молчание затянулось. Может быть, это очередная ошибка. Может быть, ей стоит уйти. Следует вернуться в столовую «Оазис», где ей самое место. Но Амелия хотела быть там еще меньше, чем здесь.

Горячая, бурлящая вода массировала ее ноги. Тепло проникало в тело. Она смотрела на мандариновые и фиолетовые цвета, мягко мерцающие на воде. Ей не хотелось уходить.

— Давай попробуем поговорить о чем-нибудь приятном, хорошо? Я начну. Если бы ты мог сделать все что угодно, что бы ты выбрал?

— Я бы стал президентом и изменил мир.

— Серьезно?

— Серьезно. Я бы избавил политику от коррупции. Принял бы законы, которые действительно помогают людям.

— Звучит как прекрасная мечта.

— Это реально. Мы могли бы все исправить. Настоящие изменения могут произойти, если люди начнут бороться.

Амелия фыркнула.

— Бороться с чем? С исчезающими пчелами? С засухой? Гибелью урожая? Высыханием рек? Хочешь исполнить танец и вернуть дождь в Аризону?

— Все эти проблемы возникли по вине людей, которые поставили жадность выше защиты следующего поколения.

— Люди не убивали пчел, не создавали смертоносные чумы и не вызывали ураганы с неба, чтобы разрушить города. Это деяния Бога.

Габрэль рассмеялся, но смех получился грубым и резким.

— Зачем Богу делать что-то подобное?

— Потому что… — Амелия остановилась. Слова в ее голове принадлежали отцу, а не ее самой. Она вздохнула. — Знаешь? Неважно.

На мгновение они замолчали. Огни внутри спа светились бирюзовым светом. Пар увлажнял ее платье, согревая ноги. Вдалеке прогремел гром.

— А ты? — спросил Габриэль. — Если бы ты могла быть где угодно, делать что хочешь, чтобы ты выбрала?

Ну хоть на этот вопрос ответить несложно. Она потерла следы на подушечках пальцев, неизменные углубления от скрипичных струн за годы упорных занятий. Сначала Амелия занималась для отца, ради мимолетной вспышки одобрения в его глазах. Деклан Блэк, не слишком ценил искусство или музыку, но зато уважал победу и статус, все, что отражало честь и престиж. Всю жизнь Амелии казалось, будто все, что она когда-либо делала, сводилось к тому, чтобы угодить отцу.

Но Амелия играла и для себя. Она никогда не жалела о жертвах, которых требовала от нее музыка, о репетициях, прослушиваниях, сольных концертах и конкурсах — все это того стоило.

— Я бы училась в Джульярде, — призналась она. — Занималась бы по шесть часов в день. Чтобы совершенствоваться. Становиться лучшей. Я бы играла в Чикагском симфоническом оркестре или Венской филармонии.

Габриэль откинулся на руки.

— Звучит как много работы для богатой девушки, которая могла бы провести остаток жизни, обедая, посещая загородные клубы и делая массаж.

Она покраснела.

— Деньги не делают людей автоматически ленивыми.

— А с виду и не скажешь.

Головная боль отозвалась в основании ее шеи. Габриэль вдруг стал таким злым. Напряженным и раздражительным. Как бы они ни старались, этот разговор, казалось, возвращался к одним и тем же спорным темам. У кого есть деньги. У кого нет. И кто в этом виноват. Возможно, они просто слишком разные. Амелии хотелось уйти, сбежать, отказаться от разговора. Но что-то не позволяло ей этого сделать.

— Ты работаешь на круизном лайнере — и видишь людей только тогда, когда они расслабляются, а не те 80-часовые недели, которые они отработали за предыдущие шесть месяцев.

— Богатство — это своеобразный наркотик. Оно делает тебя равнодушным к нужде. К желаниям. К риску. — Горечь в его голосе походила на пощечину.

— Ты думаешь, мне ничего не нужно? — недоверчиво спросила Амелия.

— Не так, как всем нам. Ты не знаешь нужды. Ты не знаешь голода.

— Это неправда.

— Особенно ты.

Она вытерла пот со лба. Ей стало жарко и немного закружилась голова.

— Что это значит?

Габриэль бросил на нее испепеляющий взгляд.

— Не притворяйся. У тебя есть желанная смесь — безумное богатство и красота, которую не купишь ни за какие деньги. Ты живешь жизнью, отличной от жизни простых смертных.

Гнев захлестнул Амелию. Она привыкла к подобным суждениям. Обычно она не позволяла им расстраивать себя. Но сейчас все иначе. Она не знала почему, но ей важно мнение о ней этого парня с бронзовой кожей, напряженными глазами и непреклонным ртом. Она сглотнула.

— Ты меня не знаешь.

— Мне и не нужно. Богатство и класс всегда сопровождаются привилегиями.

— Слушай, я определенно не знаю твоей жизни. Но и ты не знаешь моей. — Ее грудь сдавило. Края пальцев пощипывало. — Может быть, это была не такая уж хорошая идея.

Ее смартфлекс подал звуковой сигнал.

— Предупреждение. Ваши биопоказатели превысили допустимые параметры. Пожалуйста, немедленно охладите температуру…

— Отключить. — Датчики работали даже без доступа в Интернет. Но ей не нужен никакой смартфлекс, чтобы заметить проблему. Амелия вытащила ноги из воды и встала на бортик джакузи. Волна головокружения заставила ее покачнуться.

— Подожди…, — воскликнул Габриэль.

Она сошла с уступа как раз в тот момент, когда корабль резко накренился. Оступившись, Амелия дернулась вперед.

Габриэль схватил ее за руку и помог устоять на ногах.

— Ты в порядке?

Она оттолкнула его.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Ты выглядишь бледнее, чем обычно. — Агрессия исчезла из его голоса, сменившись беспокойством. Он пододвинул стул к столику во внутреннем дворике с закрытым зонтиком. — Присядь.

Амелия села. Но головокружение не проходило. Головная боль пульсировала в стенках ее черепа. Перед глазами плясали огни. «Нет. Пожалуйста, нет. Не сейчас».

Она ненавидела это чувство — эту слабость. Клатч лежал на столе, где она его оставила. Он ей не понадобится. Она приказала себе не использовать его. Наклонив голову, она тяжело дышала и теребила шармы своего браслета, вдавливая острие скрипки в кончик указательного пальца.

Габриэль стоял перед ней, настороженно наблюдая.

Ощущение покалывания распространилось по ее рукам, заполнило живот. Мысли приходили медленно и вяло. Язык затвердел во рту. Стало трудно дышать, невозможно говорить. «Пусть это прекратится. Не здесь. Не сейчас».