Глава 10

Морган

— Почему ты так чертовски нервничаешь? — спросил меня отец в субботу утром, подражая мне, махая руками, когда кружился по кругу. — Это они должны нервничать. У тебя здесь вся власть, детка.

Я знала это. Хотя точно не чувствовала, что у меня есть какая-то сила.

Накануне вечером, когда Тревор написал, что они благополучно прибыли, я чуть не позвонила и не попросила его приехать. Вместо этого я струсила и позвонила своей младшей сестре, чтобы слушать ее болтовню больше часа. И когда ложилась спать с ее положительными утверждениями в голове, чувствовала себя спокойно.

Но как только проснулась утром, все это спокойствие исчезло. Я нервничала. Слава богу, мой отец понятия не имел, что большая часть моих нервов исходит от того факта, что я снова увижу Тревора. Тревора, который был сложен как танк и у него была самая широкая улыбка, которую я когда-либо видела. Тревора, который признался мне, что мама была его самым любимым человеком на планете, хотя он был почти уверен, что это делало его маменькин сыном. Тревора, который, как я знала, был под запретом, но не могла перестать думать о нем.

— Твево, — сказала Этта в сотый раз за утро. — Твево идет.

— Ага, — подтвердила я, оглядывая дом, чтобы убедиться, что все в порядке.

Дом моего отца был маленьким и старым, и это было заметно. Но этот человек всегда гордился этим местом, и это тоже сказывалось. Он купил его, как только накопил на первоначальный взнос, примерно через шесть месяцев после того, как мы переехали к нему, и приложил все усилия, чтобы выплатить ипотеку. Во дворе были ухоженные цветы, а сзади слегка засохшая, но аккуратно подстриженная трава, и, хотя он был холостяком и не содержал дом в такой чистоте, как я, внутренняя часть была функциональной и явно ухоженной.

— Твево, мама! — закричала Этта, глядя в переднее окно со своего места на диване. — Твево, сюда!

— Время показа, — поддразнил мой отец, смеясь, когда я впилась в него взглядом.

Я медленно двинулась к входной двери и подождала две секунды после стука, чтобы открыть дверь, хотя Этта рядом со мной нетерпеливо шумела. В конце концов, не нужно было показывать свою нервозность. Я держала власть.

Я цеплялась за это чувство, когда встретилась глазами с Элли Харрис.

— Привет, — поздоровалась я, едва взглянув на ее мужа и Тревора, когда наклонилась и посадила Этту себе на бедро.

— Заходите.

Власть у меня. Власть у меня.

— Привет, — выдохнула она в ответ, делая шаг вперед, когда я отступила назад, чтобы впустить их. На мгновение женщина казалась загипнотизированной, когда ее взгляд остановился на Этте, затем покачала головой с легким смехом и посмотрела на меня. — Большое спасибо за то, что приняла нас.

— Конечно.

— Рада снова видеть тебя, — сказала она, перевешивая сумочку на другое плечо. — Я сразу вспомнила, кто ты, как только Тревор упомянул, что ты жила с нами.

— Я тоже рада вас видеть, — сказала я. — А Тревор упомянул, что он не вспомнил меня?

Я усмехнулась, когда она бросила взгляд через плечо на своего сына.

— Да ладно тебе, — простонал он, ухмыляясь.

— В то лето я был слишком стар, чтобы обращать внимание на детей.

— Ваш дом был лучшим из тех, в которые меня помещали, — серьезно сказала я Элли.

— Спасибо.

— Поддерживаю, — сказал отец, присоединяясь к диалогу. — Спасибо, что позаботились моей девочке, когда я не мог.

— Не за что, — сказала Элли, явно оценивая мое высказывание, хотя и пыталась это замаскировать. — Нам нравилось иметь дом, полный детей, правда, Майк?

Отец Тревора выступил вперед, и я на мгновение испугалась. Потому что почти не помнила его с тех пор, как жила с ними. Несмотря на то, что он всегда приходил домой к обеду, обычно тот отсутствовал на работе весь день, и у меня не было особых причин общаться с ним.

Если бы я запомнила его, сходство между ним и его приемными сыновьями не было бы таким чертовски поразительным.

И дело было не в их внешности. Ведь Генри был белокурым и худощавым, а Тревор — смуглым и хорошо сложенным, а Майк — обычным темноволосым белым мужчиной, немного крепче среднестатистического. А вот то, как они держались, было таким жутким. Их прямые спины, то, как их головы были наклонены, как они двигались и стояли, твердые губы и скупые ухмылки, образующие морщинки вокруг глаз.

Я не заметила сходства между Генри и Тревором, но теперь, когда я увидела их отца, это было невозможно пропустить. Эта мысль вызвала у меня легкую тошноту.

Майк протянул руку, чтобы пожать моему отцу руку.

— Я тоже помню вашу дочь, — сказал он, улыбнувшись мне. — Она была любима.

— И по-прежнему любима, — сказал отец почти хвастливо. — Заходите, нет причин стоять здесь, в дверях.

Этта изогнулась, чтобы ее отпустили, поэтому я поставила ее на ноги. Она тут же подбежала к моему отцу и схватила его за руку, чтобы оказаться в центре суматохи, когда старики, как их называл Тревор, вошли в гостиную. Я шагнула вперед, чтобы последовать за ними, когда легкая рука на моем бедре заставила меня замереть.

— Привет, незнакомка, — тихо сказал Тревор мне на ухо.

— Привет. — Я взглянула на него через плечо и почувствовала, как мои щеки вспыхнули от того, как он смотрел на меня. Мы были на грани флирта в наших сообщениях и телефонных разговорах, хотя я предполагала, что мы оба знали, что из этого ничего не выйдет. Но то, что он был здесь, в доме моего отца, разграничивало все, что было между нами, до уровня, который было почти невозможно игнорировать. У меня неприятности.

— Рад тебя видеть, — просто пробормотал он, сжимая мое бедро.

Потом мы пошли за родителями в комнату и рассаживались по местам. Все произошло менее чем за пять секунд, но я могла поклясться, что его мама странно смотрела на нас с того момента, как мы сели.

— Могу я угостить кого-нибудь? — спросила я, пытаясь сыграть роль хозяйки, хотя все еще чувствовала, как рука Тревора касается моего бедра.

— Я, Генвиэтта, — прервала меня Этта, слезая с колен моего отца. Он пытался удержать ее, но безуспешно. Я очень старалась не засмеяться. — Мне два.

— Тебе два? — спросила Элли, наклоняясь вперед на своем сиденье, чтобы быть ближе к росту Этты. — Вот это да.

— Я ношу трусики из бвуэ. — Этта начала оттягивать комбинезон, чтобы показать им синие трусики, о которых она говорила.

— Этта, — отругала я, пытаясь скрыть смущение, но безуспешно. — Помнишь, о чем мы говорили?

Она недоуменно посмотрела на меня.

— Мы не показываем людям свои трусики, — прошептала я.

— Что, мама?

— Мы не показываем людям свои трусики, — снова прошептала я, желая, чтобы пол раскрылся и поглотил нас обеих.

— Что, мама? — снова спросила Этта, заставив Тревора усмехнуться.

— Мы не показываем людям свои трусики, — наконец, сказала я нормальным голосом.

— О, — совершенно невозмутимо ответила Этта.

На мгновение в комнате воцарилась тишина.

— Хороший совет, — наконец, сказал Майк, кивая.

Мой отец начал хохотать, и я в ужасе хлопнула себя рукой по лицу.

— Мои белые, — сказала Элли, взглянув на меня с понимающей улыбкой, прежде чем снова взглянуть на Этту.

— Скучно, — это было почти то же самое, что сказал Тревор в день нашей встречи.

— Я бы так далеко не заходил, — пробормотал Майк о нижнем белье Элли, заставив моего отца рассмеяться еще сильнее.

— Да ладно, — проворчал Тревор.

Потом мы все рассмеялись, и лед тронулся.

* * *

— Тревор сказал, что ты ищешь работу? — спросила Элли позже в тот же день, когда помогала мне готовить обед. Они уже были у нас в доме несколько часов и не собирались уходить. Как ни странно, меня это устраивало. Элли полюбила Этту, что меня не удивило. Все утро я с любопытством наблюдала за Майком. Он казался очарованным моей маленькой королевой драмы, хотя был менее очевиден в этом, чем его жена.

— Да, — ответила я. — Мне пока не везет.

— А ты делаешь татуировки?

Я быстро взглянула на нее, но она не смотрела на меня.

— Вообще-то, — сказала я, оглядываясь на фрукты, которые нарезала, — я делаю пирсинг.

— В самом деле, — произнесла она, растягивая слова, как будто была заинтригована. — Ты что-то протыкаешь?

Ее инсинуация была ясна, и я захихикала.

— Ваш сын спросил меня о том же.

— Какой сын?

— Ну… — Я помолчала. — Вообще-то они оба.

— Я не удивлена, — сухо сказала она, заставив меня улыбнуться. — Им обоим нравится думать, что они не предубеждены, но я могу представить их содрогание.

Прежде чем я смогла подтвердить ее впечатление, она снова заговорила.

— Если я ошибаюсь, — сказала она, подняв руку, как стоп-сигнал, — не говори мне.

— Нет, — усмехнулась я. — Вы правы. Оба съежились.

— У обеих моих племянниц есть пирсинг, — сказала она, качая головой из стороны в сторону. — Я знаю, что некоторым они не нравятся, но мне всегда казалось, что они симпатичны. Хотя я бы могла обойтись без кольца, свисающего с носа Ани. Небольшой пирсинг в ноздре, я думаю, лучший вариант.

— Это кольцо перегородки, — заметила я, все еще улыбаясь. — И, если вы когда-нибудь захотите пробить свою ноздрю, я могу это сделать.

— О, я не знаю, — размышляла она, заканчивая готовить бутерброды. — У Майка наверняка был бы шок.

— Он не любит их?

— На самом деле он никогда этого не говорил, но у меня такое чувство, что у него было бы мнение, если бы я где-нибудь проделала лишнюю дырку.

— У меня тоже нет пирсинга, — ответила я. Я знала совсем разные супружеские реакции в зависимости от места пирсинга, но не собиралась касаться этого разговора. — Ну, кроме моих ушей. Я проколола их, когда была маленькой.

— Их слишком много? — спросила она.

— Я думаю, что они красивые, просто никогда не чувствовала этого побуждения. — Я пожала плечами. — Но у меня есть татуировка.

Прежде чем она успела спросить меня, где это, с заднего двора вошли мужчины с промокшей насквозь Эттой.

— Она хотела, чтобы я обрызгал ее из шланга, — объяснил мой отец, когда Тревор внес мою девочку перед собой, пытаясь остаться сухим.