Вскочила. Невольно вскрикнула от резкой боли. "Скорее уходить! Спрятаться!" - было первой мыслью.
Пошла торопливым шагом к домикам. Завернула во двор первого, стоявшего невдалеке от дороги. На дворе никого. Быстро подошла к сараю. Он закрыт. Возле него большой ящик. Заглянула - до половины заполнен овсом. Быстро легла в ящик и прикрылась крышкой.
Мысль работала лихорадочно: "Только бы до вечера перебыть здесь, а потом быстрее в лес". Хлопнула дверь. Послышались шаги. Кто-то открыл крышку. Перед ней стояла женщина, глаза испуганные.
- Я все видела. Уходи! Скорее! Приедут немцы за овсом. Это их овес. Если тебя тут найдут, убьют всех - и тебя и нас!
- Куда же уходить? - прошептала Соня.
- Куда хочешь. Только скорее!
- В какую сторону лес?
- Иди туда, вон по той дорожке. Там маленькие деревушки и немцев нет. А дальше не знаю. Только скорее, скорее! Тут все время ходят машины. Вот тебе кусок хлеба. Сейчас на дороге никого нет. Скорее!
Соня схватила хлеб, поблагодарила женщину, быстро перебежала дорогу и юркнула в кусты, которые росли вдоль отходившей в сторону канавы. Только скрылась в них, как из-за поворота показались два немецких солдата с автоматами. Не заметили.
Шла Соня как в тумане. Шла и не верила, что свободна. Ей казалось, что вот-вот догонит пуля в спину. Но все обошлось благополучно. Встретила партизан, и те привели ее в отряд.
"Сколько ей лет?" - старался угадать я, сидя в землянке и слушая ее рассказ. Лицо молодое. Волосы острижены коротко. Это еще больше молодило ее. А гимнастерка, брюки-галифе и сапоги делали ее похожей на мальчика. Присмотрелся внимательно: голова наполовину седая, а во взгляде такое выражение, какое бывает только у пожилых, много видевших и переживших людей...
ПАРТИЗАНСКИЕ ТРОПЫ
Однажды меня вызвали в штаб отряда и сообщили, что надо явиться в межрайпартцентр Лидской зоны. За мной уже приехал специальный посыльный. Завтра утром дадут сани, провожатого, знающего дорогу, и отправят. Собираться мне просто, так как, кроме сумки с записями, ложки, ножа, бритвы и плащ-палатки, у меня ничего не было.
Утром дали хлеба, колбасы, и я поехал. По зимнему лесу катить на санях неплохо. Ехали напрямик, без всяких дорог, как говорится, по партизанским тропам, известным только вознице да лошади. Предстояло проехать километров шестнадцать. Потихоньку, не спеша к двенадцати часам дня добрались до места. Меня провели в штаб и познакомили с руководителем Лидского межрайпартцентра, командиром партизанского соединения Лидской зоны, секретарем Лидского подпольного горкома партии Ефимом Даниловичем Гапеевым, вызвавшим к себе для интересного, как он сказал, разговора. О том, что его настоящая фамилия Гапеев, я узнал позднее. Тогда он отрекомендовался Степаном Даниловичем Соколовым.
Штаб размещался в большой землянке с железной печкой посередине. Там находилась радистка Нина Юдинцева - Нина Большая (была еще одна радистка Нина Пахомова - Нина Малая).
Прежде всего меня накормили горячим обедом, а затем начался разговор. Ефим Данилович решил создать крепкую, постоянно действующую агитгруппу с художественной самодеятельностью. Цель - массово-политическая работа не только среди партизан, но и среди населения деревень, находившихся в зоне Лидского межрайпартцентра. К тому времени небольшая группа художественной самодеятельности уже существовала. Ее основным организатором была работница межрайпартцентра коммунист Анна Степановна Ананьева. Ее вызвали в штаб. Оказалось, что Ананьева и Нина Большая давно готовят программу к 1 Мая. Уже отрепетированы частушки на злобу дня и монтаж, высмеивающий Гитлера и его союзников. Нужна еще героическая тема и острая политическая сатира. Участники самодеятельности надеются, что это напишу я.
- Ну что же, попробую, - согласился я, и мы начали обсуждать технические вопросы, связанные с будущей постановкой.
Нужны костюмы для пьес, танцев, надо найти руководителя танцевального коллектива, музыкантов, инструменты и т.д. Сейчас же был отдан приказ раздобыть все необходимое. Решили, что я отправлюсь обратно в отряд имени Калинина, где создадут все условия для работы.
После ужина двое бойцов начали крутить динамо-машину для рации и Нина Большая принялась за очередной сеанс радиопередач и приема. Потом включили громкоговоритель и слушали Москву. В глубоком тылу противника это событие особенно радостное. В торжественной тишине прослушали гимн.
На следующий день я вернулся к калининцам и приступил к работе.
Условия мне создали, действительно, хорошие. Поместили в землянку с грозной надписью над входом "Изолятор", постоянно пустовавшую, так как в отряде пока случаев инфекционных заболеваний не было. Мне приносили обед и ужин, снабжали дровами для железной печурки, на которой постоянно стоял большой чайник с кипятком и маленький - с заваркой. Сейчас, когда получил определенное задание, я с удовольствием принялся за дело.
Работать было хорошо и спокойно. Трудился целый день, а к вечеру собирались местные самодеятельные артисты и начинались репетиции.
К указанному сроку моя литературная работа была закончена. Особенно мне удалась комедия-шарж под названием "Рогулевская армия", высмеивающая попытки немцев создать белорусское национальное воинское формирование, которое, несмотря на все старания, так и не было создано.
В начале апреля резко потеплело. А мне необходимо было ехать в межрайпартцентр. Напрямик, конечно, уже нельзя. Предстоял более чем тридцатикилометровый путь по жутким лесным дорогам, через разлившиеся реки, конечно же, без мостов.
На дорогу выдали новые, сшитые специально для меня сапоги, кожаную сумку на ремне, в которую бережно уложил завернутые в бумагу свои литературные труды. Если бы не эта сумка, устроенная так, что вода в нее почти не проникала, мои дневники погибли бы еще раз и, может быть, окончательно. Меня снабдили хлебом и колбасой.
Выехали рано утром. Телега сразу же запрыгала по корням деревьев, ныряя в глубокие выбоины, заполненные жидкой грязью. За нами загромыхала вторая телега с тремя партизанами, которые везли в межрайпартцентр продовольствие.
День был солнечный, но холодный. Я сидел на соломе, подпрыгивая и переваливаясь в такт всем движениям телеги. Возница шел рядом. Он садился на повозку только в особенно грязных местах.
Тянулись медленно. Кругом бесконечный лес, болота, трясина. Навстречу попадались верховые на облепленных грязью лошадях, мокрые с головы до пят. Останавливались, начинались расспросы о дороге:
- В Поташне никакого проезда нет. У Черного озера пришлось плыть рядом с лошадью.
После многократных и долгих расспросов решили ехать на хутор, что напротив базы отряда "Искра", и попробовать перебраться на лодках. Поехали. Дорога все ухудшалась. Проезжали через небольшие мостики, все бревна которых двигались под колесами, как живые. В некоторых местах ехали по настилу из жердей, сделанному недавно. Иногда телегу так качало, что нужно было держаться обеими руками, чтобы не вывалиться.
Но вот дорога пошла в гору. Окрестность стала изменяться: небольшие холмы, желтый песочек среди вереска, мелкие кустики и сосны - густые, мохнатые, а не длинные и редкие, какие были раньше. Но такие оазисы среди бесконечных болот Налибокской пущи попадались не часто.
Проехали еще два-три бугорка и начали опять спускаться вниз к болоту. Вправо от нас показался большой луг, покрытый кочками, заросшими прошлогодней травой. Здесь паслось большое стадо коров. Его охраняли трое партизан с винтовками. Партизаны стояли под деревом и смотрели на проезжающие мимо телеги.
- Скоро будет хутор, - говорит возница.
И в это время телега ныряет в глубокую яму. Наткнувшись на какой-то подводный пень или камень, переворачивается. Возница окунается с головой, а я успеваю уцепиться за край телеги, но все-таки ноги выше колен промочил. Оружие, сумка с бельем, хлеб - все погрузилось в воду и намокло. С трудом выбираемся, поднимаем телегу, снимаем сапоги и выливаем из них воду.