Длинноволосый откинул со лба челку рукой, перепачканной утиным жиром, и одарил своих собеседников радостным взором.

– Представьте себе, господа, – начал он, хихикнув, – иду я сегодня по улицам, ищу новых впечатлений. Вы же знаете, как это важно для меня. И такая, право, скука! Я совсем уж было задумал зарубить несколько простолюдинов или вызвать кого-нибудь из благородных господ на честный бой, как вдруг встречаю сэра Гарсерана.

– Какая приятная неожиданность! – сказал Гай.

– Этот доблестный воин сразу понял, что я томлюсь и терзаюсь и вот-вот совершу нечто самоубийственное, – ничуть не смущаясь, продолжал Гури, жуя и брызгая слюной. – Он предложил мне нечто новое и повел в Дровяной переулок. Масса впечатлений!

– Вы посетили эти трущобы? – удивился Гай, которого уже тошнило от постоянных скандалов, происходивших в Дровяном переулке и Соляном тупике.

Там останавливались на ночь те, кого отправляли на соляные копи, там вечно гостевали наемники, а также околачивались безземельные крестьяне, еще не выбравшие себе стезю: то ли разбойничать, то ли податься в солдаты; там не было проходу от изгнанных за нерадивость подмастерьев, бродячих школяров и прочего сброда. Чуть ли не каждый вечер добропорядочные граждане вопили к городским властям и умоляли их установить там порядок.

– Ну да, я был там! – вскричал Длинноволосый. – Столько интересного! Столько поучительного! Я ужасный транжира и мот, – добавил Гури с обезоруживающей откровенностью. – Эту рыцарскую доблесть, к сожалению, я освоил еще в юности... Но я – жалкий дилетант по сравнению с одним моим предком. Да будет вам известно, милорды, что, когда моего предка обвинили в скупердяйстве, он, дабы опровергнуть сей гнусный навет, собственноручно засеял целое поле золотыми монетами... Смерды, наблюдавшие за этим доблестным поступком, немедленно набросились на поле тучей саранчи. Ну, передрались, разумеется, зарезали человек пятнадцать, зато остальные набили кошельки. Несправедливое обвинение было с моего предка снято. После этого пять поколений не могли купить себе приличной лошади...

– Весьма поучительно, – сказал Греттир и, подумав о Гарсеране, хмыкнул: наваррец наклонился бы даже за медным грошом – не мог не поднять своего, не говоря уж о чужом.

– Стало быть, о чем я? А, о расточительности. Купил мальчишку, потратил кучу денег... Как справедливо заметил сэр Гарсеран, благородному господину необходима хотя бы какая-то прислуга.

– Бог мой, но не такая же, – сказал Гай.

– Да? – Гури искренне удивился. – А чем плох? И достался дешево. Эй, ты! – позвал он.

Из темного угла выступила тощая фигурка.

– Ближе! – приказал Гури.

Белобрысый подошел к самому столу и медленно зажмурился, изнемогая от страха. Гури с шумным вздохом откинулся к стене.

– Сирые мы и убогие, горести гложут нас многие, – констатировал он. – Ничего, я его немножко откормлю, немножко поколочу – вот и будет то, что надо. Как тебя зовут, несчастный?

– Тэм Гили, – был ответ.

– В другой раз получишь по шее, если не будешь добавлять «сэр», – обещал Гури. – Ты разговариваешь с благородным лордом, щенок, а не с каким-нибудь болваном из конвоя, которому и без «сэра» сойдет.

– Да, сэр, – прошептал мальчик. Судя по его лицу можно было подумать, что он сейчас потеряет сознание.

– Вот и ладно, – смилостивился Гури. – Гили, говоришь, твое имя? Ты не валлиец?

– Я... нет, сэр.

– "Гили" – значит «слуга вождя», – сказал Гай.

Гури немедленно вонзился в него взором.

– Вот видите, а вы говорили, что из него не получится сносной прислуги, – торжествующе закричал валлиец. – А вы говорили! Да у него небось все предки были в услужении у благородных господ! Кровь, господа, кровь и происхождение – это все! Кровь! – выкрикнул он еще раз, и Тэм Гили содрогнулся, услышав, с каким удовольствием его господин произносит это слово. А Гури неожиданно успокоился и снова перевел свой тяжелый взгляд на мальчика. – Откуда ты родом, Тэм Гили?

– С Кочковой Ляги... сэр.

Гури запрокинул голову и расхохотался. Греттир с ненавистью смотрел на его горло.

– Как? Как ты сказал, Тэм? С какой Ляги?

Тэм Гили почувствовал, что у него немеют руки, и прошептал:

– Кочковая...

Гури вытер слезы, выступившие на его глазах от смеха, и строго посмотрел на мальчика. Тэм был близок к обмороку.

– Ладно, ступай вон.

Тэм с видимым облегчением удрал в свой темный угол.

– Ну и народ, – проворчал Гури, вновь наваливаясь на печеную утку. – Ляга какая-то, кошмар. Дикари-с. – Он плеснул себе вина. – И вы спросите меня, господа, – продолжал он, хотя господа были далеки от подобных поползновений, – почему это хилое дитя оказалось в Дровяном переулке? Вообразите! – Гури фыркнул, брызнув утиным жиром. – Это существо – опасный мятежник! Его гнали на соляные копи.

– Эта деревня уничтожена после того, как там подавили опасный бунт, – спокойно сказал Гай, отодвигаясь подальше от Гури. – Для меня это не новость, сэр.

Гури с откровенным любопытством посмотрел на Гая:

– И много деревень здесь вот так уничтожается?

Гай кивнул.

– Вероятно, вы слышали о мятеже во Владыкиной Горе, – добавил он. – Впрочем, вам это, должно быть, неинтересно...

– Напротив! – решительно возразил Гури, поставив локти на стол и зарываясь ими в тарелку. – Но разве это не необоснованные слухи?

– Слухи? – не выдержал Греттир. – Хороши слухи! Я был там, когда... – Он прикусил язык, но было поздно: Гури вцепился в него мертвой хваткой.

– Вы были там во время мятежа? Клянусь кишками святого Бернарда! Святые угодники! Я ведь никогда еще не участвовал в настоящем мятеже, а это, – Гури доверительно склонился к уху Греттира, – это становится модным, мой юный друг. Решительно модным! И если я не поучаствую хотя бы в самом захудаленьком восстаньице, это ляжет пятном позора на мою репутацию... – Внезапно, отшатнувшись, валлиец посмотрел на Греттира с недоверием. – Но позвольте! Позвольте, сэр! Для участия в подобном деле необходимо мужество! Безоглядное мужество! Вперед! Ура! – Он ударил по столу кулаком, и полуобглоданная утка подскочила на своем блюде. – Я, как человек, несомненно, им обладающий, позволю себе усомниться, что вы...