ГЛАВА 23

Следующие несколько минут прошли в неловком молчании. Анна озвучила Воробью свои предположения о том, в каком направлении могли уйти рейнджеры. Затем она наполнила флягу и без лишних слов забралась в фургон.

Воробей разделила оставшуюся воду на несколько кувшинов, которые она нашла привязанными к половицам под стойкой для оружия. Она двигалась быстро, наклоняя кувшин, чтобы наполнить каждый до краев, не пролив ни капли.

В задней части фургона было жарко; Анна вспотела. Она сняла порванную рубашку и закатала рукава грязной зеленой куртки. С локонов, спадающих с макушки ее обычно выбритой головы, капала вода на пол, их рыжеватые пряди потемнели от влаги. Похоже, ей было лучше быть несчастной, чем делить один клочок травы со мной и Воробьем.

Моя броня была влажной под мышками и коленями. Я тяжело дышала, язык опух. Я устала и хотела пить, и я думал, что лекарство, наконец, ослабевало. Но в течение многих минут я просто стояла и наблюдала, как Воробей занимается водой.

Я чувствовала, что все испортила. Что у меня был шанс вести себя как человек — вернуться в Ничто и продолжить с того места, где я остановилась. А теперь этот шанс был упущен.

Громкий звон снова привлек мой взгляд к фургону. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Фрэнк вытащил себя из цилиндрической формы. Его руки были широко раскинуты, а ноги — вытянуты вперед. Солнечный свет блестел на его хромированной груди, а торс расширялся, удерживая плечи на месте.

Я ожидала, что он нападет на меня: у Фрэнка точно было то, что он хотел бы мне разъяснить. Но вместо этого он согнулся в талии и прошел в темный центр фургона.

— Привет. Я подразделение ФР-47К, предпочтительное обозначение Франк. Похоже, у вас небольшие рваные раны на конечностях, и я обнаружил инфекцию в предыдущей травме на вашей ноге. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, пока я оказываю помощь.

— Мне плевать на… эй!

Я услышала пронзительный визг заряжаемого пистолета и внезапно вскочила. Я прыгнула в заднюю часть фургона, крича Анне, чтобы она убрала пистолет. Но прежде чем я успела ее остановить, она нажала на курок.

Я бросилась перед Фрэнком — что было сложно, потому что мне приходилось начинать с корточек — и поймала этот луч по центру груди. Броня мгновенно поглотила тепло. На самом деле было не так больно, но это вывело меня из равновесия. Я отлетела в сторону и ударилась головой о стойку для оружия.

И это было больно.

— Ой! Черт, — я осторожно коснулась головы и ощутила облегчение, когда мои пальцы остались сухими. Затем я повернулась и хмуро посмотрела на Анну. — Ты не можешь стрелять во Фрэнка.

— Не могу, — грубо ответила она, все еще заряженный пистолет был направлен через мое плечо, — не с тобой на пути.

— Он медицинский бот. Он только пытается помочь.

— Мне все равно, что это за бот, — резко сказала Анна. — Если это не плоть и кости — настоящая плоть и кости, — добавила она, кивнув на меня, — то я не хочу, чтобы он касался меня.

Это было больно. Мне было больно, что Анна так плохо со мной обращалась, особенно когда раньше она была так мила со мной. Я часто думала о ней. Я цеплялась за память о нашем разговоре у костра и вытягивала ее, когда дела шли плохо. Теперь она рычала на меня, будто я только что нассала в ее похлебку. И мне этого хватило.

Я не знала, что на меня нашло, но я ощутила прилив чего-то первобытного. Я чувствовала себя как в ту ночь, когда меня привязали к машине, и койоты погнались за мной.

Я подошла к Анне и наклонилась над ней, пока наши носы почти не соприкоснулись. Я могла видеть только ее глаза — мягкие карие радужки были острыми от какой-то ярости. Но ее гнев меня не пугал. Он кормил меня и заставлял жаждать большего. Я ощущала горячее давление ее пистолета, когда он грубо вонзился мне в вену под подбородком. Я улыбнулась, когда эта вена сильно запульсировала у ствола.

Будто я жаждала крови.

— Послушай, Анна, — сказала я смертельно тихим голосом. — Я с самого начала говорила тебе, что со мной что-то не так. Я не пыталась это скрыть. Ты знаешь, кто я, так что перестань вести себя так, будто это какой-то большой сюрприз. Расти, черт возьми.

— Держи своего бота подальше от меня, — сказала она в ответ, — и у нас не будет проблем.

Я пожала плечами и использовала это движение, чтобы сильнее наклониться к пистолету. Все, что Анне нужно было сделать, это вздрогнуть, и мое горло взорвется и поджарится до хрустящей корочки на грязи позади меня. Но это стоило риска.

— Отлично. Он не тронет тебя. Мы просто позволим этим ранам гнить, пока ты не умрешь.

Фрэнк неловко щелкнул позади меня.

— Я не могу игнорировать открытую рану. Это противоречит моему протоколу…

— Ты ее не тронешь, — резко сказала я, не отрываясь от Анны. Я проникла глубоко в этот новообретенный колодец голода и использовала его, чтобы подкрепить свои слова. — Ты снова заснешь и заткнешься.

— Шарли, пожалуйста, не…

— Сейчас, Фрэнк.

Я услышала щелкающие звуки, когда Фрэнк сложился в цилиндр. Глаза Анны на миг оторвались от моих, расширяясь, когда они увидели, как Фрэнк впал в спячку. Удивление расцвело глубоким розовым оттенком на ее щеках, и я чувствовала запах ее страха…

Что только сделало меня голоднее.

* * *

У нас было мало времени. Рейнджеры опережали нас на полдня — и, если Анна говорила правду, до захода солнца они будут окружены медноголовыми.

— Они не такие, как другие граклы, — предупредила она меня, когда мы вместе присели в задней части фургона. — Медноголовые… они довольно плохие. Обычно они держатся далеко на западе, далеко там. В сторону Эль-Пасо. Но что-то направило их на восток.

Воробей ехала аккуратно. Слишком, на мой взгляд. Но Ничто по-прежнему представляло собой изрешеченную канавами пустошь, и фургон качался. Ни один из нас не был рад тому, что нам приходилось сидеть здесь вместе. Мы обе сидели на корточках, осторожные и негнущиеся — как парочка птиц, пытающихся сесть на кусок бечевки.

— Чем они плохи? — сказала я. Я бы хотела, чтобы Анна просто добралась до чертовой точки. Ничто проносилось мимо наших окон, и я скучала по всему этому.

Анна вернулась к рисованию спирали. Нам, наконец, удалось вырвать у Воробья лист бумаги и карандаш после почти пяти минут споров. Я знала, что с ней что-то будет — я не могла себе представить, чтобы она продержалась больше суток, не рисуя. Я не видела, где именно она спрятала свои припасы, потому что она заставила меня стоять в стороне и смотреть в сторону, пока она их выкапывала. Но я знала, что это было где-то со стороны водителя фургона.

И если она когда-нибудь меня разозлит, я буду знать, как ее задеть.

— Медноголовые не часто перемещают свой лагерь. Но когда они это делают, они всегда путешествуют вот так, — она провела острием карандаша по широкой дуге по спирали. — Снаружи держат разведчиков. Женщины и дети находятся посередине. А внутренняя точка…

— Да, голова. Я помню, — я неловко переместила свой вес, и струйка пота щекотала мою шею. — Итак, они назвали себя в честь змеи и передвигаются в форме змеи. Мило.

— Это не смешно, Шарли, — прорычала Анна. Ее рука сжимала карандаш так сильно, что древесина фактически прогнулась. — Медноголовые — дикари. Они окунают свои ножи и стрелы в змеиный яд — и если одно из этих лезвий хотя бы поранит руку, тебе придется отрубить ее. Я видела, как рука человека за полчаса превращалась из хорошей в черную.

— Ага? Что произойдет, если я просто останусь вне досягаемости ножа?

— Ты не можешь! Вот что я пытаюсь тебе сказать, — ответила Анна, тыча карандашом в середину спирали. — Если рейнджеры ушли, то это потому, что голова охотится на них. Это отбрасывает их к середине…

— То есть можно сказать, что это… сдавливает?

— Черт возьми, Шарли!

— Не ломай мой карандаш, — закричала Воробей с переднего сиденья. Ее серебряные глаза смотрели на нас сквозь отражение в зеркале заднего вида. Солнце блестело на них, как на двух кусках стали. — Если ты сломаешь мой карандаш, клянусь Богом, я засуну сломанные концы тебе в ноздри так далеко, что это убьет тебя мгновенно.

Анна выглядела растерянно.

— Что?

— Она угрожает проткнуть твой мозг, засунув тебе в нос осколки карандаша, — сказала я.

Анна выглядела еще более растерянной.

— Это вообще возможно?

— Ты действительно хочешь проверить ее?

— Нет, я хочу, чтобы ты заткнулась…

— Здесь что-то есть, — внезапно сказала Воробей. Она шлепнула меня по макушке. — Шарли, иди сюда. Смотри.

— Ой! Хорошо, я иду.

Воробей нажала на газ. Пол затрясся сильнее. Я повернулась и схватилась за спинку пассажирского сиденья для равновесия. Потом посмотрела в переднее окно.

— Что за…?

Сначала я не поняла, что видела. Это было похоже на огромную пыльную бурю: вихрь из песка и земли, вздымающийся над ландшафтом. За исключением того, что эта пыльная буря двигалась. Она моталась из стороны в сторону, двигаясь со скоростью, которая, вероятно, превосходила средний грузовик. Когда мы приблизились, в центре бури начали вспыхивать синие огни. Они время от времени сверкали между щупальцами грязи, и я сразу поняла, что это был лучевой огонь.

— Подъезжай поближе, — сказала я.

— Как ты думаешь, что я делаю? — ответила Воробей спокойно. Она нажимает на газ, и фургон начинает наезжать на неровности так сильно, что колеса отрываются от земли.

Анна беспомощно ковырялась сзади, ругая нас при каждом вздохе. Фрэнк сильно звенел ремнями. Ружья и канистры гремели так громко, что мне пришлось кричать, чтобы быть услышанной.

— Подрежь сбоку — не лезь прямо в середину!

— Думаешь, я глупа? — крикнула Воробей в ответ. Одной рукой она рулила, а другой схватилась за шлем. — Тебе лучше приодеться.

Она была права. Я схватила свой шлем с сиденья и надела его, пока ползла обратно к Анне.

— Иди сюда!

Она не дала мне руку, и мне пришлось тянуть ее за рукав. Мои ноги были закреплены под пассажирским сиденьем, а тело — вытянуто, как веревка. Я держалась за Анну и свернулась, притягивая ее к Фрэнку.