ГЛАВА 11

Я рассказала Фрэнку все, что знала о Блейзе. Оно выливалось из меня горячим потоком: с того момента, как я впервые увидела, как его руки оказались поверх моих, до момента, когда он закричал на меня в уборной. Казалось, я говорила быстрее, чем мог двигаться мой рот. Все мои слова выплескивались в эту лихорадочную кашу.

Но я была слишком взволнована, чтобы остановиться.

— Я не сумасшедшая, да? Ты говорил, что мой материал снова и снова перерабатывался, так что вполне возможно, что Блейз был мной раньше, чем я.

— Да. Органический корпус каждой единицы X был создан с использованием геномов трех совместимых доноров. Возможно — хотя и не доказано — что личность каждого донора все еще существует в собранных участках их генома. Поэтому возможно, если бы соответствующие компоненты их микрочипа были уничтожены, чтобы проявились изначальные личности доноров.

— Подожди, ты хочешь сказать, что меня трое?

— Да. Три донора, три генома, три возможных личности.

Меня мутило.

Если бы я не была так ошеломлена, я бы потеряла сознание. Я ощущала себя чужой в собственном теле — нет, не теле. Переработанной мясистой массе, которая была домом для Блейза и, по крайней мере, еще одного человека. Изношенный кожаный костюм, уничтоженный одним поколением и рожденный в следующем. Инструмент. Орудие.

Творение.

Кто-то другой носил мое лицо и работал моими руками. Кто-то другой использовал мой голос. Мое тело позаимствовали, а теперь его украли. Число в моей голове означало, что я кому-то принадлежала. Я была не той, кем себя считала.

Я — даже не я.

— Кто я? — сказала я сдавленно. — Какая личность я сейчас?

— Я не уверен, и я боюсь, что это будет невозможно сказать. Карты всех исходных геномов запечатаны в зашифрованном файле, — объяснил Фрэнк. — Шифр нельзя взломать, не привлекая нежелательного внимания.

— Что ты имеешь в виду? Я думала, ты управляешь Учреждением?

— Нет. Я всего лишь медицинский юнит, которому здесь позволено существовать. Что нам теперь делать с твоим микрочипом?

Фрэнк явно пытался сменить тему, но я слишком беспокоилась об этих опухолях, чтобы обращать внимание.

— Я хочу, чтобы это вылетело из моей головы.

— Невозможно.

— Почему?

— Удаление убьет тебя мгновенно.

Это все решало. Я застряла с дурацким чипом. Тем не менее, должен быть способ не дать ему растить опухоли по всему телу. Что-то мы могли исправить. Я думала об этом минуту, и ко мне пришла идея.

— Помнишь огромную шишку, которая была у меня на затылке?

— Не думаю, что когда-нибудь забуду это, — сказал Фрэнк. — Пришлось столько откачивать…

— Ну, каждый раз, когда я нажимала на нее, я видела его. Я видела Блейза, — попыталась дотянуться до затылка, прежде чем вспомнила, что все еще была онемевшей. — Я не могу… тьфу… не могу сказать наверняка, потому что не могу двигаться. Но я думаю, что эта шишка могла быть как раз там, где чип.

— Интересно.

— Как ты думаешь, это может иметь какое-то отношение? Если мы впихнем туда что-нибудь еще, думаешь, это починит чип?

— Я не производственный юнит.

— Но ты же бот, верно? Ты знаешь об этих вещах. Пожалуйста, — сказала я дрожащим голосом, — я не хочу, чтобы меня сожрали опухоли.

— Опухоли не хватает челюстей, необходимых для обработки плоти в традиционном смысле…

— Ты знаешь, что я имею в виду, — прорычала я. — Пожалуйста, Фрэнк. Если мы не можем вытащить чип, то мы должны хотя бы попытаться его починить. В противном случае в моем мозгу будут расти опухоли, пока он не вытолкнет весь чип из моего черепа.

— Анатомически невозможно… но я понимаю твою точку зрения. Я сохраню изображение твоего чипа, — я услышала слабый щелчок, за которым последовала вспышка света, которая на мгновение затемнила экран, — и попытаюсь получить доступ к некоторым файлам разработки в командной комнате. Хотя предупреждаю: эти файлы заблокированы. Любая попытка взломать их систему безопасности не останется незамеченной.

— Незамеченной для кого? Учреждения? — решила я, когда Фрэнк не ответил.

— Нет. Не Учреждения.

— Тогда кого?

Прошел еще один долгий миг. В этот миг была тяжесть — какая-то тяжесть, которая заставляла меня чувствовать себя неловко. Если бы Фрэнк был человеком, я бы подумала, что он собирался мне солгать. У него на носу выступили бы капельки пота; его дыхание стало бы прерывистым.

— Существо, упоминаемое в некоторых файлах как Шеф.

— Кто, черт возьми, Шеф?

— Полагаю, он в некотором роде твое божество. Твой создатель. Все это построил Шеф, — сказал Фрэнк, протягивая руку к потолку. — Учреждения, Колонии и X-юнитов. Он создал тебя, Шарли.

Мне не нравилось, как это звучало.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что он создал меня?

— Ты являешься его интеллектуальной собственностью, как и любой юнит X.

Я не была ничьей. Я была живым, дышащим существом, способным принимать собственные решения — и собственные ошибки. Но я старалась говорить ровно:

— Так где же этот Шеф? Есть шанс, что я смогу с ним поговорить?

— Извини, но эта тема для разговора закрыта.

— Ты не можешь просто говорить это каждый раз, когда…! Ах!

Что-то громко зашипело рядом с моим ухом. Я ощутила острый укол в шее, в вене, которая пульсировала чуть ниже подбородка. Я открыла рот, чтобы спросить Фрэнка, что он творил, но слова так и не вырвались.

Вокруг меня рушились четыре черные стены. Я глядела на крошечную точку света — последний клочок моего сознания. Он парил в слабом свете полумесяца на рассвете, на бледно-голубом небе. Затем взошло солнце. Почерневшее солнце. Большое чернильное пятно с лучами, которые тянулись, как руки.

Эти руки обвили увядшую луну и заглушили последний свет…

* * *

— …не то чтобы я ожидал, что ты поймешь. Вы, люди, вероятно, все еще украшаете свои пещеры рисунками собак и дугами мочи.

Я не понимала, был это сон или нет.

Воробей была здесь. Она сидела за столом напротив меня, закатив серебряные глаза, продолжая рассказывать, какой глупой она меня считала. Эта часть казалась реальной. Комната сбивала с толку.

На полсекунды мне почудилось, что я сидела в столовой наемников: крашеные шлакоблочные стены, уродливый кремовый пол с черными крапинками в узоре и ряды блестящих металлических столов. Все это было до ужаса знакомо. Я была почти уверена, что была здесь раньше. Даже запах, густой запах вареного мяса, напоминал мне о столовой. Но этого не могло быть.

Я взорвала то место.

— Ты бы сошла с ума, если бы увидела, что я умею делать с цветами…

— Где мы, черт возьми? — выпалила я. Мой голос был слишком громким. Я наполовину застряла в тумане сна, и даже мне казалось, что я шумела. Вопрос эхом разнесся по пустой комнате, слишком большой для двух человек. — Где мы? — сказала я снова.

На этот раз мой голос превратился в жуткий шепот.

Воробей отошла от стола, будто я только что угрожала убить ее.

— Мы в столовой.

— Внутри крепости?

— Это называется Учреждение, дурочка. Я же сказала тебе двадцать минут назад, что мы идем обедать в столовую. Почему я вообще беспокоюсь? — буркнула она себе под нос.

Я смотрела, как она взяла кусок еды с тарелки и отправила в рот. Было похоже на вареную куриную грудку с нарезанным картофелем. На десерт было какое-то печенье.

Мой поднос был таким же, как у нее. Куриная грудка была наполовину съедена, хотя я не помнила, чтобы откусила. Я отложила вилку и потянулась за печеньем. Единственное печенье я пробовала от Анны. И я вспомнила, что на вкус оно было теплым — как мед и специи.

Это печенье было на вкус как опилки и клей.

— Нужно сначала пообедать, язычник, — пошутила Воробей, когда я выплюнула печенье.

— Я не стану такое есть, — буркнула я. Курица была сухой и жесткой, а картофель с тем же успехом мог быть грязными дисками. — Где специи?

— Специи?

— Да, вроде соли и халапеньо… и, может, немного кинзы, — добавила я, изо всех сил пытаясь проглотить особенно хрустящую картофелину.

— Я знаю, что такое специи. Я видела их в Архиве, — пылко сказала Воробей. — Но в Учреждении их нет. Фермерские станции выращивают только самое необходимое.

— Фермерские станции? — моя голова кружилась. Между ушами крутилось около сорока вопросов, и я не могла заставить выдавить ни один из них. Вот тогда я и вспомнила, что Фрэнк разрезал мне затылок.

Я вспомнила опухоль и чип.

Я вспомнила жгучее ощущение, которое я испытала, когда черные стены навалились на меня…

И это… было последним, что я помнила.

Но моя курица была наполовину съедена. В моей руке была вилка. Воробей вела себя так, будто мы уже давно разговариваем — достаточно долго, чтобы полностью разозлиться на меня. Хоть десять минут.

Желчь подступила к горлу, когда я подумала о том, как мне разрезали голову. Я должна была узнать, что ее запечатали. Я потянулась назад. Мои пальцы едва коснулись бинта, когда Воробей бросилась через стол и остановила мою руку.

— Не… трогай… это! Сколько раз я должна сказать? Если ткнешь слишком сильно, рана треснет, и ты истечешь кровью…

— Не помню, чтобы ты мне это говорила!

— Ты ничего не помнишь? Ничего из этого? — сказала Воробей, когда я покачала головой.

— Последнее, что я помню, это то, как я лежала на столе с открытым мозгом. Потом Фрэнк уложил меня спать. Вот и все.

— Фу, — Воробей мгновение сердито смотрела на меня, прежде чем вздохнуть. — Отлично. Я дам очень краткую версию того, что произошло. Ты уже была в комнате, когда я вернулась…

— В какой комнате?

— В нашей. Наше общежитие? Пожалуйста, скажи мне, что ты помнишь общежитие.

— Да, я помню общежитие, — огрызнулась я. — Но как я туда попала?

Воробей пожала плечами.

— Фрэнк катал тебя по коридору на больничной койке? Ты пришла? Я не знаю и мне все равно. Все, что я знаю, это то, что я едва прошла, и ты начала приставать ко мне с тридцатью тысячами вопросов.

— Сомневаюсь, что тридцать тысяч…

— Безжалостно. Ты была совершенно неумолима. Знала ли я, что у нас в головах есть микрочипы? Мой чип того же цвета, что и твой? Почему ты X1, а я X2? Почему я в краске? Непрекращающийся, бесконечный поток чепухи.