Громкоговоритель Фрэнка мягко пульсировал на фоне растущей мольбы моих слов.

— Прости, Шарли. Эмбрионы X2 являются бесценными генетическими образцами. Единственные существующие экземпляры, представляющие собой вершину генетических достижений человечества. Было бы безответственно рисковать их сохранностью ни при каких обстоятельствах, а тем более в тщетной попытке продлить цикл юнита Х1 с сильно скомпрометированным микрочипом. Я могу фильтровать твою кровь в течение двух часов, — снова сказал Фрэнк, — но это только отсрочит неизбежное.

Мое лицо начало неметь — будто его грыз зимний ветер, пока все мои нервы не заснули. За исключением того, что моя кожа не была холодной, и была не зима. Онемение отвлекло меня от того, что пытался сказать Фрэнк. Все, о чем я могла думать, это тот факт, что я умру. Я могла умереть сейчас, а могла умереть через два часа.

Фрэнк хотел, чтобы я думала, что это были мои единственные варианты.

Но я знала лучше.

— Я могла бы заставить тебя сделать это, — прошипела я, опускаясь в новообретенный колодец голода. — Я могла бы заставить тебя спасти меня точно так же, как я заставила тебя убить тех муравьев…

Фрэнк бросился ко мне так быстро, что я едва успела заметить его движения. Что-то давило на мое горло. Он не давил сильно, потому что в этом не было необходимости: что бы Фрэнк ни прижимал к вене на моей шее, у него был такой же опасный край, как острие разбитого стекла.

— Я не могу убить, чтобы сохранить свое существование, но я могу убить, чтобы сохранить других, — тихо сказал Фрэнк. — Если ты попытаешься заставить меня истощить мои ресурсы, я убью тебя, Шарли.

Я не дышала — отчасти потому, что мое горло начало распухать, но в основном потому, что если бы я вдохнула, кожа, прижатая к оружию, которое держал Фрэнк, разорвалась бы.

Наконец, он отпустил меня.

Из кончика его пальца торчал скальпель. Он блестел на полуденном солнце, свет скользил по гладкому стальному лезвию, будто он не мог лежать на его лезвии. Объектив Фрэнка был сфокусирован так, что мое лицо было единственным, что находилось в его отражении. Я знала, что он внимательно следил за любыми признаками того, что я могла попытаться снова взять его под контроль.

Любая крупица доброй воли, которую Фрэнк заработал, спасая меня от взрыва, исчезла. Я не доверяла ему, и я не доверяла себе, чтобы не паниковать. Но здесь был один человек, которому я доверяла. И она могла бы вразумить Фрэнка.

— Где Воробей? — простонала я, когда встала.

Моя нога дрожала. Плоть вокруг раны распухла примерно до половины размера моего кулака. Она была натянутой и красной, а тонкий порез растянулся, извергая поток крови по моей голени. В тот момент, когда я попыталась надавить на ту ногу, боль стала такой сильной, что я упала. Слезы навернулись на мои глаза, горячая реакция на осознание того, что у меня нет выбора.

Что бы я ни делала, я умру.

— Мне нужно найти Воробья, — я проехала по грязи. Я затуманено смотрела на Фрэнка, выдавливая слова быстро немеющими губами. — Воробей поможет — мне нужно…

— Я уверен, что она придет к нам, если сможет. Но ты должна оставаться на месте, — тихо сказал Фрэнк. — Физическое напряжение заставит твою кровь двигаться быстрее, что, в свою очередь, ускорит продвижение яда к сердцу.

— Что произойдет, когда он попадет в мое сердце?

— Твое состояние будет быстро ухудшаться, что приведет к смерти, — объектив Фрэнка остановился на моем лице, которое точно передавало поток холодного страха, который грозил вырваться из моей груди. — Хочешь, чтобы я задержал этот процесс, или ты бы предпочла позволить яду двигаться своим курсом?

— Повремени, — выдохнула я. — Я не… я не хочу умирать.

— Ты никогда не умрешь по-настоящему, Шарли, — снова сказал Фрэнк, приседая рядом со мной. — После того, как твои органы перестанут функционировать, я прослежу, чтобы тебя забрали и вернули в колонию X1 Даллас для переработки.

Это не утешало. Я знала, что произойдет, когда я попаду в Даллас. Я буду рождаться и перерабатываться снова и снова — десятки раз, сотни раз. Убита до того, как я впервые вскрикнула, или, может, даже до того, как мои глаза полностью открылись. Это то, что случилось с Дефектами до того, как вмешался Говард, и я полагала, что это произойдет теперь, когда я уничтожила клона Говарда.

Кем я была в течение этого цикла, все, что я чувствовала, — все это будет потеряно.

И на этот раз… Боже, на этот раз меня уже не спасти. В Граните не будет ни программы, ни особых планов Лаборатории. Может, я и не умерла бы на самом деле, но я и не смогу жить.

Внезапная острая боль в ноге вырвала меня из мыслей. Я посмотрела вниз и увидела, что в моей ране торчали две иглы — а, может, игла на самом деле была одна, но мое зрение настолько затуманено, что мне виднелись две.

Тонкие трубки соединяли иглы с грудью Фрэнка. Они слегка дрожали, внутри него начал гудеть какой-то механизм. Темная полоска крови сочилась через одну трубку и исчезала в туловище Фрэнка. Пять секунд спустя другая трубка потемнела, кровь стекала обратно в мою ногу.

— Воробей… Анна…

— Постарайся расслабиться, Шарли, — сказал Фрэнк. — Чем выше уровень стресса, тем быстрее распространяется яд. Если Воробью удастся добраться до нас, уверен, она выслушает все, что ты скажешь. И я объясню обстоятельства твоей кончины как можно яснее.

Фрэнк был черствым и холодным. Он обращался со мной как с частью машины, которую вот-вот выкинут и переплавят во что-то новое. И, может, это все, чем я была.

Возможно, я дошла до конца. Мое тело не ощущалось. Единственное, что осталось, это натянутая кожа вокруг моей раны. Мое лицо и губы опухли; легкие дрожали, будто отвергали каждую тонкую струйку воздуха, которую мне удавалось вдохнуть. Затем меня начало трясти.

Подземные толчки обрушивались на меня резкими волнами. Моя спина выгибалась, а голова билась о камни позади меня. Я не чувствовала боли, но ощущала давление. Я знала, что нежная кожа на макушке моего черепа, вероятно, потрескалась и кровоточила.

Пот заливал глаза. Я не знала, откуда он стекал, но он не прекращался. Здесь было очень жарко, но мы были в тени кедра и дул ветерок. Я не должна была так сильно потеть. Из меня вытекала влага, словно в моей коже были дырки размером с пулю. Я начала задыхаться и понимала, что у меня во рту скапливалась куча слюны. Горячая и липкая. Я повернула голову в сторону — движение, заставляющее весь мир поворачиваться вместе со мной — и позволила слюне вытечь из-за моих распухших губ.

У меня двоилось в глазах. Троилось. Передо мной были три слоя земли и неба, наложенные друг на друга. Мой желудок внезапно перевернулся, и я ощутила, что меня сейчас стошнит. Я зажмурилась, но мир все еще вращался вокруг меня.

Я чувствовала то же, что и тогда, когда я была заперта в колыбели рук Фрэнка, и мы катились по склону. На это похожа смерть? Тошнота и кружение? Я утону в собственной чертовой слюне? Я знала, что смерть будет уродливой вещью… но я не ожидала, что она будет такой унизительной.

— Фр… Фрэнк…? — прошептала я.

Нет. Нет, я не хотела, чтобы моим последним словом было Фрэнк. Я пыталась придумать, что сказать на последнем издыхании, когда у меня внезапно закончилось время.

Я не была готова…

Но смерть не ждала.