- Ты меня еще любишь? - вздохнула она, помолчав. - Андрюшенька, только честно.

- Очень, - привычно солгал он. - Нигде не задерживайся, жду тебя с нетерпением.

- Если голоден, загляни в холодильник не унималась Елена. - На перекус тебе хватит, а я с собой телятины привезу. С утра успела на рынок смотаться. Продержишься на сметане? Не напивайся без меня, в ясные очи твои хочу успеть посмотреть. Извелась, я, Андрей, тревожно как-то все было. И то уже мерещилось, а вдруг не захочется тебе в эту нашу кутерьму возвращаться? Или баба какая заморская приворожит.

- Это ведь сумасшедшие деньги, телятина с базара. На какие шиши роскошествуешь? - пожурил Елену Растопчин. - От детей отрываешь? Здоровы они, кстати?

- Да, и спрашивают про дядю Андрея. Я им сказала, что ты в Америке.

У двадцатипятилетней Елены было две дочки-близняшки. Они ходили в первый класс. Все трое жили у родителей Елены, в большой мрачноватой квартире (бывшей коммуналке) неподалеку от Чистых прудов. За девочками присматривала бабушка, которую язык не поворачивался так назвать. "Девушка, вы последняя?" - до сих пор обращались к ней в очередях. Родители Елены терпели Андрея как наименьшее из зол. Они не смели настаивать на его законном браке с их дочерью, но всегда подчеркивали, отчего не настаивают - да уж к чему вам такой довесок к Леночке, Андрей Павлович! Растопчин краснел, норовил поскорее ускользнуть от хлебосольных хозяев, от семейного стола.

Еще несколько лет назад (при том, что отношения Растопчина с родителями Елены в ту пору сильно осложнились). Андрей был вполне доволен и жизнью, и собой. Перспектив, захватывающих дух, он, конечно, и тогда уже не строил, но и сдавать завоеванные в обществе позиции не намеревался. К высоким постам в Союзе архитекторов Растопчин не стремился, однако, членом в Правлении состоял. Заказами его не обделяли, да и постоянный приработок от преподавательской "деятельности" оказывался достаточно весомым. Как архитектор Растопчин специализировался на малых формах, но, если перепадал заказ на добротный особняк, мог с блеском выполнить и его. Когда подули перестроечные ветры, Растопчин стал "выездным". Надумал сколотить небольшой капиталец, не мытьем, так катаньем добиться разрешения на покупку завалящей халупки где-нибудь под Анапой, (сохранив за собой квартиру в столице), немного поколдовать над этой халупкой, превратить ее в "Приют холостяка" и - лето на Черном море, зима в Москве, месячишко-другой в штатах, если пригласят, пару недель круизных "римских каникул", если подвернется путевка... Налаженный быт, стабильный заработок, упорядоченная смена впечатлений - что еще нужно человеку, который готовится разменять пятый десяток лет? Естественно, если он не бизнесмен, к примеру, или депутат, а тихий обыватель. Планам Растопчина не суждено было сбыться, по крайней мере в срок.

Почва уходила из-под ног обывателя. Рохлям, не умеющим плавать, Общество Равных Возможностей предоставляло уникальный шанс наловить в мутной воде перемен свой садок золотых рыбок. Впрочем, ловить или не ловить - личное дело каждого, на дворе стояла свобода, и было ее там, как говорится, выше крыши. Понятно, купаться в этой свободе, в этом бодрящем, с ледком и воронками, весеннем половодье приходилось всем без исключения. Растопчин не любил ни массовых заплывов, ни принудительного закаливания и попытался выйти сухим из воды - смыло бережок, смыло. Воронье, облепившее торчащие из воды верхушки деревьев, громким карканьем провозглашало очередную новую эру, а также здравицу за племя победителей. Домик под Анапой стал Андрею недоступен, как обычному смертному Китеж-Град. Рядом бушевал Кавказ, эмоции горцев перехлестывали через горные хребты. Недостаток элементарных вещей, спичек, лампочек, бензина доводил до бешенства даже флегматиков. За считанные годы все, что напоминало о комфорте, вздорожало в тысячу раз. Время летело стремительно, кошмарно, а кошмары, снящиеся обывателю, были в чем-то сродни страшной яви сталинских тридцатых, когда, засыпая в мягкой постели, ни в чем не повинный человек держал в подсознании - ты запросто можешь очнуться утром на голых нарах.

- Откуда что берется? - целовала Елена Андрея под утро. - Как съездишь в Америку, так пусть не десять, но пять лет сбрасываешь уж точно.

- Четыре поездки, двадцать лет долой, - посчитал Андрей. - Пацан! С кем ты связалась, Ленка?

- Не волнуйся. Приезжаешь - словно после ванны молодости, но потом стареешь здесь за год, как при нормальной жизни состарился бы за три.

- Но к тебе это не относится, - сказал Андрей.

- Через десять лет, когда мои дочечки вырастут, мне будет тридцать пять, сказала Елена. - Баба ягодка опять, - усмехнулась она. - Как ты думаешь, мы продержимся вместе так долго?

Снова она за свое, с грустью отметил Растопчин. Если загробный мир не существует, если посмертного наказания за грехи не последует, то к чему делать людям добро в ущерб себе?

- Через три часа тебе вставать, - напомнил Андрей.

- Не думай обо мне, - прошептала Елена, - не сдерживай себя, не смотри на часы, родной.

Глаза у нее слипаются, удивлялся Растопчин, веки она уже не в силах приподнять, спать хочет смертельно, а твердит упрямо: "не думай..." Жертва за жертвой. Зачем? Или нет, на то и жертва, бескорыстная жертва, чтобы нельзя было к ней подступиться с таким вот "зачем?" Любит, что ли?

Он был намеренно груб с ней, но она боролась не с ним, а обволакивающим ее сном. Рассветало. Андрей оставил Елену в покое, он чувствовал нечто вроде "угрызений совести". В детстве Растопчин много читал о людях, жаждущих не то чтобы посмертной славы, но долгой и доброй памяти о себе. С верой в такую память шли на смерть и герои, и девочки, обжегшиеся на первой любви - ты еще вспомнишь меня, неприметную, локти будешь кусать, да меня не вернуть... Даже самая теплая память не согреет могильные кости, подумал Растоичин. К чему тогда жертвовать собой? Одно дело - подарки, пусть даже роскошные, другое - до конца дней своих тянуть на горбу семью из четырех человек. Никаких угрызений, решил Андрей. Коготок увяз - всей птичке пропасть. А мне летать охота, зевнул он и потянулся к стакану. Да, я - толстокожий безнравственный тип, который и шагу не ступит, если не ущучит выгоду, подзуживал Растопчин свою совесть, и что с того? Растопчин прислушался. Было тихо. Пиво что-то проурчало в животе и тут же смолкло. Елена спала, подложив под голову не подушку, а скомканный край пододеяльника. Право, ты не в обиде на меня, душа моя, пробормотал Андрей - ни одной стрункой души не откликнулась. Безнравственный так безнравственный. Действительно, что с того? Под окном прошел ранний трамвай. Возле шторы дрогнул воздух. Жизнь входила в привычную колею. На бронзе карниза проступали пятна засохшей известки. В широкое кресло были свалены подарки Растопчина Елене, ее девочкам и родителям - рубашки, платье, игрушки, свитер, плэйеры, банки с растворимыми чаем и кофе, дисковый проигрыватель, колготки, разные мелочи. Наконец-то Растопчин понял, что приехал домой. Лживый и полупьяный, толстокожий или не очень - не суть важно, он - дома. Андрей переложил голову Елены на подушку, подзавел будильник и неожиданно для себя расстроился из-за того, что не выучил за целую жизнь ни одной молитвы, даже самой коротенькой.

4

Следующие два месяца Андрей крутился, как белка в колесе - наверстывал упущенное в проектном институте и помогал шефу обеспечить мастерскую выгодным фронтом работ на обозримое (увы, лишь ближайшее) будущее, отсиживал часы на заседаниях Правления Союза архитекторов и в комиссии по содействию творческой молодежи, вел семинары у студентов, принимал на Семеновском валу друзей-приятелей и сам наносил визиты добрым людям, направо и налево раздаривая сувениры и восстанавливая нужные связи, оформлял визу в США и выкупал билет, доставал продукты и лекарства дочерям Елены, продавал ту электронику, без которой мог теперь обойтись, мотался по библиотекам, фондам и архивам, собирая материал для задуманной книги с условным названием "Русский загородный дом 19-20 в. в.", набрасывал вместе с фотографом план натурных съемок (в книге предполагался и большой иллюстративный материал, включающий архивные рисунки и фотографии и новые слайды), платил вперед за коммунальные услуги и телефон, врезал в дверь квартиры супернадежный замок, запасался впрок бензином для машины, оформлял подписку на газеты и журналы - все пытался успеть до наступления зимы.