И все странным образом было по-другому, даже беспокойным (для кого угодно, кроме Матери) в том гибридном состоянии, которое по сути было одновременно обоими сторонами барьера. Возможно, мы недостаточно буквально понимаем, что одновременно она была по-настоящему жива на одной стороне и фактически мертва на другой (нашей), все время поддерживая видимость старой привычной жизни. Да, мертва, и все же жива в то же время -- попробуйте вынести что-нибудь из этого! Но в этом состоянии было не так-то легко жить. Как отреагировала бы рыба, вытащенная из воды? Да, некоторым образом нужно быть на обоих сторонах одновременно, чтобы найти тайну барьера. Когда Мать сказала, что она не знает, будет ли это "конец", она имела в виду конец смерти, можно было бы сказать: тело служило необычным звеном между двумя сторонами... как если бы клетки тела были местом встречи жизни и смерти, мостом, той точкой, которая находится на обоих сторонах. Вот где проходит "барьер" или, скорее, где он исчезает. Вот где на самом деле была тайна. Вполне возможно, все странные переживания Матери сводились к одному-единственному переживанию: исчезновению барьера. Некое вторжения бессмертия в ту смерть, которой мы живем, "другого" мира в этот мир. Немного похоже на состояние постоянного воскрешения. Мать является тем исключительным эволюционным свидетелем, который постепенно рассказывает нам не только о том, на что похож другой мир, но и как он может войти в этот. И, в конечном итоге, как он может трансформировать этот. Просто маленькой клеточной сутью. Клеточным мостом.

Возможно, Мать -- это конец барьера между жизнью и смертью.

Вот почему ей никогда не давалась уверенность. Она должна была найти жизнь в смерти. И с новой глубиной я припоминаю слова Риш Вед: "Он раскрыл два мира (Землю и Небеса), извечных и в одном гнезде" (Риг Веда I.62.7). Живое тело отправляется исследовать состояние, где все предполагаются мертвыми, состояние где-то там, в "мире ином", как обычно говорят, и открывает другую физическую жизнь, оперирующую под нашими законами, и эта жизнь не в "ином мире", она только отделена от нас неким клеточным мостом: темной периферией. Запредельность рыбы -- это не мир мертвецов, а просто другая физическая форма дыхания. Жизнь и "смерть" в одном гнезде. Клетки -- это место очень тонкого "склонения", где смерть трансформируется в нечто иное. Кажется, что если это сделано, то все будет кончено, и затем... будет нечто иное.

Парадоксальное состояние

Я полностью осознаю, что пытаюсь на неуклюжих словах и с бедными аналогиями описать тот новый мир, но что я могу поделать? Как можем мы мастерски описать то, что еще не существует, мы, у кого еще нет языка следующего мира! Как бы там ни было...

Основная трудность во всех этих физиологических опытах -- они физиологические, вы понимаете, не психологические: новая и неизвестная физиология -- заключается в том, что требуется, чтобы тело продолжало жить в состоянии, противоположном всем законам тела; почти можно сказать, что тело должно жить так, как если бы не было тела! Но, возможно, это просто явление гусеницы, становящейся бабочкой -- и как можно стать бабочкой в теле гусеницы? Как можно поддерживать связь со старым телом, то есть, оставаться внешне живым, обладая в то же время модой жизни или бытия, больше не принадлежащей гусенице? Это парадокс, проживаемый вплоть до клеток тела -- опасный парадокс. Так что я "мертв", то есть, я порхающая бабочка, или я "жив", то есть я ползаю по земле, как и другие тела -- и где же жизнь, а где смерть? Если в теле остается некий уголок, который поддерживает точку зрения гусеницы, то он мертв; этот уголок чувствует, что умирает; но если все маленькие уголки начинают трансформироваться вместе, тогда это выглядит так, как если бы вы подвергались радикальной смерти. И что для маленького уголка, который летает, который начинает летать, что для него означает то "ползучее" состояние на другой стороне, состояние умирающее, темное и жесткое? И, более того, все это проживается вместе, одновременно, в том же самом теле. Странно... Переживание происходило на всех уровнях тела и в каждой детали, как если бы органы или функции брались одно за другим, с них полностью бы стиралась их старая природа, и они бы снабжались другой, ужасающей способностью (ужасающей для органа, который подвергается этой маленькой операции). "Другая вещь" всегда ужасна для старой вещи -- это ужасное чудо! И Мать говорила столь часто, все более и более часто: Не знаю, блаженство это или мука; есть моменты, когда хочется завопить, и в то же время я говорю себе: А! Вот что такое блаженство!... Я больше ничего не говорю, потому что они подумают, что я сошла с ума.

Среди множества переживаний, которые будут продолжать множиться и становиться хуже, как обычно, мы можем упомянуть то, которое произошло в раннем 1968 (уже). Мать заметила вечный Факт тотального Сознания, без разделения, и нашего маленького индивидуального сознания, которое фрагментирует, разделяет, отделяет, ставит все вне своей тюрьмы -- ведь, по сути, весь наш переход от гусеницы к бабочке является лишь переходом от отделенного сознания к тотальному сознанию, что, естественно, должно иметь свои физиологические последствия и, возможно, в конечном итоге, вызвать изменение формы. Кажется, что вселенная была создана для того, чтобы реализовать этот парадокс сознания Целого, живущего (не только воспринимаемого, но и живущего) в каждой части, в каждом элементе, составляющем Целое... И именно этот парадокс тело Матери воспроизводило физиологически. Так, -- продолжала она, -- образование этих элементов началось с Разделения, и именно это Разделение породило деление между тем, что мы называем "добром" и "злом", черным и белым, ночью и днем... но с сенсорной точки зрения, в наиболее материальной области, можно сказать, что это боль против Ананды [блаженства], эта тенденция имеет два полюса: приятной или хорошей вещи, неприятной или плохой вещи. И как только ты хочешь вернуться к Истоку, эти две вещи стремятся снова стать одним. И есть совершенное равновесие, то есть, невозможно больше деление, и одно не влияет на другое -- эти две вещи поистине становятся одним -- вот где следует искать известное Совершенство, которое мы пытаемся обрести... И это в точности ошибка разума -- хотеть выбрать одну вещь и отбросить другую: все должно быть вместе -- что мы называем правильным, что мы называем неправильным, что мы называем добром, что мы называем злом, что кажется приемлемым и что кажется неприемлемым, все это должно быть вместе. Отвергать одно и принимать другое -- это по-детски. Это неведение. И все ментальные трансляции, такие как представление об извечном Зле, рождающее идею ада, или представление об извечном Добре... все это крайне и совершенно по-детски. И именно здесь метафизика встречается с физиологией, а парадокс вселенной -- с парадоксом тела Матери: Все это слишком по-философски на мой вкус, это недостаточно конкретно, но переживание этим утром было конкретным, и оно было конкретным из-за того, что было вызывано крайне конкретными ощущениями в теле; это было переживание присутствия этой постоянной (кажущейся) дуальности или противоречия (не только противоречия, но и отрицания) между двумя вещами, которые можно взять в качестве символов: боль и Ананда. И истинное состояние (которое, кажется, невозможно сформулировать в словах в данный момент, но которое проживается и чувствуется): тотальность, содержащая все, но вместо того, чтобы содержать все как элементы, противоположные друг другу, это Гармония и равновесие целого. И когда это равновесие реализуется в творении, творение сможет продолжать прогрессировать без каких-либо "ломок". Другими словами, без смерти, мы готовы сказать,... но здесь мы снова попадаем в ловушку ментальности, разводящей вещи к противоположным полюсам, поскольку вот что Мать добавила: Эти последние несколько дней, с повторениями (методологическим образом, организованным абсолютной Организацией, далеко превосходящей все, что мы только можем о ней помыслить), было состояние, которое ведет к нарушению равновесия, то есть, к разложению формы, что мы обычно называем "смертью" (и это состояние переживалось до крайнего предела, как демонстрация), и в то же время было состояние (не восприятие, а состояние), которое препятствует этому нарушению равновесия и позволяет идти нерушимому прогрессу. И в сознании тела это дает одновременное восприятие (по большей части одновременное) того, что можно было бы назвать крайним страданием разложения и крайней Анандой единства -- эти две вещи одновременно. Так что, выражаясь обычными словами, крайняя хрупкость (больше чем хрупкость) формы и вечность формы... Состояние смерти и состояние жизни, одновременно.