— Потому что он второй сын. Ты и Рюдзи — не одно и то же. Ты — наследник этой семьи, а Кацуко-сан будет женой наследника.
— Не думаю, что Кацуко хотя бы умеет играть на кото. На фортепиано, может быть.
В этом и заключался предмет ссоры. На протяжении многих поколений невеста наследника рода должна была исполнить в ходе свадебной церемонии несколько произведений на кото.
— Понимаете, мама, нет смысла говорить об этом сейчас, — продолжал Кэндзо. — Сказали бы вы раньше, я мог бы подготовить Кацуко.
— Я не намерена как-либо препятствовать свадьбе. Не думай, что я как-то пытаюсь навредить Кацуко. Но есть семейная традиция…
Как только напряжение в комнате начало нарастать, Судзуко пришла на помощь.
— Мама, не могу я сыграть на кото?
Итоко была застигнута врасплох, а Кэндзо сухо улыбнулся.
— Отличная идея. Спасибо, Судзуко. Мама, конечно, никто не будет возражать против игрв Судзуко?
Итоко была готова уступить, но в эту минуту в гостиной появился её племянник, Рёскэ, обратившись к кузине:
— Судзу-тян! Так вот ты где прячешься. Я повсюду тебя искал. Смотри, я закончил для тебя эту коробочку!
Он держал красиво отделанную деревянную коробочку размером с микан — плод мандарина. Итоко нахмурилась:
— Рё-сан, что это?
— Это гроб Тамы. Судзу-тян расстроилась, когда кто-то ей сказал, что его надо похоронить в коробке из-под микана. Она сказала: «Бедного Таму запихнул в такую старую коробку». И отказалась, так что я сделал эту.
— Да, бедный Тама! — эхом повторила Судзуко. — Спасибо, Рёскэ.
Тамой звали котёнка Судзуко, последние несколько дней мучавшегося рвотой и поносом, а в то утро умершего.
Итого слегка поморщилась при виде деревянного гробика.
— Рё-сан, — быстро произнесла она, меняя тему беседы, — как ты думаешь, не сыграть ли на кото Судзуко?
— Звучит неплохо, тётя Итоко, — бросил Рёскэ, поглощённый мандзю. Кэндзо, повернувшись к двоюродному брату спиной, продолжал поглощать дым сигареты.
И тут вошёл Сабуро.
— А, Судзу-тян, какая красивая коробочка! Кто её тебе сделал?
— Сабу-тян, вы знаете, что солгали мне, обещали сделать, да не сделали. Так что двоюродный брат Рёскэ мне сделал эту, и ваша мне теперь не нужна.
— Эх, Судзу-тян, не верится, что ты мне не доверяешь!
— Сабуро, ты подстригся? — сказала Итоко, взглянув на голову сына.
— Да, только что. Кстати, мама, я услышал у парикмахера нечто очень странное.
Итоко не ответила, и Сабуро повернулся к старшему брату.
— Кэндзо, вы вчера ехали мимо администрации О. на рикше, да? Вы не замечали у забегаловки странного типа?
Кэндзо выглядел удивлённым.
— Что ты имеешь в виду под странным типом, Сабу-тян? — спросил Рёскэ, набивший рот мандзю.
— Ну это и правда жутко. Говорят, у него вот такой шрам от губы через всю щёку. И только три пальца на правой руке, большой и два следующих… Кстати, он, похоже, спрашивал хозяйку забегаловки про наш дом. Судзуко, ты, случаем, не замечала, чтобы вчера вечером вокруг дома шатались какие-нибудь странные люди, а?
Судзуко уставилась на Сабуро и забормотала: «Большой палец, указательный, средний…» Делая это, она шевелила соответствующими пальцами правой руки, словно играя на кото.
Итоко и Сабуро молча глядели на неё. Рёскэ был поглощён тем, что разворачивал бумажную обёртку второго мандзю. Кэндзо продолжал курить сигарету.