У Потапова была своя, очень тяжелая история. Ему было уже за сорок, когда он женился. Родилось двое детей, но вырастить ему их так и не довелось. Играя во дворе, дети залезли в старый списанный магазинный холодильник. Хватились их лишь под вечер — мало ли где бегают деревенские дети. Всю ночь искали по дворам, шарили в речке. Лишь к обеду следующего дня догадались заглянуть в холодильник. Потапов поседел за какие-то полчаса. После похорон не выдержали нервы у жены, как ни следила за ней вся родня, она все-таки убежала из дома и бросилась под поезд.

Насколько я понял, деньги сами по себе для Потапова ничего не значили. Важна была работа. Только в ней он находил покой, и, как сам признавался, переставал видеть во сне лица мертвых детей.

Дни снова потянулись в однообразной работе, август перевалил за свою середину, и Сибирь начала напоминать о том, что лето идет к концу. С реки по утрам потянулись холодные туманы, густая роса держалась на высокой таежной траве до самого полудня, не поддаваясь лучам уставшего за лето светила. Зато тайга раскрасила себя рубиновыми россыпями малины, смородины и черники. Грибы можно было косить косой, наливались ароматной мякотью кедровые орехи. А у нас по-прежнему правил только один закон: работа превыше всего.

Опасения мужиков, что может иссякнуть и наш участок не оправдались. Промывка регулярно выдавала на-гора свое золото, но возникли другие проблемы. В отличие от людей, техника не выдерживала: встал один из бульдозеров, второй держался на честном слове, к тому же кончились запасы нигрола. Слили масло из отслужившего свое трактора, но это не решало проблемы. Как назло стояла нелетная погода, и Иванович, долго сидевший около рации в надежде получить помощь от конторы, в конце концов плюнул, выключил ее и вызвал нас с Андреем.

— Вот что, Лейтенант. Бери вездеход, Юрку и дуй по маршруту Куцего на базу первой бригады. Там у них на стоянке снимешь головку цилиндров с «Т-100», заберешь нигрол. Я сейчас спрашивал, — он показал на рацию. — У них еще бочка должна быть. И зайди к механикам, узнай, что там еще раскурочить можно. Все понятно?

— Конечно, — пожал плечами Андрей. Именно его бульдозер встал, и он второй день помогал то механикам, а то и повару.

— Вперед, орлы!

Десять километров до второй бригады мы преодолели за час. Когда машина встала посредине опустевшего лагеря, Андрей заглушил мотор, вытерев пот с лица и заявил:

— Отчаянный водила этот Куцый! Ну и маршрутик же он выбрал! Я таких даже на полигоне не видел…

Нас удивило то, что техника стояла вразброс. Создавалось полное впечатление, что ее бросили как попало. Вагончик мастеров, точно такой же как у нас, крушили от всей души. Все в нем было перевернуто, на полу валялись запчасти разбитой рации.

— Да, порезвились ребята, — с осуждением произнес Андрей, обозревая следы погрома.

Час мы потратили на демонтаж головки блока цилиндров, еще столько же на поиск остальных запчастей. Загрузив бочку с нигролом, мы уже отъезжали, когда лопнул «палец», соединяющий траки. Ну, а потом… Потом среди развороченной гусеницами щебенки я увидел руку Рыжего.

НА РАСПУТЬЕ

— Вот, значит как, погуляли… Какие же они сволочи! Значит, точно, тогда угадал, выстрелы это были, — сказал Андрей.

— Зачем им это? — сказал я, стараясь не смотреть на разверзшуюся под ногами могилу, где лежали работяги из первой бригады.

— Не знаю, но узнаю обязательно, — упрямо мотнул головой лейтенант. Закурив, он задумался. Докурив третью сигарету, Андрей достал из вездехода кусок брезента и разложил его на краю ямы.

— Бери за ноги, отвезем к нам, чтобы мужики посмотрели.

— Всех? — удивился я.

— Зачем, одного хватит…

Тело Рыжего весило не менее девяноста килограммов, к тому же оно закоченело. Почему-то он был без сапог, и я с содроганием почувствовал холод мертвого тела… С большим трудом мы выволокли труп из ямы и перетащили его на брезент. Как это ни странно, сладковатого трупного запаха не было. Об этом же подумал и Андрей.

— Смотри, как сохранился, а ведь две недели прошло, — сказал он.

— Почему? — спросил я.

Пожав плечами, Лейтенант спрыгнул в яму и потрогал землю.

— Похоже, под ними вечная мерзлота. Они тут как в холодильнике. Говорят, в этих местах и мамонтов находили. Так что лежать бы тут ребятам свеженькими до Судного дня, если б не мы.

С трудом затащив тело Рыжего в кузов вездехода и прикрыв его ветошью, мы сели передохнуть.

— Как думаешь, что произошло? — снова спросил я Андрея.

— Не знаю, но то, что водка в этом виновата, это точно. Я даже ту канистру нашел, там еще запах спирта сохранился. Перепились, началась махаловка. За что они только так на Куцего обиделись? Ведь всей бригадой пинали…

— Ты по его лицу судишь?

— Не только. Помнишь, как он боком вылез из кабины? Там и ребра, похоже, переломали. Приходилось мне видеть таких подбитых орлов на своем веку. Вот только откуда у них автоматы? Это ведь не карабин и не ружье? И куда они их дели? Может, к нам увезли?

Позже, перекрывая рев двигателя, я крикнул на ухо Андрею:

— Если оружие у нас, то только в кладовке у Чапая.

Тот согласно кивнул.

— У меня есть ключ от кладовой, — снова прокричал я.

— Откуда? — удивился Андрей.

— А помнишь, Федька потерял его? Так вот, я нашел его и припрятал.

— Молодец, — хлопнул меня по плечу Андрей. — Значит, устроим им небольшую ревизию.

До конца пути мы уже полностью выработали план действий. Стоило это мне сорванного до хрипоты голоса.

Уже вечерело, когда мы выбрались на обжитую площадку прииска. Первым делом заехали к вагончику механиков, сгрузили нигрол и запчасти, затем подогнали вездеход к конторе. Иванович уже стоял на крыльце, встречая нас.

— Ну что, привезли все, что надо? — спросил он с какой-то тревожной интонацией.

— Да…

Мастер сделал паузу, нервно оглянулся по сторонам, спросил:

— Как там у них, все нормально?

— Конечно, — пожал плечами Андрей. — А что там может быть не нормально?

Я удивился его самообладанию. Он спокойно смотрел в глаза Чапаю, а мне казалось, что меня-то мастер точно видит насквозь, и я всеми силами старался не встречаться с Ивановичем взглядом.

— Что-то долго вы? — недоверчиво продолжал расспрашивать мастер.

— Да гусеница порвалась, «палец» меняли.

— А-а, ну хорошо. Отдыхайте, поешьте. Ужин уже готов.

И, совсем успокоившись, Иванович пошел к прииску.

— Андрей, Юрка идите есть, — окликнул нас Чигра. Он уже поставил на стол две дымящиеся миски с кашей.

— Не обедали же еще!

— Опять пшенка, — заметил Андрей, усаживаясь за стол.

— Да… А больше ничего, кроме пшенки да тушенки, не осталось. Хорошо, если с ближайшим вертолетом что-нибудь подбросят. Чапай говорил, непогода кончается, завтра дождя уже не будет.

— Это хорошо, — заметил Лейтенант, пробуя кашу.

Признаться, я изрядно проголодался и с жадностью накинулся на еду. Но уже съев полпорции, я вдруг вспомнил застывшее лицо Рыжего, его белесые брови в песке, открытый рот, и главное — ощущение холода в ладонях от его окоченевших ног. Я едва успел отвернуться от стола, и вся пшенка фонтаном вылетела из меня.

Отдышавшись, я увидел недоумение на лицах Андрея и повара.

— Ты что, Юр? — обеспокоено спросил Олег. — Каша не понравилась?

— Да нет, все нормально. Дай чаю, — попросил я, отодвигая кашу в сторону.

Пока Чигра наливал чай, Андрей все понял.

— Что, вспомнил? — он мотнул головой в сторону вездехода.

— Ну да, — признался я.

— Бывает, — сказал он, так же отодвигая от себя чашку с недоеденной кашей. — У меня тоже так было. Раз на учениях боезапас взорвался в танке. От экипажа одни клочья остались. А нас, молодых лейтенантов, заставили отскребать все это. Психологический урок. Я потом целых полгода мясо видеть не мог. Потом ничего, прошло… А у одного, Васьки Семенихина, «крыша» поехала. Комиссовали…