ГЛАВА 21

ПОЛНОЧЬ И БАГРОВЫЙ ЦВЕТ

ЛИРА

«Единственный способ избавиться от искушения — это поддаться ему».

Помогало ли это мотивировать тебя в твоем преследовании меня? Или оно выделено только потому, что кажется тебе важным?

— T.

Я ухмыляюсь, погружаясь в ванну, упираясь затылком в бортик, пока вода смачивает волосы на затылке. Непослушные волосы выпали из пучка, но у меня нет сил мыть их сегодня.

Вместо этого я зубами оттягиваю колпачок ручки и пишу чуть ниже аккуратного шрифта Тэтчер.

Ты слишком много себе льстишь. Не все цитаты, которые мне нравятся, связаны с тобой.

— Л.

Переаннотирование Тэтчером некоторых моих любимых книг быстро становится одним из моих любимых способов скоротать время. Постоянное перескакивание с места на место по пустым страницам книг, его отрывистые замечания под моими личными мыслями или его собственными выделенными строчками.

Когда он заканчивал читать книгу, которую я уже аннотировала, он просовывал ее под мою дверь, как секретное послание, а когда я заканчивала защищать все свои любимые цитаты или рассуждения, я клала ее на его тумбочку.

«Мир изменился, потому что ты сделана из слоновой кости и золота. Изгибы твоих губ переписывают историю».

«Быть увиденным как слоновая кость и золото»

— это то, что я написала на странице много лет назад в этом экземпляре «Портрет Дориана Грея».

Мир изменился, потому что ты сделана из полуночи и пунцового цвета. Изгибы твоих губ переписывают мою цель.

— T.

Пальцы ног покачиваются под водой, в нос ударяет запах пены из ванны с цветущей вишней. Я виню ароматный запах в том, почему мои глаза слезятся.

Мы словно незнакомцы, взявшие в руки один и тот же роман, не похожие друг на друга и не знающие друг друга в лицо, но связанные так глубоко благодаря этим маленьким заметкам, которые мы писали между строк. Я узнала о нем столько нового, о том, что он, возможно, и не замечал, что делится со мной.

Такие мысли, о которых я никогда бы не узнала, просто наблюдая за ним. Такое глубокое знакомство с Тэтчером не похоже ни на что из того, что я когда-либо испытывала, и я никогда не хотела прекращать жить этим.

«Я хочу заставить Ромео ревновать. Я хочу, чтобы мертвые влюбленные всего мира слышали наш смех и грустили. Я хочу, чтобы дыхание нашей страсти всколыхнуло пыль в сознании, чтобы их пепел пробудил боль».

Я оставила маленькие сердечки вокруг цитаты.

Это роман о нарциссе, чья зацикленность на себе убила его. И это то, что ты подчеркиваешь? Ты неизлечимый романтик, дорогая. Как я стал твоей навязчивой идеей?

— T.

Я непривлекательно фыркнула. Было бы гораздо проще влюбиться буквально в любого другого. Но я не хочу легко. Я никогда не хотела легкой любви.

Я хочу любви, которая стоит борьбы. Потребление, нездоровая привязанность. Такую, когда ты не можешь понять, где заканчивается один человек и начинается другой. Я хочу любви, которая причиняет боль, потому что она настоящая.

Я всегда знала, что Тэтчер будет единственным человеком, который даст мне это.

Осторожно, эта битва аннотаций кажется очень романтичной. Возможно, я обращаю тебя, ангел.

— Л.

— Ты когда-нибудь спишь?

Я слегка подпрыгиваю, смотрю на дверь и вижу там Тэтчера. Его растрепанные, беспорядочные волосы говорят о том, что он только что проснулся, и я никогда не видела ничего более очаровательного.

— Ты родилась ночным существом? — зевок овладевает его телом, прежде чем он проводит волосами по лицу. — Стоит ли мне беспокоиться о том, что у тебя вырастут крылья и ты превратишься в летучую мышь?

Я смотрю на него из ванной, прикрывая рот книгой, чтобы скрыть улыбку.

Его плечо прижато к дверной раме, руки скрещены перед голой грудью. На Тэтчере только пара обтягивающих черных боксеров, материал натянут на его сильные бедра. Мои глаза практически облизывают контуры его пресса.

Мое сердце замирает при виде красивых фиолетово-красных синяков, украшающих его ключицы и грудь. Я чувствую себя немного виноватой за то, что испортила такого идеального человека, но мне нравится, что они показывают всему миру, что он мой.

Сонное выражение его лица кажется таким уязвимым.

Мои соски твердеют под теплой водой, живот покалывает от желания.

Я ненасытна.

До того, как он прикоснулся ко мне, я не считала себя сексуальной личностью. Я имею в виду, что до Тэтча меня никогда не целовали. Но теперь, когда я знаю, каков он на ощупь, как он заставляет меня чувствовать себя, я никогда не смогу насытиться.

— Тебе приснился кошмар? — спрашиваю я, закрывая книгу и кладя ручку между страницами, чтобы не потерять место. Я сажусь чуть выше, холодный воздух обдувает мою грудь, когда я тянусь вперед, чтобы положить книгу на крышку унитаза.

— Это просто сны, Лира, — он закатывает глаза, в очередной раз отрицая, как мало он спит из-за ночных ужасов, которые мучают его сны.

Повернувшись всем телом, я кладу руки на край ванны и упираюсь в них подбородком, наблюдая, как он проходит дальше в ванную, берет книгу с сиденья и перелистывает страницы.

— Ты расскажешь мне о них?

— Мои сны?

— Да.

— Почему?

Я вздыхаю, закатывая глаза. Иногда он может быть таким сложным. Все его мысли имеют какой-то извращенный скрытый мотив. Как будто идея о том, что кто-то просто хочет быть добрым, неправдоподобна.

— Потому что я забочусь о тебе, Тэтчер, — я позволила своей голове упасть на руку, прислонившись к краю ванны. — Я хочу знать эти вещи о тебе. Я хочу знать о твоих снах. Почему ты ушел вчера утром, словно тебя кто-то поджег, а вернулся весь в поту. Я знаю, тебе трудно это понять, но тебе больше не придется справляться со всем в одиночку.

Он перелистывает страницы «Портрет Дориана Грея» — потрепанный экземпляр потрескался у корешка, а страницы потускнели. Я позволяю ему посидеть в тишине, давая ему возможность выбрать, как он хочет ответить.

Если он пока не хочет говорить мне, я пойму. Я не буду давить на него, чтобы он дал мне больше, чем готов дать. Нельзя требовать, чтобы лев превратился в зебру. Я не могу требовать от мальчика, который ничего не знает о любви, безупречно ориентироваться в отношениях, как мужчина.

Когда он молчит, я протягиваю руку и нежными движениями обвожу кольцо моей матери на его мизинце.

— Я собираюсь увидеться с отцом.

Это признание заставляет мою руку отдернуться назад, и я вздрагиваю от того, как эти слова атакуют мою защиту. От резкого движения вокруг меня бурлит вода.

— Что? — я подавилась словами, когда они выпали. — Зачем?

Я не ожидала этого. Я думала, что он скажет что-то о своих снах. Но не это.

Сколько времени прошло с тех пор, как Тэтчер видел своего отца? Говорил с ним? Ответил на письмо, которое он отправил? Последнее, что он видел, это как его запихивают в кузов полицейской машины.

— Не по своей воле, — резко поправляет он, как будто это должно меня успокоить. — Вчера утром я ходил на могилу Мэй. Там я кое-что понял — Генри знает, кто такой Имитатор. Если бы я мог предположить, он втянул себя в это, чтобы снова оказаться рядом со мной. Независимо от этого, он может быть нашим единственным вариантом, чтобы положить конец всему этому.

Мое сердце опускается к моим ногам.

Страх пронзает меня насквозь, и я начинаю бороться или бежать.

Я не позволю ему сделать это.

Он не может этого сделать.

— Хорошо, — я киваю. — Тогда пошли Алистера или Рука.

— Единственный человек, с которым он будет говорить, это я, — он поворачивается так, что оказывается полностью лицом ко мне в ванной. — Он сделал это, чтобы привлечь мое внимание; посылать их было бы бессмысленно. Я знаю своего отца.

Паника поднимается в моем горле, внезапное желание вырвать или закричать накатывает на меня, как набегающая волна. Слезы застилают уголки моих глаз, когда я вспоминаю взгляд Генри в ту ночь, когда он убил мою мать.

Как жестоко они выглядели. Холодные, неумолимые, они даже не были человеческими. Тэтчера никогда, никогда так не смотрели. Ни разу. Они были суровыми, резкими, холодными, но ничто не сравнится с отсутствием сочувствия в ту ночь.

— Тогда я пойду.

Глаза Тэтчера превратились в щели, челюсть сжалась, мускул на щеке дернулся. Его голос настолько мрачен, что по коже пробегает холодок.

— Только через мой труп.

От воды вокруг меня идет пар, но мне очень холодно. Слезы катятся из моих глаз, горло сжимается. Я так много хочу сказать, но единственное, что выходит, это «Ты не можешь уйти».

Видя страдание на моем лице, он наклоняется вперед, сведя брови, и обводит указательным пальцем свободный локон, тихонько пощипывая его.

— Он не собирается меня убивать, — уверяет он меня. — Ты оказываешь ему слишком большую милость, дорогой фантом. Со мной все будет в порядке.

— Я не беспокоюсь об этом, — я жую свою нижнюю губу, моя голова сильно трясется. Боль во всей моей груди так ощутима, эта эмоциональная боль вызывает такую физическую реакцию.

— Тогда почему ты так настаиваешь на том, чтобы я не ехал?

— Я просто... — я сделала паузу, не зная, как это сказать, чувствуя себя немного сумасшедшей. — Я только что получила тебя. Наконец-то, после всех этих лет, ты у меня есть. Я снимала слой за слоем. И теперь я добралась сюда.

Я опираюсь на колени, обнажая верхнюю половину туловища от прохладного воздуха. Мои соски сразу же затвердели, но я не обращаю внимания на свою наготу. Вместо этого я тыкаю пальцем в его грудь, чуть выше сердца.

— Я сейчас здесь, и мне страшно представить, кем ты станешь, когда выйдешь оттуда, Тэтчер.

Генри нанес Тэтчу непоправимый ущерб. Непростительные, ужасные вещи. Этот человек заставил своего ребенка чувствовать, что у него нет эмоций, убил его молодость и превратил его в машину для убийства.

Чем ближе мне становится Тэтчер, тем дальше он отдаляется от авторитета Генри. Каким он будет после встречи с отцом спустя столько лет?