ГЛАВА 22

ЛЕГКОЕ ОТВЛЕЧЕНИЕ

РУК

— Где ты был?

— В аду.

Алистер уставился на меня, невесело, как обычно.

Никакая киска Брайар не сделает этого чувака менее занозой в моей заднице.

Занося последние две канистры с бензином, я оглядываю пустой вестибюль исторического здания. Ратуша находится здесь с момента основания Пондероз Спрингс. Это идеальная жертва, достаточно удаленная, чтобы огонь не перекинулся на другое здание, но при этом расположенная на вершине небольшого холма, с которого открывается вид на город. Одно из самых первых зданий, семья Ван Дорен построила его голыми руками.

Мы — наследие судей и адвокатов. Это наше наследие в этих стенах.

Поэтично, что именно я собираюсь сжечь его дотла.

— Мы уверены, что твой отец выполнит свою часть работы? — спрашивает он, беря банку с жидкостью для зажигалок из моей кучи горючей жидкости, которая лежит на полу перед нами.

— Если он хочет сохранить свою работу, он это сделает, — я зажал спичку между зубами. — Я сомневаюсь, что они позволят ему занять место судьи, если все узнают о многолетнем насилии.

Прошло очень много времени с тех пор, как я просил отца о чем-либо. Полагаю, это даже не считается, учитывая, что это шантаж. Но нам нужно доставить Тэтчера в тюрьму Римонд, и, к сожалению, единственный человек, которого я знаю с такими связями, — Теодор Ван Дорен, самый печально известный окружной прокурор Пондероз Спрингс.

Нам нужен был свой человек, и я его нашел.

— Он не в восторге от того, что помогает нам, а Тэтчер был чертовски раздражен тем, что ему придется работать с Тео, несмотря ни на что.

Плечи Алистера напрягаются, и я вижу, как он вздрагивает.

— Ты не сказал ему, почему мы это делаем, не так ли?

Что именно должен сделать парень, чтобы завоевать здесь доверие?

— Я не чертовски глуп, придурок. Все, что знает мой отец, это то, что Тэтчеру нужно было навестить Генри. Он даже не знает об этом, — я покачал кувшином перед его лицом, чтобы подчеркнуть часть плана.

Очевидно, мне пришлось поделиться тем, что Тэтчер жив и я знаю, где он находится. Мой отец мог бы легко сдать его полиции, но они не знают его так, как я.

Он считает себя праведником; он совершает аморальные поступки только во имя своего Бога. Если я запятнаю этот образ, который он себе нарисовал, он превратится в ничто. Это заманчиво, независимо от того, будет он молчать или нет, но я работаю над прощением.

Вжух и все такое.

— А если он скажет, что к черту его репутацию, и сдаст Тэтча? Или не выполнит приказ? Что тогда, Рук? — Алистер скрещивает руки перед грудью, подталкивая меня. — Вовлекать Тео было плохой идеей. Я говорил тебе об этом.

Я скрежещу зубами, раздраженный его суетой. Я не в настроении ссориться с ним.

У нас есть дела, и мы не входим в этот список. Все было бы гораздо проще, если бы я не понимал, почему он так волнуется. Мы не хотим потерять еще одного друга, брата во всех смыслах этого слова, кроме крови.

— Тогда мы убьем его, — прямо говорю я.

Он думает, что я выше того, чтобы убить человека, который годами выбивал из меня дерьмо? Кто породил это желание причинять боль? Кто исказил мое видение, пока я искренне не поверил, что шрамы, которые я носил, были платой за все мои грехи?

— Я делаю все возможное, чтобы положить этому конец. Мы должны были рискнуть, Алистер. Ради Сайласа, ради Рози. Я хочу, чтобы Сэйдж была в безопасности, и она никогда не будет в безопасности, пока все это не закончится.

Пока Стивен и Истон Синклер живы и свободны, Сэйдж будет бороться. Бессонные ночи, плохие сны, отказ от еды. Я наблюдаю за ней изо дня в день, за тем, как она надевает сильную, красивую маску для всего мира.

Но я вижу ее, когда мы остаемся одни, и вижу, как огонь, горящий в ней, дрожит, превращаясь в угли, угасая с каждой секундой, и это чертовски убивает меня. Ее глаза грустные, и они не горят так ярко. Ночью? Она прижимается ко мне так, будто это последний раз, когда она прикасается ко мне, каждую ночь.

Сэйдж так скептически относится к будущему, что это съедает ее настоящее заживо.

В мире нет ничего, чем бы я не рискнул ради нее, включая самого себя. Я бы не стал прорываться через ад, чтобы вернуться к ней, если бы ее попытались забрать. Я хочу вытащить ее из этого токсичного места, подтолкнуть ее к осуществлению своей мечты и вдохнуть в нее все те жизни, которые они украли.

Я хочу всего для Сэйдж Донахью, потому что она этого заслуживает. Ради нее я готов схватить весь мир голыми руками, обожженный и окровавленный.

— У нас есть двадцать минут, чтобы поджечь это место, — напоминаю я ему. — Мне нужно, чтобы ты расставил газовые баллончики по комнате, но не открывай их, мать твою, пока я не вернусь.

— И что ты собираешься делать?

— Я буду действовать с тыла, поджигая по мере продвижения. Так что будь готов бежать.

Я двигаюсь к коридору, запах бензина заставляет мою кровь нагреваться.

Я судорожно сжимаю пальцы, понимая, что через несколько минут все здание будет охвачено пламенем. В городе не останется ни одного жителя, который бы не видел этого пламени. Это моя арена. Огонь — мое оружие, и я более чем готов им орудовать.

Алистер хватает меня за плечо, удерживая на месте.

— Не поджигай себя, — Его лицо каменное, но голос строгий, как у отца. Всегда заботится обо мне, даже когда я ненавижу это.

На моем лице появляется злая улыбка, спички в кармане практически поют.

— Зажигай, Колдуэлл. Это самое интересное.

АЛИСТЕР

Я дал Брайар обещание несколько месяцев назад. О чем сейчас жалею, когда запах огня усиливается, и я заканчиваю расставлять по холлу все закрытые канистры с жидкостью для зажигалок и бензином.

Я поклялся маленькой воровке, что выберусь из этого.

В тот момент, слушая, как она говорит о нашем будущем и о том, как, по ее мнению, оно будет выглядеть, когда мы покинем это место, было легко пообещать, что я доживу до этого. Так чертовски легко, как и все остальное, когда я с ней.

Я хочу быть человеком, который держит свое слово, но я знал, что я сделаю, если будет хуже.

Я бы не дрогнул пожертвовать собой, если бы это означало, что она выберется живой и невредимой. Брайар, она сильная, она переживет мою смерть, в конце концов, она будет жить дальше и найдет счастье, которое заслужила.

Но если бы с ней что-нибудь случилось? Я бы не сказал того же о себе.

Мне всегда было комфортно во тьме; я родился в ней. Но теперь? Я не знаю, как жить в мире без света, который дает она.

Мои пальцы сгибаются. Отсутствие контроля над своей судьбой раздражает меня до чертиков.

Я смотрю на свой телефон, проверяю время, наблюдая, как оно утекает. Меня бесит, что это был наш единственный выход — обратиться за помощью к дерьмовому отцу Рука. Единственное, что может быть хорошего в том, что Тео Ван Дорен откроет рот, это то, что я наконец-то смогу свернуть ему шею под своим ботинком.

Глядя в коридор, я вижу серый дым, клубящийся под закрытыми дверями. Он поднимается по стенам, пылающими лианами прокладывая себе путь к потолку. Пот выступает у меня на лбу, так как температура в здании повышается. Мои легкие жаждут свежего воздуха.

Я в двух секундах от того, чтобы найти пиротехника, когда он врывается в двери зала заседаний городского совета, за ним летит клубы дыма, а позади него пылает огонь.

С капюшоном и черной маской из ткани, закрывающей лицо от носа вниз, он сливается с дымом, как будто это одно и то же.

— Нам пора, — он идет к углам холла, отвинчивая крышки на закрытых газовых баллончиках, которые я расставил по комнате.

— Думаешь? — саркастически бормочу я, глядя на то, как снижается видимость.

Мы движемся к выходу, зная, что у нас есть около пяти минут, прежде чем все имеющиеся полицейские и пожарные ворвутся внутрь этой дыры. Моя рука хватает дверную ручку, крутя ее в пальцах.

— Не надо! — кричит Рук сзади меня, швыряя кепку мне на затылок. — Такое впечатление, что ты пытаешься убить меня на хрен. Когда мы это откроем, воздух осветит это место, как ублюдок. Дай мне закончить, и тогда мы сможем открыть его вместе.

Мои коренные зубы скрежещут, челюсть сжимается. Если он взорвет меня, клянусь, я охренею... Закончив, он бежит к двери, делает глубокий вдох и дает мне команду открыть дверь.

— Встретимся в Стиксе?

Я киваю.

— В Стиксе.

Я открываю дверь, и чувствую, как он срывается с места в мертвый спринт.

— Давай, давай, давай... — бормочет он, спрыгивая со ступенек здания и направляясь к лужайке перед домом, где стоит небольшой фонтан.

Чувствуя его срочность, я следую его примеру и бегу за ним. Когда мои ноги ступают на траву, грохот взрыва позади меня заставляет меня упасть на землю. Волны жара, идущие сзади меня, заставляют меня зажмуриться.

Я уже видел много его пожаров, но они никогда не были такими.

Звук бьющегося стекла и раскалывающегося дерева отдается эхом. Я поворачиваюсь, в ушах громко звенит, и вижу ратушу, окутанную оранжево-красным пламенем. Мстительное пламя лижет бока здания, сжигая крышу.

Это один огромный средний палец для жителей этого гниющего города.

— Думаешь, это достаточно большой отвлекающий маневр? — ухмыляется Рук, наблюдая за происходящим на земле рядом со мной, лежа на земле и вдыхая свежий воздух.

Словно услышав его голос, вдалеке раздается вой полицейских сирен, и снова появляется настоятельная необходимость убраться отсюда на хрен. Готовясь встать, готовясь добраться до машины и уехать как можно быстрее, я слышу голос.

Причина, по которой мы это начали. Почему мы остались в Пондероз Спрингс. Это голос, который никогда не просил нас пройти через это, но мы отказались позволить ему сделать это в одиночку.

Его месть стала нашей. Его боль была нашей общей.

Четвертый и последний член ублюдочных сыновей-основателей Пондероз Спрингс.

— Я ухожу, а ты позволяешь Руку взять на себя руководство? — его голос дымный, тихий, протяжный. — Ты потерял свое преимущество, Колдуэлл.