Мы скользим и плывем, заполняя пробелы в наших отношениях. Все те мелочи, о которых никто не думает, но которые в итоге оказываются самыми важными. Если бы я могла, я бы осталась здесь навсегда, с ним, вот так.

В какой-то момент он оказывается на мне, его большое тело раздвигает мои ноги, голова упирается в мою грудь, пока я массирую его кожу головы. Это медленное развитие, как наши руки начинают блуждать, а тела становятся живыми, пока его руки не обхватывают мои щеки, прижимая меня к себе, а затем он целует меня. Я погружаюсь в то, как его рот движется вместе с моим. Я толкаюсь в него, стремясь ощутить его вкус. Он стонет на моих губах, отстраняясь, чтобы пробормотать несколько слов.

Его руки проскальзывают под мою рубашку — ну, технически, — и я чувствую, как его ладони проходят по моим ребрам, двигаясь вверх. Наши языки — отчаянные любовники, ласкающие, перекатывающиеся, танцующие. Я стону, когда он устраивается между моих ног, гладкий материал его боксеров трется о мои бедра.

Мои руки тянутся к его плечам, еще больше притягивая его к себе. Я хочу, чтобы он прижался ко мне всем своим весом, вдавился в меня, слился воедино так, чтобы не осталось ни одного нетронутого уголка, спутался, как плющ.

Большие руки обхватывают мою грудь, пальцы щипают чувствительные соски. Он толкается в меня бедрами, растирая выпуклость своих боксеров о мои шелковые трусики. Я уже мокрая от смущения, испачкав нижнее белье своим возбуждением.

Он разнимает наши рты, опускает голову вниз, чтобы прикусить ткань рубашки, цепляется за мой сосок и дергает его. Я хнычу, надавливая на его зубы.

— Я хочу, чтобы ты заставил меня истекать кровью.

Слова парят в воздухе и нагревают мою кожу. Я слизываю его вкус со своих губ.

— Сделай меня своим, — он поворачивается между моих бедер, головка его члена касается моего клитора. Трение от нашей одежды усиливает удовольствие. — Я хочу быть твоим.

Мое зависимое, одержимое гребаное сердце рыдает от радости. Тепло распространяется по моей груди, как от внутреннего фейерверка. Есть что-то такое в том, чтобы принадлежать кому-то. Полностью, целиком и полностью.

Я принадлежала Тэтчеру годами. Кажется, что всю свою жизнь.

Но я никогда не знала, каково это — принадлежать другому человеку. Смотреть на них и знать, что они хотят, чтобы ты на них претендовал. Чтобы весь мир признал, что ты — часть его.

Выгравированная буква Т на моей спине покалывает, желая, чтобы я ответила тем же.

Моя рука нащупывает нож, лежащий рядом со мной, и сжимает его в крепком кулаке. Это оружие символизирует насилие и кровопролитие, но в этой комнате, между нами, это гораздо больше, чем это. Это способ, которым мы прокладываем путь в душу друг друга, вырезая друг для друга места в нашей кровеносной системе.

— Ты уверен? — спрашиваю я, проводя краем металла по его груди.

— Мне нужно постоянное напоминание о том, кто мой дом, — он прижимается переносицей к моему носу, поддерживая себя руками. — Я хочу смотреть на твой знак каждый день, чтобы никогда не забывать о тех частях меня, которые всегда принадлежали тебе, дорогой фантом.

Слезы счастья жгут мои глаза, чувство завершенности поселяется в моих костях, когда я прикладываю кончик ножа к его правой грудине. С максимальной точностью, на которую я способна, я вгрызаюсь в его кожу, вырезая первую букву моего имени.

Я только начала, когда его рука обвивается вокруг моего запястья, заставляя меня сделать паузу. Я уже собираюсь спросить, все ли с ним в порядке, когда он произносит.

— Острие клинка. Я чувствую это, когда прикасаюсь к тебе. Когда я рядом с тобой, это как свежие порезы. Болезненно в том смысле, которого я жажду, — бормочет он. — Что это?

Моя грудь расширяется, и я сжиммаю губы вместе. Я знаю, что это значит для меня. Я знаю эту эмоцию так хорошо, что кажется, будто я родилась, чтобы испытать ее. Но я боюсь того, что это значит для него.

— Я…

— Скажи мне, — призывает он. — Что это для тебя?

— Любовь, — я говорю это на выдохе. — Вот что такое любовь для меня. Она жжет, причиняет боль, потому что она настоящая, и ты боишься ее потерять. Но она остается с тобой. Она оставляет шрамы.

Он кивает, прикусывая нижнюю губу, а я задерживаю дыхание.

Я жду, что он отстранится, но вместо этого он отпускает мою руку.

— Продолжай, — он побуждает меня продолжать.

— Это больно?

— У меня есть кое-что, чтобы отвлечься от боли, — он мрачно ухмыляется.

Я чувствую, как его пальцы опускаются между моих бедер, проникают в мою киску через трусики, хватают мой клитор и направляют свое внимание туда. По мне пробегают струйки тепла, и я сжимаю бедра вокруг него.

Я вздыхаю, моя хватка на ноже немного ослабевает.

— Пытаешься сосредоточиться, любимая? — он усмехается, произнося эти слова. — Это навсегда, ты же знаешь. Не испорти его.

Мои зубы скрежещут, когда я сосредотачиваюсь, вгоняя нож в его плоть, достаточно глубоко, чтобы оставить шрам. Кровь капает на его белую рубашку, в которую я одета, и тепло от нее согревает мою кожу.

Он полностью сдвигает мои трусики в сторону. Из меня вырывается хныканье, когда его пальцы погружаются в мой влажный вход. Его пальцы медленно скользят вверх и вниз по моей щели, а большой палец все еще жестоко трет мой клитор.

По моему телу разливается жар, когда его пальцы работают во мне, и я не могу ничего поделать с собой, но не могу сдержаться, чтобы не наброситься на его пальцы. Я позволяю ему трахать меня рукой, чувствуя, как он сильнее прижимается к этому губчатому месту глубоко внутри меня.

С трудом удерживая глаза открытыми, я выдохнула, посмотрев на букву, бросила нож на кровать, и нацарапанное «S» навсегда осталось на его груди. Оно никогда не уйдет. Это навсегда останется с ним. Потоки красного цвета заливают меня, пока он продолжает работать надо мной.

Я плачу от интенсивности, наслаждение пронизывает меня насквозь. В тот момент, когда знакомое чувство нарастает в моем животе, Тэтчер останавливается и вытаскивает из меня свои пальцы.

Он смотрит на кровоточащую букву, проводит пальцем по струйке крови и подносит его к моему рту.

— Попробуй, как хорошо чувствует себя твое клеймо, — приказывает он, прижимаясь ко шву моих губ. Я беру его палец в рот, провожу языком вокруг и очищаю его, позволяя металлическому вкусу вторгнуться в мои чувства.

Когда я заканчиваю, он погружает голову в выемку на моей шее и плече, впитывая каждый звук, который я издаю, как изголодавшийся человек, получивший свою первую за десятилетия еду. Его язык проводит длинную полосу по моему горлу, прежде чем его зубы впиваются в мою кожу.

— Я хочу тебя, — дышу я, мои руки погружаются в его волосы, толкаю свои бедра вверх, чтобы довести его до конца. — Пожалуйста.

— Ты так сладко умоляешь, — пробормотал он, прижимаясь к моей коже, не спеша отстраняясь от меня.

Я приподнимаюсь на локтях, волосы падают перед моим лицом. Я сдуваю несколько клочков с глаз и смотрю, как Тэтчер снимает свои боксеры, прежде чем встать передо мной на колени. Полосы красного цвета проходят по бороздам его пресса, белые волосы падают вперед, мышцы подтянуты и напряжены.

Падший бог, мраморная статуя. Разрушительно великолепен.

Даже его член красив, две большие вены с каждой стороны ведут к выпирающему кончику, толстому и твердому. Мои внутренние стенки сжимаются, желая почувствовать его.

Я резко вдыхаю, когда он обхватывает рукой основание своего ствола, потягивая его от корня до кончика, пока жемчужина спермы не падает с головки и не попадает на мою раскрытую киску.

Он направляет себя к моему входу, вдавливается в мое тугое отверстие, а затем отступает назад. Он дразнит меня, кажется, несколько часов, погружаясь в меня на несколько дюймов, прежде чем полностью выйти.

— Посмотри на свою нуждающуюся пизду, плачущую по мне, дорогой фантом.

— Тэтчер, пожалуйста, — умоляю я, мой живот так сильно сжимается, так хочется почувствовать знакомую полноту, которую он дает.

Сжалившись надо мной, он вводит свой член в мой тугой канал на всю длину. Моя спина выгибается дугой, покалывающее чувство охватывает меня, когда он погружается в меня до упора.

— Мне нравится, как ты принимаешь мой член, любимая, — шипит он сквозь стиснутые зубы. — Я мог бы жить внутри этой тугой киски.

— Тогда сделай это, — я хмыкаю в задней части моего горла.

— Не искушай меня, блядь, — он заканчивает свое предложение карающим толчком. — Ты думаешь, я не буду? Что я не запру тебя в этой комнате на несколько дней? Кормить тебя только моим членом? Заставлю тебя пить мою сперму?

Тэтчер подносит одну руку к моему горлу, жадно сжимая его, и сгибается в талии, чтобы прикусить мою нижнюю губу, засасывая ее в рот.

Моя киска издает влажные чмокающие звуки, когда он вырывается и снова входит в меня. Он раскачивает бедрами, впиваясь в меня так, что мои глаза закатываются к затылку.

Все горячо и больно, когда он трахает меня. Мои бедра встречают его каждый толчок, я чувствую его в своем животе, когда он погружается в меня, словно это единственное, что он должен был сделать.

Я впиваюсь ногтями в его спину, призывая его трахать меня быстрее.

Экстаз пронзает меня, когда кончик его члена касается моей точки G. Я сжимаю пальцы ног, издавая гортанный стон, достаточно громкий, чтобы задрожали стекла.

— Вот это точка, не так ли, красотка? — ворчит он, его дыхание сбивается. — Скажи мне, как хорошо я заставляю эту пизду чувствовать себя.

Я неуверенно киваю головой, задыхаясь от слов.

— Так хорошо, так чертовски хорошо, ангел.

Я вскрикиваю, когда он начинает двигаться быстрее, широкие и мускулистые бедра дают достаточно средств, чтобы продолжать так еще неизвестно сколько. Он вколачивается в меня так сильно, что я слышу только, как наша кожа шлепается друг о друга, а одна из его рук ласкает мою задницу, толкая меня в его бедра.