Гребаная картина так и осталась висеть криво. Если нам удастся пробраться мимо охраны, то поймают нас из-за нее. Алекс не думал, что отец обратит на это внимание, но человек, который строил свою жизнь на секретных документах, лежавших в этом сейфе, должен был заметить беспорядок. Повернув в холл, Алекс остановился. Подошел к двери, повернулся ко мне и жестом попросить молчать. Я кивнула, пытаясь сдержать тяжелое дыхание, пока он смотрел в глазок.

— Черт! — выругался он, слегка ударив головой о дерево. — Слишком поздно.

— Нет, не может быть, это не конец.

Он превратился в безумца, расхаживающего из угла в угол.

— Мы попали. И ничего не можем сделать. Все кончено.

— Еще есть время.

— На что? — огрызнулся он. — Все кончено, Мэдисон.

Такой потерявший надежду, попавший в ловушку Алекс поразил меня. Он всегда вытаскивал нас из проблем и исправлял мои глупые ошибки. Он был головой, а я исполнителем. И теперь что? Принял поражение? Сдался?

— Нет, — решила я. — Я отказываюсь сдаваться. Должен быть другой способ.

— И какой? — спросил он, в один шаг, преодолев расстояние между нами и взяв мое лицо в руки. Правило о неприкосновенности и не целования было поставлено на паузу, пока. — Мы на пятидесятом этаже, через двадцать минут приедут родители, а за дверью слишком много парней с оружием. Будь я один, то просто начал бы стрелять, но… — он закрыл глаза и прижался губами к моему лбу, оставаясь там куда дольше необходимого. — Я не могу. Нет, я не буду рисковать тобой. Тебя могут подстрелить или убить.

Он боялся увидеть, как пули пронизывают меня, и я его понимала. Все наши разговоры о том, что смерть лучше тюрьмы, были только болтовней, так как видеть смерть другого — куда более страшное наказание, чем толстые бетонные стены с колючей проволокой.

— Боже, — произнесла я, зарывшись носом в его теплую манящую грудь, — как мы так облажались?

— Это то, что мы делаем, Мелкая, — сказал он, потирая руками мою спину. — Мы лажаем.

Глубоко дыша и чувствуя накрахмаленную ткань его блейзера под пальцами, я задумалась, где мы допустили ошибку. Все, через что прошел Рамон, чтобы достать нам эту форму и пройти незамеченными, все было потрачено впустую. Я отказывалась верить, что все потеряно. План со служащими был гениален, благодаря ему мы оказались в пентхаусе.

И почему мы не могли спуститься, благодаря ему же?

— А если выйдем туда? — спросила я.

— Нас арестуют.

— А если нет?

Алекс отстранился и заглянул мне в глаза.

— Мэди, у нас нет причин быть здесь, ты понимаешь? Если выйдем, то они поймут — что-то не так. Даже Рамон сдаст нас.

— Но что, если у нас есть причина быть здесь? — я оглядела холл в поисках этой самой причины. — Мы наемные работники. Нам платят, чтобы мы были в этом отеле, так?

Он покачал головой и почесал щетину.

— Они поймут.

— А, может, нет, — возразила я, осматривая свою форму горничной. Я улыбнулась, когда в голову пришла идея. — У меня есть одна мысль. Постой тут. Сейчас вернусь.

— Что? Ты куда? — шикнул он, следуя за мной.

— Просто подожди здесь, ладно? Доверься мне, — попросила я, кинувшись вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

План был безумным и, скорее всего, провальным, но я не собиралась просто сидеть и ждать, когда нас заберут. Если Алекс не хотел выбираться с перестрелкой, я собиралась попытаться по-своему.

На втором этаже я тут же отправилась в хозяйскую спальню. Не уверена, что именно я искала, но мне нужно было правдоподобное алиби, в которое поверила бы охрана. На мне был костюм горничной, дававший свои преимущества, и я не собиралась их упускать. Мне лишь нужна была причина находиться здесь.

Войдя в комнату, я сразу заметила гардеробную. Улыбаясь как дурочка, я точно знала, что нужно нам с Алексом, чтобы пройти мимо охраны.

Распахнув дверь, я включила свет и ахнула: помещение было огромным. Три стены от пола до потолка занимала обувь, одежда была разная — от меховых шуб до шелковых рубашек. И будь мне дело до моды, я бы уже растеклась лужицей от желания иметь такое.

— Поехали, — произнесла я, хрустнув костяшками, и принялась за работу.

Перебирая чехлы для одежды от Прада, Кельвин Кляйн и еще какого-то непроизносимого дизайнера, я подумала о Никс и Дэв, представив, как бы они повеселились, копаясь в этих нарядах. Для меня же все было наоборот. Через пару минут перед глазами начало все плыть. Я уже слишком много времени потратила на поиски, надо брать первое попавшееся и уходить. На самом деле не имело значения содержимое чехла, главное, чтобы охранники поверили, что сенатор приказал отнести одежду в химчистку. Закинув ношу на плечо, я выключила свет и вышла из гардеробной. На пути к двери кое-что привлекло мое внимание: большой бугор под одеялом в центре огромной кровати. Я склонила голову набок, пару мгновений наблюдая за ним, растерявшись, что горничные оставили постель не заправленной. А затем бугор слегка пошевелился вверх и вниз, как при медленном и глубоком вдохе.

Моргнув, я шагнула к кровати, затем еще и еще, пока не оказалась рядом. Уставилась на разметавшиеся черные волосы, не понимая, кто тут лежит. После сегодняшних событий и пройденной нервотрепки, которая вылилась в катастрофу, мой мозг превратился в пюре, отказываясь принимать тот факт, что я смотрела на мать Алекса.

Лорелейя.

Она спала на животе, зарывшись лицом в подушку. Я глянула на прикроватную тумбочку, которая была завалена лекарствами, выписываемыми по рецепту: Ксанакс, Викодин, Валиум, Флексерил. Да она под кайфом. Я могла уйти, меня все равно не видели. Она даже не догадается, что здесь кто-то был. Но ноги не двигались. (примеч. Ксанакс и Валиум используются для лечения нервно-психических заболеваний, Викодин и Флексерил — обезболивающие)

На меня нахлынуло особое чувство, затмевая все остальные, испытанные раньше, и мне не удавалось справиться с ним — злость на эту женщину. Я никогда не видела ее, но она мать Алекса, жестокая женщина, кинувшая единственного сына волкам и наблюдавшая, как они разрывали его на части. Она солгала на национальном телевидении, защищая своего коррумпированного мужа-изменника. Она просто дерьмо. Зародившаяся злость переросла в ненависть. Я презирала Лерелейю Райан. Она напоминала мою никчемную мать Сьюзен. Эта мерзкая женщина родила меня, а затем приложила все усилия, чтобы ее дочь чувствовала себя нежеланной и незначительной. Мне лишь хотелось получить материнской любви, простой и безусловной, но для нее это было слишком. Такой я видела спящую фигуру передо мной: она причинила боль Алексу своей праведной моралью и узколобым суждением, отодвинула его в сторону.

Он стал сиротой.

Мы оба сироты.

Эти женщины не заслуживали даже дышать, не то чтобы их звали матерями.

Боль прекратится здесь.

Аккуратно положив чехлы на кровать, я расстегнула форму и вытащила Glok. Достать его, не раздевшись полностью, было нелегко, но я справилась. Осталась только одна проблема — заглушить звук пистолета. Он привлечет внимание Алекса и охраны и испортит наш план на выход.

К тому же мне надо как-то прикрыться от брызг. Сомневаюсь, что кто-то поверит в мою историю о невинной горничной, если я буду покрыта кровью. Оглядев комнату, я заметила большую подушку на сундуке в изножье кровати. Толстый пушистый идеальный глушитель.

Сняв пистолет с предохранителя, я подняла его и вжала дуло в подушку. Сделала глубокий вдох, прицеливаясь со всей злостью и ненавистью на спутанную кучу волос. Неторопливо поднесла подушку ближе, остановившись в паре сантиметров от ее головы.

— Джулиан? — пробормотала женщина, перевернувшись на спину и приоткрыв веки. На меня смотрели знакомые ослепляющие глаза синего цвета. — Это ты?