...что касается индейцев (так уж их прозвали, хотя, если это Индия, тогда я ветхозаветный иудей), то сами они на своем языке именуют себя анийвуийа. Что в переводе означает "истинные или главные люди". Другие племена кличут их чероки, однако ни смысл этого слова, ни откуда оно взялось, мой друг Мышь объяснить не взялся. Эти индейцы...
По-моему, одна из причин, побудивших его тратить столько сил на говорящие значки, в том, что он боялся забыть свой родной язык. Такое с пленниками случается, не раз видел. Та тускаророчка, которую захватили вместе с бледнолицым, так и живет здесь до сих пор и нынче едва может вспомнить слов десять из своего наречия. А Барсук добавит: зато она усвоила наш язык даже слишком хорошо. Но это, конечно, уже другое.
Бледнолицый изрядно обучил меня своему языку, очень трудному и непохожему ни на один из тех, с какими я сталкивался, - и я нет-нет да и старался говорить с ним на его языке. Однако одно дело я, и совсем другое если бы он говорил со своими соплеменниками. Как этот язык звучит? Теперь я почти все забыл, но если припомнить... "Заккрой паасть, ты, сууккин сынн!.." Что означает попросту: "Заткнись, дурень!".
Он частенько рассказывал мне про свою родину и ее чудеса. Одни рассказы были, вне сомнения, правдивы, о том же самом говорили и люди с побережья об огромных плавучих домах, распускающих крылья, подобно птицам, чтобы подхватывать ветер, о колдовском оружии, мечущем громы и молнии. В другие россказни поверить было трудновато, например, о том, что во главе его племени стоит не мужчина, а женщина. Нет, не Мать клана, а настоящий вождь в дни мира и в дни войны, как Большой Нож или Поухатан, и она столь могущественна, что может лишить жизни любого, даже старика и прославленного воина, за одно лишь слово, противное ее воле.
Он также уверял, что город, откуда он прибыл, столь велик, что вмещает больше людей, чем их есть во всех поселениях нашего и всех окрестных народов, если сложить их вместе. Это уж точно выдумка, но кто же станет попрекать человека тем, что он расхваливает родное племя, пусть и сверх меры!
Но самая диковинная из его диковин именовалась пиеса.
Прости, что прибегнул к слову, тебе неизвестному. Насколько знаю, в твоем языке просто нет слова для того, о чем я толкую. В нашем тоже нет, потому что сама штука, которую оно обозначает, никогда не была нам знакома. Наверное, Создатель дал ее только бледнолицым, может статься, возмещая им их недостатки - недоразвитое чувство направления и кожу, обгорающую на солнце.
Как-то вечером в начале второй его зимы, я вернулся с совета старейшин, и что же я вижу? Бледнолицый сидит у огня и быстро-быстро царапает значки на большом куске коры. Вежливости ради я осведомился:
- Гадо хадхвне? Что ты делаешь?
Не поднимая головы, он ответил на своем родном языке:
- Пиишшу пиесу.
Я понял смысл первого слова: "пиишшу" - так бледнолицый называл нанесение говорящих значков. А второго слова я ни разу не слыхивал и попросил объяснить его. Угрожающий Копьем отложил индюшачье перо, выпрямился, взглянул на меня и произнес опечаленно:
- Ах, Мышь, ну как тебе объяснить? Боюсь, тебе будет трудно понять.
Я сел по другую сторону огня и предложил:
- А ты все-таки попробуй...
Какой же я безрассудный ополоумевший глупец! Или воздух Вирджинии окончательно затуманил мой мозг? Или какой-то враг расшиб мне голову, а я и не заметил? Ибо здесь, в этой дикой стране, где самое понятие литературы никому не известно, я начал сочинять пьесу. И уж, конечно, мне никогда не видеть ее поставленной, и никому не видеть, так что затея моя - чистое помешательство. Тем не менее я склонен полагать, что не предприми я такой попытки, то сошел бы с ума еще вернее; потому как все чаще убеждаюсь, что сам постепенно обращаюсь в индейца, и опасаюсь совершенно забыть, каким человеком был прежде. Следовательно, пьеса есть способ спасти мой разум посредством намеренного безумия, и более того, в подобном безумии есть система.
Угрожающий Копьем оказался прав. Он объяснял мне про пиесу до поздней ночи, но чем дольше объяснял, тем меньше я понимал. Я задал ему вопросов больше, чем чешуек у гремучей змеи, однако его ответы ставили меня в тупик. Прошло много времени, прежде чем я хоть в чем-то разобрался.
Случалось ли тебе ребенком воображать себя воином, или вождем, или, быть может, знахарем, а потом выдумывать для себя, воображаемого, всякие небылицы и приключения? А у твоих сестренок, наверное, были куклы, которым они давали имена, разговаривали с ними и так далее? Или...
Нет, лучше попытаюсь по-другому. Разве у твоего народа нет танцев, вроде нашего Танца медведей, когда человек подражает повадкам зверя? И разве ваши воины в танцах вокруг костра не разыгрывают свои недавние подвиги, не показывают, как они убивали врагов или прокрадывались в чужие поселения, - и разве не стараются при этом, чтобы все выглядело красивее и достойнее, чем происходило на деле? У нас такое тоже бывает.
Ну вот, эта самая пиеса отчасти похожа на подобные танцы, а отчасти на детские выдумки. Люди переодеваются в причудливые наряды и притворяются другими людьми - делают то или это - и так пересказывают целую длинную историю.
Да, взрослые люди. Да, на глазах у всех.
Но, понимаешь, это не танец. Иногда они немножко поют и танцуют, однако по большей части просто говорят. И машут руками, и корчат гримасы, а то прикидываются, что убивают друг друга. Убивают довольно часто. Наверное, это взамен наших военных плясок.
Удивительно, чего можно добиться в пиесе! Угрожающий Копьем был подлинным искусником в этом деле - таким искусникам присваивается особое имя "акттиор" - и мог заставить тебя увидеть кого и что угодно. Он мог подражать манерам, голосу, движениям любого мужчины и даже женщины так точно, что казалось - он и впрямь воплотился в того, кому подражает. Он мог прямо на твоих глазах превратиться в Большого Ножа, то ворчащего, то рычащего на других и беспрерывно помахивающего боевой дубинкой. Он мог подделать смешную походку Черного Лиса, мог шевелить бровями, как Кузнечик, мог, как Тсигейю, скрестить руки на груди и сверлить взглядом тех, кого невзлюбил. Он мог даже изобразить, как Барсук ссорится со своей тускароркой, представляясь попеременно то им, то ею и подделывая оба голоса. Помню, я хохотал так, что у меня заболели ребра.
Однако учти еще вот что. Те, кого зовут акттиор, не просто говорят слова и совершают действия, какие им вздумается, подобно детям или танцорам. Нет, им все известно заранее, каждый акттиор знает, какие слова сказать и какие действия предпринять, одно за другим. Разумеется, тут нужна хорошая память. Им же надо запомнить не меньше, чем главе Танца первого початка.
И чтобы помочь им в этом, один человек записывает все по порядку значками. Такая задача считается, по-видимому, очень почетной. Бледнолицый сообщил, что его самого признали достойным подобной чести совсем недавно, за две-три зимы до того, как он покинул родную страну. Тут и добавить нечего. Я давно понял, что он дидахнвуизги, но даже не догадывался, что такого высокого полета.
Сперва я намеревался сочинить легкую увлекательную комедию, наподобие моей прежней - "Бесплодные усилия любви"; но, увы, выяснилось, что мое остроумие истощилось от несчастий, выпавших мне на долю. Тогда я передумал в пользу пьесы про принца Датского; ее написал Томас Кид, а мне незадолго перед тем, как покинуть Лондон, поручили переделать ее для нашей труппы, и я нередко говорил Ричарду Бербеджу, что сам бы я написал лучше. Итак, я начал и молю Господа, чтобы сумел закончить, мою собственную трагедию о принце Гамлете {Принято считать, что шекспировский "Гамлет" создан в 1601 году. Сюжет известен с XII века, а в конце 1580-х была написана английская дошекспировская версия, и большинство исследователей приписывают ее Томасу Киду (1558-1594). Ричард Бербедж (1567-1619) - друг Шекспира, один из самых знаменитых актеров своего времени.}.