Глава 25

Делани

Мы сидим друг напротив друга в переполненном идзакае (прим. перев. – японский бар) в Сибуе, пройдя мимо миллиона маленьких баров и ресторанов, в витринах которых выставлены пластиковые версии их блюд. Гейдж потягивает пиво и смеётся, в уголках его глаз появляются морщинки, и звук этот заразителен. Он расслаблен, впервые за несколько недель, и я наконец-то чувствую себя спокойно вдали от Челси, работы, отеля и всего остального. В идзакае полно народу, но такое ощущение, что мы с Гейджем – единственные два человека в комнате.

– Тебе здесь нравится, – говорит Гейдж.

– Да, – отвечаю я ему. – Я была здесь в течение семестра. На самом деле, не в Токио. Имею в виду, я путешествовала, но в основном была на юге. Как раз достаточно времени, чтобы влюбиться, но недостаточно времени, чтобы по-настоящему позволить мелочам начать раздражать меня, понимаешь?

Гейдж потягивает своё пиво и смотрит на меня.

– Типа как мы.

Моё сердце практически останавливается, и я делаю большой глоток своего чжухай (прим. перев. – считается альтернативой пиву и пользуется особой популярностью среди женщин), напитка, приготовленного из содовой и сётю (прим. перев. – японский крепкий спиртной напиток), но на вкус опасно похожего на обычную газировку.

– Ты делаешь много вещей, чтобы раздражать меня, – говорю я, убеждая себя, что Гейдж просто сделал глупое сравнение, которое ничего не значило.

– И все же ты всё ещё здесь, со мной, и проведёшь со мной выходные, – произносит он, отправляя в рот кусочек сашими (прим. перев. – японское блюдо из тонок нарезанной сырой рыбы). – Ты только притворяешься, что ненавидишь меня.

– Я никогда не ненавидела тебя, – возражаю я.

Гейдж стонет.

– Ты что, шутишь? – спрашивает он. – Ненависть – это даже близко не точное слово. Ненавидела само моё присутствие было бы гораздо точнее.

Я смеюсь.

– Когда я испытывала отвращение к твоему присутствию?

– Ну, определённо не прошлой ночью, – говорит он, ухмыляясь. – Но помнишь первое лето после того, как наши родители поженились?

– Мне было семнадцать, – говорю я. – Я ненавидела всё.

– Особенно меня.

– Ты был придурком со своими глупыми друзьями, которые думали, что они лучше всех. И глупыми девчонками, с которыми ты встречался и которых всё время приводил домой…

– Ты просто ненавидела видеть меня с кем-то ещё, – произносит Гейдж. Он скрещивает руки на груди и выглядит таким чертовски самодовольным, таким уверенным в себе, когда сидит там, уставившись на меня, что мне хочется швырнуть в него своим напитком. Вместо этого я пинаю его под столом, а он просто смеётся. – Ты злишься, потому что знаешь, что это правда.

– Я злюсь, потому что ты был законченным мудаком, и ты это знаешь, – отвечаю я. Но я до сих пор помню приступ раздражения, который испытывала, когда Гейдж выставлял своих шлюх напоказ в доме, как будто это место принадлежало ему. Я ненавидела его.

Возможно, я также любила его.

Может быть, всё это – всего лишь одно долгое продолжение того, что я чувствовала, когда мне было семнадцать. Я думала, что пребывание с ним выведет его из моей системы, но, похоже, это возымело обратный эффект. Это заставило меня хотеть его ещё больше – больше времени с ним, больше всего на свете. И хотеть кого-то вроде Гейджа – кого-то, кто не остаётся с одной девушкой – опасно.

Я смотрю, как он макает свои гёза (прим. перев. – японские пельмени) в соус, а затем отправляет их в рот, и пытаюсь напомнить себе, что то, что происходит между нами, – это просто секс. Конечно, это хороший секс. Потрясающий секс. Поджимающий-пальцы-на-ногах и позвони-своей-подружке секс. Но это всё, что может быть. Даже если у моего отца была какая-то пересадка личности, которая заставила его внезапно одобрить эти сокрушительные отношения – это же Гейдж. Гейдж с женщинами, постоянно бросающимися на него. Гейдж, непревзойдённый флирт.

– Эй, – говорит он. – Где ты?

– Хм? О, я просто задумалась.

– По поводу чего?

– Куда я должна тебя отвезти, – вру я.

– Ладно, – говорит он, беря меня за руку. – Давай убираться отсюда.

Мы гуляем по улицам, заглядывая в витрины магазинов и людей – наблюдая, как пары и друзья собираются у входов в бары и рестораны, которые выстраиваются вдоль тротуаров, курят и пьют в ожидании. И мы некоторое время безостановочно разговариваем о жизни и наших семьях. Я рассказываю Гейджу о своей отсутствующей матери и о том, как она хочет, чтобы я вернулась на Манхэттен.

– Ей не нравится, что ты переехала жить к своему отцу? – спрашивает он.

– Абсолютно. Она его терпеть не может.

Я спрашиваю Гейджа о его отце.

– Ты никогда не говорил о нём.

Гейдж пожимает плечами.

– Он никогда не хотел иметь с нами ничего общего, – отвечает он. – Аня вырастила меня. Или, ну, меня воспитывала няня. А потом школа-интернат. Я не знаю, как твой отец оказался с ней, понимаешь?

– У него определённо есть свой типаж. Я не думаю, что моя мать так уж сильно отличается от Ани. – Я делаю паузу, когда мы останавливаемся у маленького магазинчика, смотрю в витрину, но на самом деле не смотрю. – Я не хочу закончить так же, как они.

Гейдж смотрит в окно, но берёт мою руку в свою.

– Я не единственный ребёнок своего отца, – говорит он. – По словам Ани, он законченный донжуан – женщина за женщиной, понимаешь? Я всегда клялся, что никогда не закончу так, как он.

– Ну, если только вокруг тебя не бегает куча маленьких Гейджей, я не думаю, что тебе это грозит, – молвлю я лёгким голосом, пытаясь придать себе небрежность, которой я определённо не чувствую. Почему я это делаю?

Почему я чувствую себя такой уязвимой, когда я с ним?

Гейдж тянет меня за руку и притягивает ближе к себе, проводит рукой по моим волосам.

– Нет никаких мини-Гейджей, бегающих повсюду, – говорит он. – Я не хочу закончить так, как он. Честно.

– Тогда не надо, – говорю я небрежным голосом. Секунду он пристально смотрит на меня, и это уже слишком. Я поворачиваюсь и прочищаю горло. – Ты не обязан, ты знаешь. Это не похоже на то, что записано в твоей ДНК или что-то в этом роде.

Он идёт рядом со мной, и я понятия не имею, куда мы направляемся.

– Ты видела наших родителей, – говорит он. – Ты все ещё веришь в «долго и счастливо»? Они недовольны.

– Думаю, ты сам создаёшь своё счастье, – отвечаю я, звуча более уверенно, чем чувствую на самом деле. – Боже, с каких это пор ты стал таким долбаным философом?

Гейдж смеётся.

– Всё дело в пиве, погоде и прочей ерунде, – произносит он. – Тёплая летняя ночь, город, я не знаю. Я немного под кайфом, но я полный профан, да?

Я бью его по руке, и он щупает мою задницу поверх платья, но я визжу и отпрыгиваю.

– Я просто не знала, что ты такой чертовски сентиментальный, – говорю я. – В одну минуту ты говоришь мне спустить трусики, а в следующую говоришь о сказках и прочем вздоре.

Гейдж берёт меня за руку и тянет в ближайший переулок, пустынный и тускло освещённый, за исключением одного входа в отель, в котором я узнаю отель любви. Я хихикаю.

– Ты собираешься отвезти меня в отель для любви?

Он прижимает меня к стене одного из зданий, его рука скользит вверх по моему бедру.

– Глупо, да? Это то, чем я сейчас являюсь? – спрашивает он. – Понятия не имею, что такое отель любви, но я почти готов засунуть свой член в твой шикарный ротик прямо здесь.

– Это... – я собираюсь сказать ему, что это секс–отель, но он останавливает меня, накрывая мой рот своим. Моё тело немедленно реагирует на его прикосновения, и я стону, когда он проводит руками по моим бёдрам и под юбку.

Японская пара выходит на улицу в нескольких ярдах от нас, и женщина хихикает, когда видит нас. Я отталкиваю Гейджа назад, разглаживая юбку.

– Чёрт, давай убираться отсюда.

Когда мы возвращаемся в направлении отеля, Гейдж хватает меня за руку, и я не отталкиваю её и не отпускаю. Это приятно ощущать. Это кажется комфортным. Когда мы проходим мимо вывески у входа в один из отелей, рекламирующей бар на одном из верхних этажей с живым джазом и видом на город, Гейдж тянет меня за руку.

– Давай зайдём внутрь.

– Разве ты не хочешь вернуться в отель?

Он скользит рукой по моей пояснице и ведёт меня внутрь. Его прикосновение, одновременно успокаивающее и собственническое, вызывает дрожь у меня по спине. Позади меня он тихо говорит мне на ухо.

– Пока нет, – отвечает он.

Внутри бара мы стоим рядом с окном от пола до потолка, откуда открывается вид на огни города. Я поворачиваюсь к нему.

– Ты же не пытаешься избежать переспать со мной, да?

Гейдж давится своим напитком.

– Ты шутишь, да?

– Мы просто... я имею в виду, – заикаюсь я, чувствуя себя глупо из-за того, что вообще что-то говорю. – Потому что, если ты хотел прекратить это, всё хорошо.

Рука Гейджа на моей талии.

– Ты хочешь прекратить это?

– Нет, – отвечаю я. Но мой голос застревает у меня в горле. Я должна хотеть прекратить это; это было бы разумным выбором. Я человек, который делает разумный выбор. Я не совершаю опрометчивых поступков. А Гейдж безрассуден. Я ловлю себя на том, что отбрасываю осторожность на ветер, когда я с ним, делая то, чего обычно не делала бы.

Он притягивает меня к себе, его рука обвивается вокруг моей поясницы, и я чувствую, как его твёрдость прижимается к моей ноге.

– Это ответ на твой вопрос?

От этого ощущения у меня между ног разливается жар.

– Да, – отвечаю я, давясь этим словом.

– Хорошо, – говорит он. – Потому что я хочу твои трусики.

– Что прости?

– Ты слышала меня, – говорит он низким голосом мне на ухо. – Ты, очевидно, думаешь, что только потому, что мне интересно разговаривать с тобой и слушать, что, чёрт возьми, ты хочешь сказать, это означает, что я не хочу вставлять свой член в твою сладкую киску, как только останусь с тобой наедине. Поэтому я хочу, чтобы ты была готова для меня, на случай, если я захочу наклонить тебя и трахнуть на обратном пути в отель.

Я нервно смеюсь, но наклоняюсь ближе к нему. Тепло его тела проникает сквозь моё платье, и это заставляет меня хотеть большего.