Глава 17

Линси

Джош редко улыбается от всей души.

Я лежу, опершись на локоть, а грудь Джоша поднимается и опускается в ровном ритме. Лучи раннего утреннего солнца струятся сквозь огромные окна спальни, на них нет жалюзи, поэтому все, что можно за ними увидеть, — это природа. Надеюсь, этой ночью природа насладилась шоу, потому что я, безусловно, так и сделала.

Песочно-каштановые волосы Джоша торчат во все стороны, рот приоткрыт, издавая слабый храп. Даже с таким недостатком, он самый сексуальный мужчина, с которым я когда-либо была. Несмотря на то, что редко улыбается. Он ухмыляется, хмыкает, уголки его губ слегка подергиваются, но полноценная улыбка, похоже, не для него. Интересно, Джош всегда был таким или это результат многолетнего лечения больных?

Больных детей.

От этой мысли в животе оседает тяжесть. Как он мог не сказать мне об этом? Большую часть своей взрослой жизни он прожил в Балтиморе, работая детским онкологом, и данный факт ни разу не всплывал в наших разговорах? Уму непостижимо. Должно быть, там произошло что-то важное, раз тот намеренно опустил эту часть своего прошлого. Конечно, переход от детского онколога к врачу скорой помощи в маленьком городке — это понижение в должности, не так ли?

Мне отчаянно хочется знать всю историю, но один урок, который я усвоила после прошлого вечера, заключается в том, что принуждение Джоша к чему-то — например, сказать его родителям, что у нас будет ребенок, — не обернется ничем хорошим.

Боже, вчера был полный бардак. О чем я думала, натравливая на него наших родителей? Я не должна была позволять Кейт втягивать меня в один из своих сюжетных поворотов из любовного романа. У девушки доброе сердце, но ей часто трудно различить художественный вымысел от реальной жизни.

С Джошем мне нужно вести себя по-другому. С этого момента я не буду ни к чему его принуждать. Пусть все идет своим чередом. Пусть он делится, когда хочет, и пусть мы станем теми, кем станем. Я всего лишь на двадцатой неделе беременности, так что времени у нас предостаточно. Что бы между нами ни было и с чем бы ни пришлось столкнуться Джошу в прошлом, мы наверняка это выясним задолго до рождения ребенка.

И если честно, надеюсь, что нас будет связывать нечто большее, чем просто совместное воспитание. Я хочу узнать, кем бы мы могли стать, и посмотреть, сможет ли тот человек, который ослабил свою защиту передо мной в ванной прошлой ночью, существовать все время. Если так, то, возможно, наши отношения сложатся лучше, чем мы оба могли себе представить?

Джош шевелится рядом со мной, и когда простыня соскальзывает к паху, его скульптурная грудь, пресс и косые мышцы живота, как у Адониса, оказываются выставлены напоказ. Его руки лежат рядом, но одно запястье согнуто странным образом, что выглядит ужасно неудобно. Я тянусь к нему, намереваясь переместить руку в более удобное положение на его прессе, но мои супер-незаметные движения прерывает голос.

— Зачем ты передвигаешь мою руку? — ворчит он глубоким ото сна голосом.

Я морщу носик, отводя руку.

— Твое запястье выглядело вывернутым. Ты очень гибкий? — Я с любопытством моргаю.

Его зеленые глаза распахиваются, обрамление из темных ресниц заставляет их искриться.

— И это твой первый вопрос после всего, что случилось прошлой ночью?

Я пожимаю плечами и слегка улыбаюсь.

— Мой разум понимает, что «зима близко», поэтому я решила начать с простых вещей.

Он стонет и, зевая, вытягивает руки над головой.

— Как давно ты не спишь?

— Ровно столько, чтобы сосчитать веснушки у тебя на груди. Я добралась до пресса, но ты меня прервал.

Он пригвождает меня равнодушным взглядом.

— Господи, да ты чокнутая.

— Как скажешь. — Я перекидываю волосы через плечо. — Это у тебя остались мои вещи с той первой ночи, когда мы переспали. Они висят в твоем шкафу, чистые и выглаженные. Так кто из нас чокнутый?

Джош хмурит брови.

— Ты рылась в моей комнате, пока я спал?

— Нет, — защищаюсь я, моя челюсть отвисла от обиды. — Я взяла футболку из твоего шкафа.

Он бросает взгляд на футболку «Колорадо Рокиз», которую я нашла сложенной на одной из полок.

— Неужели тебе слишком трудно было дойти до собственного шкафа?

— Да, — отвечаю я и вздергиваю подбородок. — К тому же, взяв твою футболку, я смогла выяснить, какой ты на самом деле извращенец, раз моя одежда висела у тебя в шкафу все время, что я живу с тобой. Боже, что ты с ней делаешь? Представляешь меня в ней и дрочишь?

Он приподнимает брови, отказываясь улыбаться.

— Обычно, когда я дрочу, то представляю ее на полу, а себя погруженным в тебя.

От откровенного ответа мои щеки вспыхивают, я втягиваю губу в рот и нервно жую.

Джош выдерживает мой взгляд и подпирает голову рукой.

— А что представляешь ты, когда пользуешься тем вибратором, о котором упоминала вчера?

— Я тебе не скажу! — Я охаю и отвожу взгляд, не в силах бороться с улыбкой, расползающейся по лицу. — Очевидно, кучу парней намного сексуальнее и намного менее чокнутых, чем ты.

— Очевидно, — повторяет он.

Я вздыхаю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на великолепное создание передо мной. Почему с ним должно быть так хорошо? Если бы все было наоборот, то мне намного проще было бы сказать, что такого больше никогда не повторится и продолжить жить веселой жизнью.

— Джош, что мы будем делать? — спрашиваю я, издавая стон и глядя на него сверху. — Нас явно тянет друг к другу, и это делает нас обоих несчастными.

— Сейчас я не чувствую себя несчастным, — отвечает он низким и сексуальным голосом, заставляя бабочек в животе порхать.

— Ты не несчастен, потому что ночью мы занимались сексом. — Это же очевидно.

Джош бросает на меня ленивую полуулыбку. Может, четверть ухмылки.

— Припоминаю.

Перестав терзать губу, набираюсь храбрости, чтобы ошарашить его идеей, которую мусолила все утро, пока он спал.

— А что скажешь, если я предложу и дальше заниматься сексом?

Джош хмурится и поворачивается на бок, чтобы отразить мою позу.

— А что еще?

— Больше ничего, — быстро отвечаю я, уже чувствуя, как он хочет отстраниться. — Только секс.

Он прищуривается.

— Ты серьезно не против?

— Гм, нет, потому что секс действительно хорош, насколько я могу судить, — щебечу я, пытаясь поднять настроение.

Он облизывает губы и настороженно смотрит на меня.

— Но что, если... ты решишь, что хочешь чего-то большего?

— А ты хочешь чего-то большего? — выпаливаю я.

— На большее я не способен, Линси. — Поджав губы, он смотрит в пространство между нами. — После Балтимора и всего... всего, через что я прошел... это, по сути, все, что я смогу предложить.

Я жду, любопытствуя, не намекнет ли он на то, что там могло произойти.

— Уверен, что не хочешь поговорить о Балтиморе?

Он качает головой и, сжав челюсти, смотрит на меня, напоминая, как здорово умеет возводить стены.

— По правде говоря, я не могу дать больше ни одной женщине. Признаюсь, когда мы с тобой впервые встретились, я хотел увидеть тебя снова. Но не заводить с тобой отношения. Только чтобы…

— Трахнуть, — заканчиваю я за него, игнорируя боль, которая шевелится в животе от этого грубого признания.

Он медленно моргает.

— В твоем исполнении я звучу как мудак.

— Ну, у тебя не зря прозвище доктор Мудак, — говорю я с улыбкой, на которую он не отвечает. — Слушай, Джош, все в порядке. Если ты мудак, то и я не лучше, потому что секс — это все, что меня интересует. — Я наклоняюсь и пристально смотрю на него, надеясь, что он поверит. — У меня есть планы на будущее, и открытие собственной клиники и начало отношений, когда у меня уже есть ребенок, о котором нужно думать, серьезно испортит все эти планы.

Джош смотрит на меня с проблеском надежды в глазах, которого раньше не было.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — отвечаю я, игриво пихая его. — И я задавала доктору Лиззи все эти вопросы о сексе, потому что гормоны беременности — это не шутка. Я возбуждена, эмоциональна и постоянно думаю о сексе. У меня водонепроницаемый вибратор, но не думаю, что он предназначен для такого частого использования.

Джош укоризненно прищуривается, губы подергиваются от смеха.

— Я знал, что слышу, как что-то вибрирует, когда ты принимаешь ванну.

У меня отвисает челюсть.

— Фу, ты подслушивал под дверью?

— Нет, — отвечает он, защищаясь. — Ну... пару раз. Иногда я боюсь, что ты упадешь, поэтому прижимаюсь ухом к двери, чтобы убедиться, что слышу движение.

Я издаю недоверчивый смешок.

— Ты сумасшедший.

— Знаю, — тихо отвечает он, выглядя немного грустным.

Проходит несколько секунд, когда я, наконец, говорю:

— Тебе действительно нужно поговорить с кем-нибудь о своем беспокойстве, Джош. Я знаю нескольких хороших психотерапевтов, с которыми ты мог бы легко связаться.

Он бросает на меня равнодушный взгляд.

— Не дави, Джонс.

Я поднимаю руки в знак поражения.

— Ладно-ладно. Я оставлю психоанализ, если ты на время отправишь моего Бабника Pro40 в отставку.

Уголок его рта приподнимается.

— Какая ты благодетельная.

— Вы даже не представляете, доктор Мудак, — невозмутимо отвечаю я.

— Я покажу тебе доктора Мудака. — Он бросается ко мне, наши губы на мгновение соединяются, прежде чем тот скользит вниз по моей шее, чтобы грубо потереться утренней щетиной о мою чувствительную кожу.

Я протестующе визжу, когда Джош с изысканной пыткой покусывает мою плоть, затем укладывает меня на спину и устраивается между моих ног. Его поцелуи перемещаются вниз по моему плечу и левой груди, потом он останавливается и сильно всасывает ткань футболки, прежде чем перейти к другой груди и сделать то же самое.

Я стону и толкаюсь тазом вверх, желая снова ощутить его толстый член внутри себя.

— Я так понимаю, твой ответ — «да»? — задыхаясь, спрашиваю я и слышу, как Джош бормочет свое согласие в мое декольте. — Только секс?

— Только секс и, в конце концов, ребенок, — отвечает он, его голова движется мимо моего живота и между моих ног к месту, которое определенно заслуживает некоторого внимания со стороны чего-то еще, кроме Бабника Pro40.