Но Баджер Бэйтс был вынужден что-то сказать, зная, что если он выразит своё восхищение, как остальные, ему придётся расстаться с чешуйкой Малаэрагота. А Бэйтс никогда не сдавался без боя.

- Здесь нет сапфирового, - указал он, оглядывая разбросанные изображения. – Я видел то, чего не видела ты – Малаэрагота в ярости! Я видел его тогда, когда он растерзал обидчиков своего мага, и с тех пор никто его не встречал.

- Малаэрагот! Этого дракона рисовать опасно, - нахмурилась Петра, услышав имя. – Мне это удалось лишь раз, когда он пробирался по своим студёным пещерам, но он увидел моё творение в магическом зеркале, и отправил слугу выкрасть его.

- Легко сказать, тяжело доказать, - возликовал Бэйтс. – Я тебе не верю. Старый дракон пропал сотню лет назад. Многие здесь знают, что я последний, кто видел его живым.

В ответ на насмешки Бэйтса Петра покачала светловолосой головой и начала собирать картины, плотно сворачивая и складывая в защитные футляры.

- Малаэрагот служил Увалхуру из Сембии, много лет назад, - продолжал Бэйтс, - а я копал фонтан в саду, когда воры пробрались внутрь и убили хозяина. И я могу доказать, что был там в тот день – вот его чешуя! - объявил дворф, с грохотом поставив железную коробку на стол и открыв крышку.

- Я никогда не называла тебя лжецом, несмотря на твою бестактность и на обвинение во лжи с твоей стороны, - ответила художница тем же спокойным голосом, которым озвучила Никсу и Сильверу тот факт, что они ничего не знают о глазах зелёных драконов. – Это вполне может быть его чешуя – она принадлежит старому дракону, действительно сапфировому. Цвет и размер говорят об этом. Но если ты столкнулся с его гневом, то должен знать, что сапфировый дракон – это тот дракон, которого лучше не тревожить. Я бы не стала выкрикивать его имя направо и налево, и хвалиться своим знанием так громко. Ведь неспроста он решил называть себя Незримым Драконом.

- Что ж, - вмешался Сильвер, жаждавший восстановить статус эксперта по драконам в глазах толпы.  – Баджер не совсем уж дурак. Доказательство есть доказательство, как он любит говорить. Ты могла рисовать драконов, слушая местные истории о них. Ведь ты слушала всю зиму. Откуда нам знать, что ты видела всех этих созданий вживую?

- Потому что я рисую только то, что видела сама, и потому что все мои рисунки достоверны в мельчайших деталях, - ответила Петра, чей голос стал чуточку громче, теперь, когда к допросу дворфа присоединился и гном. – И если бы за вашими глазами крылось хотя бы немного мозгов, вы бы уже отдали мне этот кубок, что сейчас стоит на прилавке. Потому что я показала вам больше драконов, чем историй о них было здесь рассказано за зиму!

Бэйтс втянул воздух и шумно выпустил его обратно.

- Покажи мне Малаэрагота, - потребовал он, - и я отдам тебе его чешую, а заодно удвою количество монет в кубке.

Толпа задержала дыхание. Сапфировая чешуйка, конечно, редкость, но содержимое кошелька Бэйтса появлялось на свет ещё реже.

- По рукам! – воскликнула Петра; как и большинство мастеров своего дела, она не могла устоять перед пари. – Я нарисую Малаэрагота, каким в последний раз видела, старым, но коварным, и жадным до магии, как любой волшебник! Но это большой дракон, и мне понадобится много места.

Она огляделась, затем подошла к северной стене. Миссис Варни только побелила её парой дней ранее. Художница взглянула на трактирщика, всё ещё сидящего на стойке, и спросила:

- Могу нарисовать здесь?

Варни кивнул, подумав, что изображение сапфирового дракона будет привлекать выпивох не хуже рассказов. Это, как потом поговаривала миссис Варни, оказалась очередная глупость в духе Варни.

Петра попросила несколько сырых яиц и немного чистой воды, чтобы развести краски. Варни притащил ингредиенты, заодно подсчитав стоимость и решив добавить их как «дополнительные услуги» к её счёту. Женщина достала из рюкзака ящичек c сухими красками и бесчисленными кистями. Выхватив из камина головешку, она набросала очертания Малаэрагота на стене – дракон застыл на полушаге, всматриваясь в парящее зеркало.

Петра смешала краски на крышке раскрытой коробки, ставшей палитрой с пятью цветами и тремя кисточками. Вначале она рисовала широкой кистью из бычьей шерсти, нанося размашистые мазки глубокого морского цвета.

Затем переключилась на кисть потоньше, из волосков лисы, вырисовывая более тонкие детали – чешую, когти, уши и нос – ультрамарином и бирюзой. Наконец, она выхватила совсем маленькую кисточку из беличьего меха, добавляя мельчайшие лазурные и золотые точки пыли вокруг тела дракона. Малаэрагот замерцал на стене, словно драгоценный камень, и сапфировая чешуйка в сейфе Бэйтса отозвалась тем же голубоватым сиянием. Всматриваясь в нарисованную шею, люди даже могли заметить, что одна из чешуек отлетела, и на её месте выросла новая, более светлая.

Петра рисовала очень быстро – этому она научилась, пытаясь рисовать драконов в полёте – но когда она закончила, восход уже заглядывал в окна таверны. Пока она быстрыми, скупыми движениями очищала инструменты, зрители потягивались и расталкивали отдельных заснувших гномов.

Никс и Сильвер протолкались через толпу, чтобы рассмотреть творение получше, однако Бэйтс остался сидеть на стуле, сжимая свой железный ящик рукой так, что аж костяшки побелели.

Пока собравшиеся наслаждались правдоподобностью сапфирового дракона, Петра развела новые цвета и разместила картинку поменьше в нарисованном зеркале. Но никто, кроме Варни не смотрел на зеркало, висевшее перед драконом. В нём он увидел собственную таверну, себя за стойкой, пересчитывающего монеты в сундучке, и остальных, вытянувших шеи, чтобы рассмотреть женщину, рисующую на стене сапфирового дракона. «Умно», - подумал Варни, оставшись очень довольным новой декорацией на стене «Дракона Добитого». В отличие от скрипевшей на ветру вывески, сейчас ему даже не придётся платить за новое украшение.

- Ну, - поинтересовалась художница у Бэйтса, продолжая работать над картинкой в зеркале, - это ли не Малаэрагот вживую?

Дворф не шевелился, не издавал ни звука, но и не спал. Нет, он сидел на своём месте, наблюдая за женщиной, а его лицо становилось тем краснее, чем она была ближе к завершению рисунка. Видя его злобную гримасу, Никс и Сильвер понимали, что их товарищ проиграл спор, но подмигнули друг другу, будучи уверенными в том, что тот найдёт способ увильнуть от расплаты.

- Не вживую, - сказал дворф после долгой, очень долгой паузы. – Я старый дворф, и я знаю, что я знаю. Меня не проведёт какая-то там женщина.

Толпа неодобрительно зароптала.

- Но это отличная картина, - возразил Никс, - кажется даже, что он дышит!

- Всё же, - добавил Сильвер ради хохмы, - дворф не соврал. Что не так с рисунком, Баджер?

- У дракона были глаза, - указал тот на пустые дыры в голове дракона, туда, куда Петра не нанесла ни единого мазка на белую штукатурку.  – Если бы она и правда видела его, то знала бы, какого цвета его буркала.

- Зелёные, точно незрелые сливы – когда он спокоен; сверкающие, как летняя молния – когда рассержен, - ответила Петра.

- Покажи! – требовал дворф.

- Лучше не стоит, - отрезала Петра, собирая краски и кисти, за исключением самой маленькой, с золотистыми волосками. – Лучше, если ты заплатишь, как и обещал, и оставишь Малаэрагота в таком виде. Без глаз. Старый вирм не любит, когда кто-то за ним подглядывает. А я, - добавил она сердитым голосом, - не люблю, когда кто-то пытается соскочить со сделки.

- Если сможешь завершить рисунок правильно, - упрямился Бэйтс, - я заплачу. Но до того не дам ни пенни, и уж тем более не отдам кубок. Вы согласны, парни?

- Нуу, - протянул Никс, почувствовав покалывание в большом пальце ноги – там, куда его до кости укусил детёныш красного дракона. – Думаю, девица справилась на отлично. Это точно не простой синий. Совершенно точно сапфировый, и кто скажет, что это не Малаэрагот.

- Я! – заорал Бэйтс. – Я – последний живущий из тех, кто видел этого дракона, и только я знаю, какие у него глаза!

Сильвер, будучи любителем различного рода заварух, встал на сторону дворфа:

- Незаконченное полотно – как незавершённый рассказ. Мы никогда не отдавали кубок тем, кто не дарил нам достойного финала. Варни, что скажешь?

В этот момент Варни допустил очередную ошибку, ответив:

- Скажу, что судьи здесь вы. Если скажете, что она не заслуживает кубка, он вместе с монетами остаётся здесь. Ни единой пуговицы для леди. А ты, Петра-художница, должна мне за напитки и яйца с водой для красок.

Петра стала такой же красной, как Бэйтс.

- Будь по-вашему, - процедила она, достаточно громко, чтобы Никс услышал это и впоследствии вспоминал. – Я предупредила. Но это ваша стена. И ваши жизни.

Она схватила крохотную золотистую кисточку и вытащила обмотанную шёлком баночку из бокового кармана сумки. Открутив крышку из слоновой кости, окунула инструмент внутрь. Что-то заблестело на кончике кисти, но никто не мог сказать, какого цвета была краска. Быстрыми, искусными движениями Петра написала драконьи глаза.

И они были прекрасными, переливчатыми как жемчужины, и зеленоватыми точно молодые сливы; они поблёскивали в бледном зимнем свете, пробивавшемся через щели в ставнях. Из-за игры света и тени на морде дракона глаза казались живыми, подумал Варни.

- Награду я забираю, - заявила художница, схватила кубок со стойки и высыпала монеты и пуговицы в походный мешок.  Произносила она эти слова, уже направляясь к двери.

Ко всеобщему удивлению, Бэйтс не возражал. Дворф громко и протяжно выдохнул.

- Мда, - сказал он. – Это Малаэрагот! – затем добавил, недовольно и упрямо: - Но он не очень похож! Настоящий был гораздо уродливее.

Услышав своё имя, нарисованный дракон моргнул и напряжённо уставился в нарисованное же зеркало, плававшее в воздухе перед ним. Варни тоже уставился. Он увидел, как толпа в отражении поворачивается, толкается, движется волной смешанных красок, отшатываясь от неистового взгляда дракона.