Через мгновение его руки оставили мое запястье, и он встал с кровати, остановившись в двух шагах от нее.

— Кто сделал это? — вернее, кто пытался сделать это.

Я не хотела произносить свои догадки вслух. Не хотела, чтобы слетев с моего языка, они стали чем-то реальным. Мое тело сражалось накануне, и очевидно проиграло. Меня не изнасиловали, но я ощущала эти намерения на своей коже, как грязь. Человек, который избил меня и не закончил начатое, оставил свои гнусные мысли вместе с синяками.

Шесть лишь покачал головой:

— Я не знаю.

Он не смотрел на меня так, как я того ожидала: в его взгляде не было никакой жалости, что принесло облегчение. Кто-то из нас должен был держать себя в руках, потому что я боялась, что мои слезы в конечном итоге утопят нас обоих. Потому что я не из тех, кто плачет.

— Ты… — слова казались слишком тяжелыми, и никак не хотели вылетать изо рта.

— Ты видел его?

Его челюсть сжалась в ответ. Я кивнула в знак поражения и сжала руки в кулаки под одеялом.

— Было темно.

— Я догадалась, — ответила я, уцепившись за него взглядом.

— Ты… — Шесть провел рукой по голове. Он не знал, как спросить, что спросить. И было видно, что ему некомфортно спрашивать о таком.

— Я в порядке, — я не была, но между ног не было никакой боли.

Не знаю, что со мной произошло, но одно я знала точно: Шесть прервал это. Это. Слово из трех букв казалось непереносимо тяжелым и омерзительным. Сделав шаг к кровати, Шесть попытался отыскать на моем лице возражение, после чего осторожно опустился на край и повернулся ко мне.

— Что я могу сделать для тебя?

В ответ я наклонила голову и удивленно на него уставилась. Большинство людей в такой ситуации вели бы себя довольно банально: заикаясь и запинаясь, попытались бы поговорить об этом, испытывая при этом неловкость. Вместо этого Шесть предложил мне помощь.

Шесть положил руки на кровать, и мой взгляд зацепился за сбитые в кровь костяшки.

— Расскажи мне, что случилось с твоими руками.

Он бросил на них взгляд, после чего снова посмотрел на меня пронизывающими зелеными глазами.

— Я его оттащил.

«Думаю, ты сделал намного больше, нежели просто оттащил ублюдка».

— Который сейчас час?

Мужчина поднес запястье прямо к лицу.

— Десять минут двенадцатого.

Я кивнула:

— Как долго я была в отключке?

— Я принес тебя сюда в час ночи.

Я снова кивнула:

— Ты готовил завтрак?

Его тело слегка расслабилось, тем самым позволив мне заглянуть в трещины его стен. Шесть тщательно скрывал и охранял свои мысли от окружающих. Язык его тела едва ли говорил, о чем он думал и что чувствовал.

— Да, — пробормотал он.

— Отлично, — я села повыше, отчего одеяло скользнуло вниз по моему телу. Шесть отвернулся и встал.

— Вот, — сказал он и бросил мне рубашку, которую достал из корзины для белья рядом с кроватью, после чего покинул комнату, направившись обратно на кухню.

Он хотел, чтобы я прикрылась. Я вспомнила о новой паре нижнего белья на моем теле. Было очевидно, что мужчина раздел меня, когда принес домой, но после надел удобную рубашку и чистое белье.

Шесть не только защитил меня кулаками, но и позаботился о моем самочувствии и удобстве. Никто никогда не делал ничего подобного для меня. Я чувствовала, как гул в голове начал нарастать с новой силой.

— Извини, — мои запоздалые извинения вынудили мужчину оглянуться на меня, стоящую в дверях. Я кивнула головой в направлении ванной: — За то, что набросилась на тебя.

Он в замешательстве моргнул, и это мгновенно смягчило его черты.

— Это было ожидаемо, — подняв руку, он поманил меня к себе. — Иди есть.

В центре комнаты стояли два стула и стол, которых у меня раньше не было. Смерив их долгим взглядом, я показательно села на пол. У меня не было стульев и стола, и мне было все равно, зачем Шесть притащил их сюда вместе с едой. Мне нравилось отсутствие мебели в моем доме, вот и все. Как и я, Шесть проигнорировал мебель и сел напротив меня на холодный пол.

— Ты всегда захватываешь мебель, когда выходишь погулять? — спросила я после того, как проглотила кусочек восхитительного хрустящего бекона.

— Я не хотел оставлять тебя ночью одну, — сказал он, отпивая из чашки воды. — Я так и не смог заснуть, поэтому утром пошел в продуктовый магазин. Рядом с ним наткнулся на магазин мебели, — быстрым взглядом Шесть осмотрел комнату. — Тебе не помешало бы что-то, на чем можно сидеть.

— Я не часто нахожусь здесь, — ответила я тихим голосом.

Шесть посмотрел на меня долгим взглядом, но так и не проронил ни слова, пока я не закончила есть. Пару раз я ловила на себе его взгляд, словно он ожидал моего срыва. Словно он ждал, когда же закипевшие эмоции выльются из моих глаз или же рта, но в моих планах не было устраивать плаксивое шоу перед странными незнакомцами. Я облизала пальцы и откинулась назад на пол, потягиваясь от сытости:

— Я люблю есть.

Я услышала звон тарелок и почувствовала, как прогнулся пол, когда Шесть встал и прошел на кухню.

— Не похоже, что ты много ешь.

Я покачала головой из стороны в сторону на полу:

— Я часто готовлю.

— Это сложно назвать готовкой.

— У меня сгорают даже тосты, а ты мне приготовил гребанный бекон и яйца!

Шесть что-то уронил на кухне:

— Гребанный бекон и яйца?

Я повернулась на бок, лицом к кухне.

— Это же бекон, Шесть.

Я закатила глаза, как будто мое заявление должно было все объяснить. Любовь к бекону не требует разъяснений. Увидев металлический блеск, я вспомнила кое о чем.

— Где мой нож?

— Ты собираешься использовать его на мне?

— Вероятно, нет.

— Уже прогресс, — ответил он, и в его голосе прозвучал намек на юмор. Шесть открыл ящик и кинул мне нож.

— Спасибо, — я перевернула нож и принялась вычищать грязь под ногтем тупой стороной.

Мужчина осторожно посмотрел на меня и открыл морозилку.

— Вот, — сказал он, передавая мне пакет льда. — Приложи к лицу.

Приложив холод к лицу, я наблюдала, как. Шесть моет наши тарелки и кладет их на полотенце.

— У меня нет средства для мытья посуды.

— Теперь есть, — его изумительные глаза не отрывались от сковородки, которую он теперь мыл.

По мере того, как он двигал руками, мышцы под рубашкой то сокращались, то расслаблялись, играя с тканью. От очередного движения бицепсы натянули ткань рукавов.

— А еще у меня нет кухонных полотенец.

Шесть ничего не ответил, продолжая мыть посуду и раскладывать ее на новом красном полотенце. В моей квартире было не много вещей, потому что все деньги уходили в первую очередь на наркотики, а уже потом на аренду. Мой банковский счет, наполненный благодаря летним подработкам и работам с ненормированным рабочим графиком, был почти пуст. Из-за этого я реже стала употреблять наркотики, если только мне не удавалось получать их хитростью, прямо как прошлой ночью у Джерри. Я задумалась, что случилось с остальными украденными таблетками.

— Твоя золотая рыбка выглядит не слишком хорошо, — сказал Шесть, прерывая мои мысли.

— Генри никогда не выглядит хорошо, — ответила я, наблюдая, как яркая рыбка плавает в своем крошечном домике. Я даже не могла поддерживать жизнь рыбы.

Я вспомнила ночь, когда встретила Шесть.

— Кто та женщина? И девочка?

Он поднял голову, молча меня рассматривая.

— Кто?

— Женщина из твоего кошелька.

Его взгляд проследовал к куртке, которая висела на одном из купленных им стульев.

— Одним взглядом ты только что сказал мне, где находится твой кошелек, — сказала я, подкладывая руки под голову и потягиваясь. — Тебе следует быть более осмотрительным.

Я наблюдала, как он вытер руки и вышел из кухни.

— У тебя есть работа?

Итак, очевидно, он снова не собирался отвечать на мой вопрос.

— Не на данный момент, — постоянная работа была следующей в списке невозможных вещей.

— Хочешь, подкину одну?

— Это что-то грязное или жалкое?

Шесть покачал головой:

— Нет.

— Скорее всего, я облажаюсь, — я всегда порчу то, что имеет хоть какую-нибудь важность.

Мужчина одарил меня взглядом, от которого мне пришлось скрестить ноги.

— Нет, не облажаешься.

— Ладно, — я огляделась вокруг, пока обдумывала его предложение. Голоса в голове призывали согласиться. — Я согласна, — ответила я, наконец, и голоса тут же заткнулись.

— Ты даже не спросила, что за работа.

Я села.

— Ты спросил, хочу ли я этого. Я хочу.

— Мне нужна помощь.

Я позволила пакету со льдом соскользнуть с лица:

— Я предполагаю много помощи, иначе ты не предложил бы мне работу.

— Я вернусь через три дня.

И затем он вышел за дверь без единого слова.