Я собираюсь сама побежать по переулку, думая, что он уже завернул за угол, но затем я слышу шаркающий звук над головой. Глядя вверх, я могу разглядеть темную, громоздкую фигуру Родиона, взбирающегося по пожарной лестнице жилого дома.

Черт. Он поднимается на крышу.

Пожарная лестница частично убрана. Я должна подпрыгнуть как можно выше, чтобы ухватиться за лестницу, а затем подтянуться. Если бы я не была такой высокой, я бы вообще не смогла бы до нее дотянуться.

Я стараюсь свести свое ворчание к минимуму, чтобы Родион меня не услышал. Я жду, пока он полностью поднимется, прежде чем начать взбираться по шаткой, дребезжащей лестнице. Если он посмотрит вниз и увидит меня, мне крышка.

С каждым этажом, на который я поднимаюсь, мои руки становятся все более и более потными. Здание должно быть двадцатиэтажным. Мне совсем не нравится быть здесь, наверху, ни капельки. Было достаточно плохо находиться на колесе обозрения или в стеклянной комнате, но, по крайней мере, это были закрытые пространства. Перила пожарной лестницы едва доходят мне до пояса. Я с ужасом осознаю, как легко было бы перевалиться через тонкий металлический край.

Я стараюсь не смотреть вниз, когда тротуар все дальше от меня. Я стараюсь не чувствовать дуновения ветра здесь, наверху, или не замечать, какими близкими кажутся облака над головой.

Я выглядываю на крышу, пытаясь увидеть, куда делся Родион. Через мгновение я замечаю его на дальней стороне здания, устанавливающего какое-то устройство типа треноги.

У меня пересыхает во рту, как в пустыне, когда он достает снайперскую винтовку из своей сумки. Родион планирует застрелить Неро Галло через окно его больницы.

В отчаянии я подумываю о том, чтобы сбежать обратно по пожарной лестнице, чтобы найти телефон и позвонить кому-нибудь: в полицию или Себастьяну. Но я уже знаю, насколько это было бы бесполезно. Неро будет мертв задолго до того, как кто-нибудь доберется сюда.

Единственный человек, который может ему помочь — это я.

Я даже не хочу подниматься на крышу. Все мое тело кричит мне не делать этого.

Крыша плоская и открытая, с бетонным выступом высотой всего в два фута по периметру. Нет ни стен, ни перил, ничего, что помешало бы мне оступиться и упасть с края. Из здания внизу торчит пара вентиляционных люков, но в остальном здесь ничего нет.

Ну... почти ничего. Здание старое и в плохом состоянии. В нескольких местах она рушится. В ближайшем ко мне углу я вижу незакрепленный кусок бетона размером с кирпич. Я подкрадываюсь к нему, стараясь двигаться бесшумно, мои глаза прикованы к Родиону, когда он устанавливает снайперскую винтовку на штатив.

Я также пытаюсь не спугнуть голубей, находящихся по крыше. Их воркование и порхание помогают скрыть шум, издаваемый мной. За это я благодарна. Но если я обращу их в бегство, Родион обязательно обернется.

Я тихонько высвобождаю кусок бетона. В моих руках он тяжелый, но я хотела бы, чтобы он был больше. Родион — зверь. У меня будет только один шанс одолеть его.

Сейчас он лежит на животе, вглядываясь в прицел винтовки. Он смотрит через дорогу. Слишком далеко, чтобы я могла видеть, но я могу просто представить Неро Галло, лежащего в своей постели, бледного и неподвижного. Может быть, с Камиллой рядом с ним.

Возможно, она держит его за руку. Совершенно не подозревая, что в любой момент голова ее возлюбленного может исчезнуть в кровавом тумане.

Я подкрадываюсь все ближе и ближе к массивной фигуре Родиона. В любой момент мой ботинок мог бы раздавить камешек или осколок стекла, и Родион мог обернуться.

К счастью, он погружен в настройку винтовки, еще раз проверяя прицел и сжимая палец на спусковом крючке.

Я так близко, что чувствую затхлый запах сигарет от его одежды и его отвратительного одеколона. Я крепко сжимаю бетон обеими руками, поднимая его, готовясь обрушить на его затылок.

В этот момент один из голубей взлетает с крыши, оглушительно хлопая крыльями. Возможно, что-то его напугало. Может быть, он просто хотел видеть меня мертвой.

Родион резко поворачивает голову. Он сверлит меня своим опухшим, налитым кровью взглядом. Я все равно пытаюсь размозжить ему голову, но он откатывается от меня, и бетон лишь слегка ударяет его по плечу. Даже близко недостаточно, чтобы вывести его из строя. Тем временем я теряю равновесие от силы своего удара.

Я спотыкаюсь, пытаясь вместо этого схватить снайперскую винтовку. Думаю, может быть, я смогу застрелить его с близкого расстояния. Оружие тяжелее, чем я ожидала, громоздкое и неуклюжее. Родион вскочил на ноги. Он легко вырывает ее у меня из рук, дергая так сильно, что чуть не ломает мне пальцы.

Вместо того, чтобы направить ее на меня, он отбрасывает ее в сторону. Его рот слегка приоткрыт, показывая темную пустоту внутри. Он не издает ни звука, но, судя по форме его губ, это почти похоже на смех.

Он кружит вокруг меня, наполовину пригнувшись, провоцируя меня сделать шаг.

Я знаю, что я обречена. Родион больше меня и сильнее. Он знает, как сражаться, а я нет. Он делает ложный выпад в мою сторону. Когда я отступаю назад, пытаясь убежать от него, его рот снова открывается, и он издает тихий пыхтящий звук, который, я уверена, является его версией смеха.

Его темные глаза блестят, а круглое уродливое лицо покраснело от солнца и напряжения, вызванного восхождением сюда. Он поднимает большую, покрытую шрамами руку, маня меня, провоцируя напасть на него.

Вместо этого я ныряю за упавшим куском бетона и поднимаю его. Я бросаю его в него так сильно, как только могу, пытаясь выбить ему зубы. Он легко отбивает его и затем бросается на меня.

Мне удается на дюйм высвободиться из его рук, но он хватает меня за конский хвост и дергает назад. Я бью его по лицу так сильно, как только могу. Это как удар кулаком по мешку с песком. Кажется, он едва замечает удар. Вместо этого, его поросячьи глазки сверкают, он отводит кулак назад и ударяет меня в плечо, прямо в то место, куда меня подстрелили.

Он даже не ударил меня в полную силу, но боль взрывная, ослепляющая. Я падаю на землю, задыхаясь, моя правая рука зажимает место, которое превратилось в пылающий шар агонии. Я почувствовала, как разошлись швы, и я уверена, что у меня снова идет кровь.

Родион хватает меня за горло и снова поднимает на ноги. Он отрывает меня от земли, слишком маленькие кроссовки Аиды болтаются, пока я беспомощно брыкаюсь. Родион начинает тащить меня к выступу.

Это мой худший кошмар: он собирается сбросить меня с крыши, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить его. Я почувствую, как его руки разжимаются, я почувствую, что невесомо парю в воздухе, а затем с тошнотворной силой устремлюсь к неумолимому бетону.

Может быть, именно поэтому я всегда так боялась высоты.

Какая-то часть моего мозга заглянула в будущее и увидела, что именно так я умру.

Я цепляюсь за его руки, брыкаюсь и извиваюсь, но его рука сомкнута на моем горле. Мое зрение уже затуманивается, голова начинает кружиться и становиться легкой.

Я смотрю в его холодные, мертвые глаза и думаю, могу ли я что-нибудь сделать, чтобы заставить его остановиться.

Я перестаю царапать его руки. Вместо этого я подношу правую руку к лицу. Поднимаю два первых пальца и прикасаюсь ими ко лбу движением, похожим на салют.

Это один из знаков Родиона, тот, которым он называет моего отца.

Я никогда раньше не пользовалась его знаками. Никогда даже не признавалась, что я их знала.

Я вижу удивление в его глазах.

Он колеблется, и я снова делаю знак, как будто у меня есть для него сообщение. Послание от моего отца.

Он медленно опускает меня, ослабляя хватку на моем горле, чтобы я могла говорить.

— Мой отец говорит... — я хриплю, а затем притворно кашляю, чтобы выиграть время.

В тот момент, когда мои ноги касаются земли, я бросаюсь вперед и обхватываю его за спину. Мои руки сжимаются на рукоятке Беретты, заткнутой за пояс его брюк. Я выдергиваю ее и бросаюсь назад, когда кулак Родиона проносится в дюйме от моего носа.

Я нажимаю на предохранитель и направляю пистолет прямо ему в грудь. Я стреляю в него три раза подряд, отверстия от пуль исчезают в невыразительном пространстве его черной футболки.

Родион едва заметно вздрагивает. На мгновение я думаю, что он действительно непобедим. Я думаю, он продолжит наступать на меня, как Терминатор.

Поэтому я стреляю в него еще дважды. На этот раз он отшатывается назад, его колени натыкаются на бетонный барьер. Он очень тяжелый, его огромная масса сосредоточена в груди и плечах. Он заваливается назад, скатываясь с крыши на тротуар вниз.

Я все еще держу пистолет обеими руками, направляя его на то место, где он стоял мгновением раньше.

Мне приходится заставить себя опустить его, мое дыхание прерывистое и почти истеричное.

Мне не нравится находиться на этой крыше. Ни единой долбаной секунды.

Мне приходится ползти обратно к пожарной лестнице, потому что я слишком слаба, чтобы идти.

Спуск вниз — едва ли не худшая часть из всего. Меня трясет так сильно, что шаткая металлическая конструкция не перестает дребезжать подо мной. Я продолжаю думать, что если я посмотрю вниз, то увижу Родиона, ожидающего внизу, окровавленного и хромающего, но все еще каким-то образом живого, как монстр из фильма ужасов.

Я не смогла заставить себя заглянуть через бетонный барьер, чтобы увидеть его изломанное тело на улице. Однако я услышала визг шин и крики людей, которые видели, как он приземлился.

Я все еще слышу крики, когда наконец спрыгиваю с пожарной лестницы. Вой сирены, далекий и приближающийся.

Я бегу обратно к BMW Энцо, мои колени дрожат подо мной.

Я сделала это. Я спасла Неро.

Но я понятия не имею, куда делся Адриан.