38. Райк Мэдоуз

Я наливаю воду в бутылку после того, как доедаю свой бургер.

Ло бросает свою грязную бумажную тарелку в огонь. Никто не упоминает о том, как долго отсутствуют девочки, но с каждой паузой в нашем разговоре, становится понятно, что все об этом думают. Мы поели без них, потому что никто из нас не хотел есть холодную еду.

— Кажется, Лили набирает вес, — говорю я Ло.

Она всегда была очень костлявой, от природы тощей и долговязой, так что то, то она поправилась — это хороший знак. Это значит, что она на пути к выздоровлению и не так поглощена своей сексуальной зависимостью.

— У неё грудь стала больше, — говорит Ло, делая глоток воды. Он закручивает крышку, в сотый раз с момента начала похода погружаясь в размышления.

— Или у Дэйзи стала меньше, — добавляю я.

Ло хмурится.

— Сколько раз, блять, я должен повторить одно и тоже.

— Что? Что я не должен смотреть на её сиськи? Там же ничего нет, — говорю я гребаную правду, но тут же понимаю, что это звучит ужасно. Мне не нужно, чтобы у девушки была большая грудь, чтобы любить её или считать привлекательной. Всё это не имеет значения.

Коннор сморит на меня с приподнятой бровью.

Да, это именно то, чего он просил меня не делать. Просто, блять, замечательно.

Ло машет на меня своим пластиковым ножом для масла.

— Сколько раз за два года мне нужно напоминать тебе, чтобы ты не говорил о её сиськах? Ну серьёзно? Это, блять, странно.

Теперь я чувствую себя дерьмово. Я постоянно напоминаю себе, что она моя девушка, но это чертовски трудно, когда Ло смотрит на меня, как на очередного Джулиана.

— Это ты заговорил о сиськах Лили. Я не сказал о них ни слова, пока это не сделал ты.

Коннор оборачивает алюминиевой фольгой тарелку с остатками бургеров.

— Ты только что выдал детсадовский аргумент, — говорит Коннор. — Фраза Он первый так сказал, не является хорошим контраргументом.

Клянусь, им нравится, блядь, набрасываться на меня — возможно, потому что они знают, что я могу это выдержать.

— Спасибо за мнение, Кобальт.

— Всегда пожалуйста, — говорит он.

Потом он сверяет часы и смотрит на лес, где скрылись девушки. Прошло ахренеть как много времени. Я начинаю беспокоиться о Дэйзи. Не знаю, куда она повела Лили и Роуз, но она вполне могла залезть на дерево и упасть с ветки. Моё сердце падает в пятки.

И тут Ло срывается со стула, бросая свою бутылку с водой на сиденье.

— Я пошёл искать Лили.

Он произнес эти невысказанные слова, и вот так мы все встаём и идём за Ло. Мы можем оставить костер на несколько минут, не туша его.

Идя в том направлении, куда ушли девочки, мы слышим журчание воды и думаем, что Дэйзи это привлекло бы. Чем ближе мы подходим к ручью или водопаду, тем чаще раздаются голоса.

— Они высасывают все мои питательные вещества! — кричит Лили.

И Ло начинает срывается, его походка превращается в бег.

— Не двигайся, — спокойно говорит Дэйзи.

Роуз громко шипит.

— Я убью каждую из этих отвратительных тварей! — Коннор поддерживает темп Ло, а я остаюсь позади них, думая, что Дэйзи в порядке.

Когда мы выходим на поляну, Лили выглядит как олень, попавший в свет фар.

Чёртов голый олень.

Я стараюсь не смотреть, но черные пиявки прилипли к её животу и рукам, пока Дэйзи пытается их содрать... будучи тоже голой.

Это не первый раз, когда я вижу её полностью раздетой. В прошлом году. В канун Нового года в доме Роуз в Принстоне у Дэйзи было заговорщическое выражение лица с очень игривой улыбкой. Начался обратный отсчет до полуночи, и пока её спутник, какая-то, блять, модель из Abercrombie, собирался её поцеловать, она избежала его рта, начав раздеваться, отступая к кухне с каждым сброшенным предметом одежды. Она сказала, что новый год не может начаться правильно, если кто-то не разденется.

Ее глаза были устремлены на меня.

Мои на её.

А потом модель, с которым она была — вмешался и помог снять ей лифчик.

Я схватил его за плечо, инстинктивно, как внутренняя реакция на раздражение и злость. Я не хотел, чтобы она была с этим студентом братства, первоклассным придурком. Она закончила раздеваться, и я успел мельком взглянуть на её тело, прежде чем она выбежала на улицу, смеясь от холода. А потом её спутник набросился на меня, крича мне в лицо, а моя спутница стреляла в меня кинжалами из глаз с другого конца комнаты, держа бокал с шампанским в крепко сжатой руке.

Я даже не могу выразить, сколько месяцев мы оба пытались построить отношения с кем-то ещё. Но даже видя ее сейчас голой снова, всё по-другому. Моё беспокойство достигает, блять, пика, усиливается, выкручено до предела.

Мой брат не видит ничего вокруг. Он просто идёт прямо к Лили, не глядя ни на кого другого.

Коннор уже рядом с Роуз, пока она упрямо пытается оторвать пиявку от лопатки, поначалу отказываясь от его помощи, и поэтому Дэйзи мгновенно оттесняется в сторону.

Вернее, оттесняется ко мне.

Я хватаю её за запястье и тяну её к линии деревьев, подальше от скал, ручья и водопада. Я кручу её вокруг себя, чтобы закрыть её от взглядов моего брата и Коннора. Если и есть девушка, которой комфортно в своей коже, то это Дэйзи Кэллоуэй. Единственный раз, когда я слышал, чтобы она волновалась из-за того, что обнажена, был во время показа мод, когда её раздели перед совершенно незнакомыми людьми.

Этот чертовски жестокий поступок повлиял бы на любого.

Я даже не уверен, насколько большой след это на ней оставило. Может быть, она сама тоже не знает.

— Разве они не просто сосут кровь, а потом отваливаются, когда раздуваются? — спрашивает Дэйзи, разглядывая двух пиявок на своих руках и ту, что сосет кровь из её шеи. Из-под живота пиявки капает кровь. Я смотрю на других девушек, и они не кажутся сейчас такими же, блять, кровавыми.

Коннор отвечает Дэйзи: — На вас, девочки, их слишком много.

— Я же говорила! — кричит Лили. — Они забирают наши питательные вещества.

— Вообще-то, нет, — говорит Коннор.

Ло сосредотачивается на спине Лили, к которой прикреплены целых пять чертовых пиявок.

— Сколько болезней они переносят?

Клянусь, Лили вскрикивает от страха, как раненое животное.

Роуз корчится ещё яростнее.

— Сними их, Ричард!

Теперь, когда она уступила, он крепко берётся за её плечо и отрывает пиявку щипком пальцев.

— Пиявок можно использовать в лечебных целях. Подумай, Роуз, — говорит он ей. — Ты знаешь это.

Она дышит через нос.

Чтобы успокоить всех, Коннор добавляет: — С девочками всё в порядке.

— Может, нам их прижечь? — спрашивает Ло.

— Нет, содержимое их желудка взорвется на ране.

— Мерзость, — говорит Дэйзи, тыкая в одну из них на своем животе.

Она медленно начинает отдирать её, но потом останавливается, так как кожа натягивается, и пиявка не хочет легко отделяться.

Я быстро сканирую её тело, мой взгляд падает на спину. Две на лопатках, одна на пояснице, ни одной на заднице, но одна на икре. Мой желудок скручивается, потому что я понимаю, что их будет больно удалять.

— Я сорву их, как чёртов пластырь, хорошо?

Она кивает пару раз, не жалуясь. Я начинаю с той, что на её икре, приседаю, и она сжимает мои волосы, пока я хватаю пиявку и отрываю её одним движением. Место обильно кровоточит. Господи Иисусе. Жаль, что я не взял с собой бутылку с водой, чтобы промыть рану. 

Я отрываю ещё две с её живота и рук.

Слезы застилают ей глаза.

— Прости, — извиняется она, вытирая уголки.

Я, блять, ненавижу, когда она извиняется за свои чувства — за глупые, блядь, вещи, которые никогда не нуждаются в извинениях. Я встаю и целую её в висок, зная, что мой брат поглощен благополучием своей девушки. Я держу её за затылок и шепчу ей на ухо.

— Ты можешь поплакать, если тебе больно, милая. Это не делает тебя маленькой девочкой.

Она выпускает глубокий выдох. И её руки крепко обхватывают меня. Она прижимается лбом к моей груди, и я тянусь к ней через плечо, чтобы снять последние три пиявки на её спине. Она вздрагивает, и на этот раз только одна из ран кровоточит после удаления. Я глажу её по голове, прежде чем стянуть с себя серую кофту с длинными рукавами. Холод окутывет мою голую грудь, и я понимаю, что она, должно быть, замерзла. Я натягиваю её через голову Дэйзи, и она опадает, касаясь её бёдер, ткань впитывает часть крови.

Я растираю её руку, создавая трение, чтобы согреть её тело.

— Мы промоем их и наложим повязки в лагере, — говорю я ей.

Она кивает, а затем бросает взгляд на Ло, проверяя, наблюдает ли он за ней.

Пошло оно всё.

Я поднимаю её на руки и обнимаю. Она улыбается, несмотря на слезы, высыхающие в уголках её глаз.

— Мы встретимся с вами в лагере, — говорю я им.

Ло бросает на меня взгляд, явно заметив Дэйзи в моих руках. Это не первый раз, когда я держу её на руках. И я никогда не перестану этого делать. Я смотрю на него жестким, непоколебимым взглядом.

Я не сделал ничего плохого.

Я просто помог той, кого люблю — так же, как Ло заботится о Лили, а Коннор о Роуз. Я устал от того, что меня обсирают за то, что я поступил правильно не с той девушкой. У меня в голове всплывает самый детский ответ.

Это. Блядь. Несправедливо.

И тут Ло делает нечто удивительное. Он кивает мне, почти в виде одобрения, не совсем, но почти. Он жестикулирует головой в сторону лагеря.

— Идите.

Я иду.

Я ухожу с Дэйзи на руках.

Как я уже делал много раз.

Может быть, именно поэтому ему чертовски трудно принять этот момент. Когда все расходятся по парам, я становлюсь единственным вариантом для неё. Нет никого, кроме меня.

Именно так всё и началось.

Но я думаю о Джулиане. Я думаю обо всех других придурковатых парнях, с которыми она была. О всех других женщинах, с которыми я встречался.

И я уверен, что всё закончится не так.

Я не могу быть с ней из-за обстоятельств.

Но мы выбрали эти отношения, потому что ничто другое не казалось правильным.

Ничто другое не ощущалось так хорошо.

Наше самое большое счастье всегда было друг с другом.