— Твою мать, — задыхается она, когда выныривает на поверхность.

Её блестящие волосы прилипли к щекам. Зубы стучат, и она приближается к Лили, которая бросает свой камень, чтобы подплыть ближе к Роуз.

— Пингвинчики, пингвинчики, — говорит Лили. 

Я смеюсь, когда они прижимаются друг к другу, чтобы согреться. Я знаю, что они страдают от холода ради меня, и я это очень ценю.

Роуз смотрит на меня, и её взгляд падает на мой шрам.

Я перестаю плавать и встаю в воде.

— Ты волнуешься о том, что скажет мама? — Лили спрашивает меня первой.

Я дрожу. Я не уверена, что это только от холода.

— Я хочу жить дальше, и я боюсь, что она превратит это в такую большую проблему, что я не смогу этого сделать.

— Скажи ей это, — говорит Роуз.

— Как? — спрашиваю я. — Она не хочет со мной разговаривать. Я звонила ей пять раз.

Роуз держится за Лили, как за своё личное греющее одеяло, и пару раз чуть не окунает её под воду. Но Лили держит свой подбородок над поверхностью и пихает Роуз локтем. Роуз концентрируется на мне, или, по крайней мере, пытается это сделать.

— Она не очень хорошо воспринимает перемены, — говорит Роуз. — К тому времени, когда ты вернешься домой, она будет готова поговорить с тобой о смене профессии.

— А если у меня не будет хорошего запасного плана? — спрашиваю я.

— Он может тебе понадобиться, — честно отвечает Роуз. — Мама любит планы, и если у тебя есть только Я не знаю, — она начнет заполнять за тебя резюме для колледжа.

Значит, чтобы вырваться из-под маминого контроля, я должна понять, что я хочу делать со своей жизнью. Это не должно быть так сложно, но это звучит ужасающе принимать такое решение в восемнадцать лет.

Мне нужно ещё лет пять, не меньше.

Может быть, десять.

Десятилетие звучит неплохо. Десятилетие подготовки к тому, чем я буду заниматься следующие пятьдесят лет. Как другие восемнадцатилетние определяют свои мечты и карьерные пути прямо перед колледжем? Как можно так рано знать, что у тебя хорошо получается и что ты любишь?

Что если вы так и не узнаете?

Что, если вы проведете всю жизнь в поисках, не найдя в итоге никакого ответа?

Будущее угнетает.

Может быть, поэтому я никогда не думала об этом раньше.

— Ты и Райк, — внезапно говорит Роуз, пробуждая меня от моего меланхоличного ступора. Может, она поняла, что тема о нашей маме наводит тоску. — Вы уже трахались?

Я вытаращиваю на неё свои глаза. Ого, моя сестра сказала это так беззаботно.

— Мы не вместе, так что...

Это странно. Я говорила эти слова раньше, но теперь они стали настоящей ложью.

Роуз закатывает глаза.

— Когда вы занимаетесь сексом, пожалуйста, убедитесь, что он предохраняется. Я бы поговорила с ним, но Коннор запретил мне. Он сказал, что это не моё дело, — насмехается она. — Ты моя сестра. Это точно моё дело угрожать его яйцам и пенису.

Лили нахмурилась.

— Когда это Коннор запрещал тебе что-либо делать?

Роуз и правда имеет равные права в отношениях с Коннором. За исключением, возможно, постели. Боже, меня передергивает при воспоминании о том, как он доминировал над ней во время секса. Я сдерживаю желание исчезнуть под водой.

— Он угрожал вернуть всю одежду Hermes, которую он купил для меня, — она глубоко вдыхает. — Это было низко. Но я больше не переживаю по этому поводу.

— Конечно, — говорю я с улыбкой. — Ну, тебе не стоит беспокоиться. Я не занимаюсь с ним сексом. Пока.

Это должен быть тот момент, когда я открываюсь о своём самом первом оргазме, когда я делюсь всеми подробностями. Я уже рассказывала им об этих проблемах, так что рассказать им о своем успехе было бы естественно. Но я держу это в себе. Не только потому, что это связано с Райком, но и потому, что это связано с другими вещами, которыми я больше не могу с ними делиться.

Ночные кошмары. Сон.

Я больше не принимаю обезболивающие, а это значит, что у меня больше нет клонит в сон.

Сегодня вечером я приму Ambien, таблетку, которая борется с бессонницей, но приводит меня в состояние мрачного реалистичного сна.

Я нервничаю из-за того, что буду кричать посреди ночи, будить и волновать их. И как я это объясню?

Сказать ли мне: Я не могу спать по ночам, потому что думаю о человеке, который забрался в мою комнату, чтобы сделать снимки. Я думаю о папарацци, которые загнали меня в угол. Я думаю обо всех друзьях, которые ненавидят меня, презирают меня и пугают меня. Я думаю обо всех мужчинах, которые верят, что я Лили. И ты причина, старшая сестрёнка. Из-за тебя я не могу спать. Если бы не твоя сексуальная зависимость, я была бы свободна. Так чертовски свободна.

Ты причинила мне боль.

Я не могу произнести эти слова.

Не сегодня.

Может быть, никогда.

Никто больше не вспоминает о Райке, но через минуту Лили вздрагивает.

— Ой. Не щипайся, — говорит она Роуз.

— Я и не щипалась, — огрызается Роуз. — Перестань тереться о камень.

И тут взгляд Роуз переходит на меня, и её глаза медленно увеличиваются.

— Что? — говорю я. — Я знаю, что тебе не нравится моя стрижка, Роуз...

— Дело не в этом, — мягко говорит Роуз. — Лили, выйди из воды.

— Что? — говорит Лили, а затем следит за взглядом Роуз. — О... чёрт.

Лили показывает на мою шею, а затем поворачивается и заползает на камень. В тот момент, когда она это делает, я вижу на спине Лили то, от чего Роуз внутренне сходит с ума.

Пиявки.

Мы плаваем с пиявками.