Коннор качает головой, словно я идиот.

Прямо сейчас я хочу что-то ударить, и то, что этот самодовольный придурок стоит здесь, совсем не помогает. Успокоительное, помогавшее мне сдерживать мой темперамент, как-то быстро прекращает действовать.

— Насколько они реальны? — спрашивает Коннор. — Если тебе приходится скрывать их от друзей и семьи, ваши отношения — притворные, Райк.

— Да пошёл ты, — повторяю я.

— Нет, пошёл ты, — парирует он, что довольно для него нехарактерно. Настолько, что я напрягаюсь. — Я был за тебя. Когда Ло был против вас с Дэйзи, я пытался убедить его в том, что вы оба взрослые люди. Я поддерживал любую идею о том, что у вас могут быть отношения в будущем, и я до сих пор поддерживаю. Но после этой поездки, думаю, мне стоит пересмотреть то, насколько сильно верил в тебя в этом плане.

Уверен, это дело не только в моей руке на ее попе на той гребаной фотографии. Дело в «разговоре», который он хотел начать ещё в отеле после того, как Дэйзи проснулась с криками. Почему он решил выбрать именно этот момент, когда разговор может буквально разорвать меня на куски?

Я не рассчитывал на то, что Коннор будет сегодня настолько зол. Он был прав. Он действительно чертовски зол, и он переходит в наступление.

— Тебе следовало рассказать кому-нибудь о ее проблемах со сном, — говорит Коннор. — Я думал, что ты, из всех людей, будешь сильнее беспокоиться о ее здоровье. Я думал, ты сразу же расскажешь об этом ее сёстрам. Я думал, ты сделаешь все возможное, чтобы обеспечить ей безопасность и защиту.

— И я, блять, ей обеспечил! — кричу я. Спящие в зале ожидания начинают шевелиться.

— Тогда почему никто не знает об этом?

— Она не хотела говорить ни одной гребаной душе, — отвечаю я. — Роуз и Лили нужно было разобраться со своими чертовыми проблемами. Дэйзи не хотела беспокоить маму или вас, или кого-то ещё этим. Она хотела разобраться с этим самостоятельно.

Секунду Коннор обдумывает мои слова, затем спрашивает: — Как долго она с этим справляется?

Я качаю головой, глядя на него. — Это происходило не раз. Это целая череда разных вещей.

— Как долго это продолжается?

Я не могу от него скрывать: — Больше года.

Его глаза затуманиваются, и он несколько раз кивает.

— Это все из-за СМИ, не так ли? Папарацци, вломившиеся в ее комнату, парень, разбивший ее мотоцикл и напавший на неё — все повлияло на неё намного сильнее, чем она показывает.

— Это было только начало.

— Роуз серьезно расстроится из-за того, что не уделяла Дэйзи достаточно внимания, — Коннор глубоко вздыхает, словно чувствует боль, которую испытает его жена, а ведь она даже ещё не знает. — Не могу поверить, что раньше не увидел этого, честно.

Я закатываю глаза.

— Это останется между нами. Дэйзи должна сама рассказать своим сестрам.

Коннор кивает, соглашаясь со мной: — Она ходила к врачу?

— До поездки в Париж она регулярно ходила к психотерапевту, также она прошла множество обследований, касающихся ее проблемы со сном, — я рассказываю всю информацию, которую, как я знаю, он спросит. И никто не предложил ей лучшего решения проблемы, чем таблетки и терапия. Остается только надеяться, что однажды она это перерастёт.

Коннор достает свой телефон и начинает печатать.

— Мне нужны все имена ее врачей и терапевта.

— Ты говоришь, как Роуз.

— Я серьезно. Хочу убедиться, что ты водил ее к лучшим...

— Коннор, — обрываю его, — она моя девушка, черт возьми. Я трижды проверил каждого врача, к которому она ходила. Мне не нужно, чтобы ты делал работу за меня. Я более чем способен позаботиться о ней.

Он колеблется, убирать ли ему телефон или нет, а затем смотрит на меня. В его взгляде читается уважение ко мне, которого не было в начале разговора.

— Так вы повесили ярлык на ваши отношения?

Я киваю: — Да, это так.

Мои ноздри раздуваются, когда я пытаюсь сдержать свои эмоции. Она сейчас находится в чертовой палате, возможно борется за свою жизнь. Где я ошибся, что в результате она оказалась там? Где я облажался?

Иногда я задаюсь вопросом, какой бы была моя жизнь, если бы я решил не общаться с моим братом. Если бы я решил не вынимать голову из песка.

Моя мама никогда бы не узнала о зависимости Лили.

Об этом бы не трубил весь гребаный мир.

Не было бы внимания со стороны СМИ.

Дэйзи бы спокойно спала.

Лили бы не переживала постоянный стыд.

И никто бы не мог увидеть сексуальную жизнь Коннора и Роуз в Интернете.

Что касается моего брата — думаю, он все так же бы пил.

Я делаю глубокий вдох, этой ночью на мои плечи свалилось ещё больше сожаления, чем я привык выносить.

— Я не всегда поступал правильно, Коннор, — начинаю я. — Я не идеален. Но я так сильно стараюсь присматривать за ней и моим братом. И если я причиняю им боль, то тебе нужно об этом мне сказать прямо сейчас, — я встречаюсь с ним взглядом — никакого притворства. Никаких шуток, — наши тела напряжены, что тяжело дышать. И от всей своей гребаной души я говорю: — Я не хочу разрушить чью-то жизнь своим присутствием. Это никогда не входило в мои намерения.  

Коннор издаёт измученный смешок, и слезы появляются у него на глазах.

— Райк... — он качает головой и трёт свои губы. Он опускает свою руку. — Ты пробежал с ней на руках почти пять километров. Рождение твоего брата стало причиной развода твоих родителей, и все же ты отдаёшь большую часть своего времени и энергии, чтобы помочь ему оставаться трезвым. Как ты вообще можешь думать, что ты причиняешь им боль? То, что ты сделал для них, не что иное, как героизм, и если ты этого не видишь, то ты слеп, мой друг.

Горячая слеза скатывается по моей щеке.

Я так чертовски устал быть одиноким. Я боялся, что Коннор скажет мне убираться нахрен. И это бы означало возвращение к жизни, в которой я себя больше не вижу. Дэйзи все изменила. Из-за неё мне стало комфортно делить с кем-то свою жизнь, быть счастливым в компании других. Мое одинокое будущее выглядит мрачным. Но мое будущее вместе с моим братом, моими друзьями, с ней — нет ничего ярче этого.

Она — солнце. Я — тьма.

И если она уйдёт, я могу распрощаться со светом навсегда.

И я знаю, без Дэйзи я никогда не увижу его вновь.