Игнорируя боль, пульсирующую в моём черепе, я отталкиваюсь от пола — не стреляй — и прыгаю перед Алеком в миг, когда треск выстрелов пронзает воздух.
На секунду мне кажется, что он промахнулся. Но затем острое, жгучее ощущение, похожее на жидкий огонь, пронзает мою грудь и, опустив взгляд, я обнаруживаю, что на моей блузке расцветает красный цвет.
Всё происходит медленно — Алек подхватывает меня на руки, когда я падаю. Алек выкрикивает моё имя. Алек прижимает моё тело к своему.
Лон тоже кричит, но не приближается ко мне. Вместо этого его дыхание становится хриплым. Его дорогие ботинки стучат по деревянному полу. Он расхаживает, бормоча что-то себе под нос. Паника охватывает меня, когда я понимаю, что вообще не спасла Алека, что Лон всё ещё может перезарядить ружьё, что он, возможно, даже сейчас ищет патроны. Я пытаюсь отыскать его взглядом, пытаюсь увидеть, что он делает, но Алек обхватывает моё лицо руками, заставляя меня снова посмотреть на него.
— Посмотри на меня, — говорит он. — Останься со мной.
Я пытаюсь дотянуться до него, но мои руки и предплечья онемели. Как и мои ноги, вплоть до колен. Я дрожу, зима воет в моих костях.
Мне никогда не было так холодно.
Раздаётся ещё один треск выстрела, такой громкий, что моё пробитое сердце подпрыгивает, а затем что-то твёрдое с глухим стуком падает на пол. Но Алек всё ещё держит меня, всё ещё шепчет моё имя, что может означать только...
Лон застрелился.
Вкус пороха смешивается с медью на моём языке. Алек укачивает меня, как ребёнка, его слёзы капают мне на грудь. Мой мозг говорит мне, что я должна их чувствовать, но я не чувствую.
Я ничего не чувствую.
Алек убирает волосы с моего лица.
— Не оставляй меня.
Но я уже ухожу, падаю, угасаю. Кровь булькает в горле, густая и вязкая, сквозь неё невозможно дышать.
— Я люблю тебя, — пытаюсь пробормотать я, но всё звучит так далеко, и я не знаю, слышит ли он меня.
Я пытаюсь снова произнести эти слова. Я чувствую, как мои губы формируют их, но затем моё дыхание застревает в горле, и я тону...
тону
тону
в неизвестности.